Ever since we met (СИ) - "Clannes" (книги без сокращений .TXT) 📗
Она замолкает ненадолго, ладонь с головы ее коротко скользит к плечу и возвращается обратно, едва мимолетно потрепав.
— Вроде тебя, солнышко.
— Теть Лен, — спрашивает Саша, жмурясь, — а это плохо, быть новой, не потомственной? Всякие там гадалки в объявлениях так гордо пишут про потомственность…
— Гадалки в объявлениях? — тетя Лена смеется так, будто она сказала что-то невероятно забавное. — Сашенька, солнышко, забудь ты о них. Это люди, простые люди без капли магии. Ни одна ведьма в своем уме не выставит свой дар напоказ на потеху толпе. И пишут они то, что впечатлит других людей. Магии все равно, сколько поколений она в твоей крови, она будет слушать тебя в зависимости от твоих стараний, а не того, кем были твои родители. А теперь дай мне руки, мы еще не закончили.
— Почему? — интересуется она, садясь на кровати и снова вкладывает ладошки в чужие теплые ладони.
— Потому что ты бы не выдержала всего сразу, — объясняет тетя Лена, как неразумному ребенку. Она ведь и есть неразумный ребенок, думает она — ничего в магии не смыслит, и не понимает, что и как лучше делать. — Давай, глаза в глаза.
Глаза в глаза, она послушно смотрит, послушно вслушивается в каждое непонятное слово, начитанное певучим, мелодичным голосом. Голову будто наполняет звон, тихий, мягкий, не причиняющий дискомфорта, но от которого не получается отрешиться никак — он становится все громче и громче, пока она не жмурится болезненно и не разрывает контакта. В висках снова стучит, но уже не так сильно, и от этого проще.
— Секундой ранее и пришлось бы начинать сначала, — смеется тетя Лена, притягивает ее под бок к себе, целует в макушку, и от этого почему-то не неуютно, хотя по всем признакам должно бы быть. — Теперь тебе должно быть легче контролировать себя. Отдохни немного. Нам надо к пятнице многое успеть.
— Почему к пятнице? — Саша глаза на нее поднимает.
— Потому что в пятницу полнолуние. Наташа рассчитала, что оно для тебя наиболее подходящее для посвящения в ковен, следующее такое будет только через год с лишним, — ладонь замирает на ее плече всего на миг, затем исчезает оттуда. — Надо будет научить тебя простейшим манипуляциям с магическими потоками извне к тому времени. Но пока что отдыхай.
— Теть Лен, — окликает она ее, когда та к двери уже подходит, — а что было в том чае?
Улыбка на лице ведьмы теплая и хитрая, будто говорит «тебе еще не стоит знать все». Саша мигает и думает, что ей показалось, потому что хитрость исчезает куда-то.
— Я тебя потом научу это варить как-нибудь. Это кое-что, ненадолго облегчающее связь между двумя ведьмами, чтобы я могла помочь тебе поставить этот блок, — она склоняет голову набок, взгляд ее снова ловит, и Саше кажется, что она может читать ее мысли. — Потому что это ты его поставила, я только помогла.
За окном, когда дверь закрывается, когда Саша бросает в ту сторону взгляд, уже почти темно. Спать хочется жутко, и можно было бы уже позволить себе забраться под одеяло, но не привыкла она ложиться, не почистив зубы, а значит, вставать все-таки придется. К тому же у нее, вспоминает она, еще не сделаны уроки на завтра. Саша зевает раз, другой, а потом все же заставляет себя слезть с кровати и собрать в охапку все нужные учебники и тетради. Пол в коридоре босые ступни холодит, когда она пробегается на носочках и останавливается у ваниной двери, из-за которой доносится «заходи!» почти сразу, как она костяшками пальцев стучит, перехватив поудобнее все то, что в руках держит. Впрочем, ее он явно не ожидал увидеть — сидит на ковре, ноги поджав, и комиксы про Супермэна читает. Прелестная картина — Саша ловит себя на том, что думает об этом совершенно серьезно. Наверное, потому, что выглядит Ваня довольным жизнью и увлеченным тем, чем занят. Точнее, уже не увлеченным — смотрит на нее уже не удивленно, а просто выжидающе.
— У меня голова трещит, — жалуется она, без приглашения садясь на ковер рядом с ним. — Не соображаю ничего. Поможешь мне с уроками?
— С чего начнем? — спрашивает он вместо ответа, и уже за это она готова его заобнимать. А еще за то, что краем глаза замечает свой венок, для него сплетенный, на его столе.
Картина повторяется на следующий день, и дальше — тетя Лена больше не лезет ей в голову для того, чтобы блок поставить, но учит правильно перенаправляться и силы брать извне, банально перекрывая ей доступ к ее собственным, внутренним силам, и от этого легче не становится, напротив. Болит не только голова, но и все тело («Это потому что ты не привыкла и пытаешься тянуть оттуда, откуда нельзя», говорит тетя Лена, и раз она так говорит, значит, так оно и есть) и в итоге в четверг Саша вырубается за уроками, посреди ваниной тирады о арабах. Не до конца, но просыпается потом, когда чувствует, что ее на руки подхватывают, и слышит шепот тети Лены «вымоталась бедная девочка, Андрюш, аккуратнее, не разбуди, как ты ее на кровать-то перетащил, Ванюш?» и оправдывающийся шепоток ваниным голосом «а что, надо было на полу ее оставить спать?», прежде чем провалиться обратно в сон, не дожидаясь даже того, чтобы ее на ее кровать опустили.
Но пятница начинается иначе, и в пятницу она уходит пораньше из школы, потому что Ирина Владимировна забирает ее с уроков и даже отправляет Ваню с ней, позаботиться о том, чтобы она добралась в целости и сохранности. Дома ее ждет новая чашка чая, от которого уже лишь едва сдавливает виски, и новая задача — сегодня перед ней лежит горошинка, маленькая и чуть подсохшая, но из которой явно можно что-то вырастить. Магия не всегда нуждается в ритуалах, в мантрах и благовониях, и во всем множестве деталей, говорит ей тетя Лена, но со всеми этими мелочами можно сэкономить кучу сил и добиться больших результатов. Но на посвящении, добавляет она, не будет ничего этого, и ей придется просто приложить усилия — Саша хмурится, сосредотачиваясь, и ладони смыкает над горошиной, а когда раскрывает их, ростков обнаруживается два, и один из них торчит прямо из грубой древесины стола, за которым она сидит, сколоченного дядей Андреем около месяца назад из полузасохшего дуба прямо с их участка.
— Слишком стараешься, — смеется тетя Лена, достает из банки новую горошину, которую кладет чуть левее, чтобы можно было соскоблить с дерева росток. — Попробуй концентрироваться на определенной цели. Не просто прорастить, а прорастить именно ее. Тебе же легче будет, вот увидишь.
— Если я сейчас устану, смогу ли я вообще сделать все как надо вечером? — обеспокоенно спрашивает Саша, глаза поднимая. Тетя Лена снова смеется.
— Если ты будешь делать все как надо, ты не устанешь. Давай. Еще раз.
Во второй раз все получается и правда легче, сложно только сосредоточиться на определенной точке, которая, кажется, почти пульсирует под ее руками, сложенными пирамидкой. Она останавливается, когда листочек касается ее кожи, щекочет мягко, заставляя фыркнуть, и смеется, когда к тете Лене поворачивается.
— Нужен горшок, — говорит она. — Если это посадить, у нас скоро будет горох.
Все это забавно и легко, и Саше не верится, что сегодня такой важный день, пока тетя Лена не ставит ее перед зеркалом, пока не расплетает светлые кудряшки («Никаких резинок и застежек, Сашенька, так надо») и не одевает ее в какое-то непонятное балахонистое платье. Начало октября, и на улице уже холодно — тетя Лена целует мужа в щеку, когда солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и говорит ему присмотреть за Ваней, который у себя в комнате, опять по уши утонул в своих комиксах и явно не собирается выплывать в скором времени. Ее рука теплая и крепкая, вырваться, даже если бы хотелось, не удалось бы, и она ведет ее к лесу. Туда, куда запретила заходить.
— Держись за меня, — говорит. — Я говорила тебе, что в лес нельзя, потому что ты могла найти место, где мы проводим ритуалы. Теперь тебе нельзя отходить от меня, пока мы не дойдем, пока ты не научишься владеть своими силами хотя бы немного. В этом лесу много того, что может захотеть тебе навредить.
