Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович (читаемые книги читать TXT) 📗

Старуха сидела впереди, в высоком вороте тулупа спряталась ее голова, закутанная в пуховые платки. Вожжи она подоткнула под себя и что-то монотонно рас­сказывала. Артем сидел к ней спиной и почти ничего не слышал. Длинная извилистая дорога, поблескивая коле­ей, неторопливо выползала из-под дровней. Дорога оги­бала высокие горы, взору открывались снежно-голубые, подернутые дымкой лесные дали. Внизу простиралось ровное белое поле, напоминающее покрытое льдом и сне­гом море... Снег вдруг на глазах стал таять, зазеленели кипарисами и пальмами галечные берега, и вот уже Черное море катит синие волны на песчаный пляж. В воздухе кричат чайки, где-то далеко плывет большой белый пароход. Артем стоит на облизанном волнами кам­не, взмах руками... и он носом зарылся в снег.

— Тп-р-ру! — услышал грубоватый голос старухи. — Да стой ты, лешая!

Артем сидел на обочине и моргал залепленными сне­гом глазами. Дровни остановились, и старуха повернула к нему смеющееся морщинистое лицо.

— Задремал, кукуш? — спросила она. — Гляди-ко, как ловко кувырнулся... Прямо носом в сугроб упакал!

— Далеко еще? — спросил Артем, поднимаясь.

— Вон, видишь, Птица-гора? Подымемся на гору-то, а потом все вниз да вниз, и как раз Серьга будет... Над горой будто облака ворочаются, так это дым, кукуш.

Видно, и лошадка почуяла жилой запах и сама, без понуканий потрусила.

— Есть в Серьге гостиница? — спросил Артем.

— Дом колхозника? А как же, есть, кукуш. И чай­ная при нем. Слыхала, даже горячие шанежки подают... Коль в Доме колхозника местов не будет, приходи но­чевать к моей свояченице. У ей муж в райисполкоме ра­ботает, квартира богатая. Есть где гостей принимать.

Начинало смеркаться. Птица-гора отбрасывала боль­шую тень, в которой прятались молодые ели. Дорога по­шла отложе, и, когда деревья расступились, Артем уви­дел много огней. Это была Серьга. Сам того не замечая, зашагал быстрее. Позади пофыркивала лошадка. У пер­вой избы Артем схватил с дровней сумку, поблагодарил старуху и зашагал к центру. Улицу он сразу нашел — она была главной. Бегом вскочил на крыльцо и, чувствуя, как на лбу выступает испарина, постучал в дверь. Впрочем, дверь была не закрыта. Войдя в небольшую комнату, остановился у порога и, даже не поздоровавшись, спросил:

— Где она?

Он сразу догадался, что эта поднявшаяся из-за стола белокурая очкастая девушка в меховой безрукавке и есть Зоя. Девушка тоже поняла, кто он. Она сказала: «Здравствуйте». Без лишних слов быстро оделась, и они вышли на улицу.

Гигантская тень от Птицы-горы приползла в поселок. Редкие уличные фонари освещали приземистые деревян­ные дома и двухэтажные каменные здания. Девушка ниже Тани, наверное, на голову. Пухленькая, маленькая. Вид у нее независимый и серьезный. Сбоку взглянув на Артема, она сказала:

— Я думала, вы еще вчера приедете... Вам придется за сутки в гостинице заплатить.

— Вы знали, что я приеду? — удивился Артем.

— Я в этом не сомневалась.

Голос у Зои грудной, приятного тембра. Артем по­чему-то подумал, что она поет в хоре, а очки носит для солидности. Подумал об этом мельком и тотчас забыл.

— Что с ней? — спросил он. — Осложнение после гриппа? В газетах пишут, что этот проклятый африкан­ский или азиатский грипп косит людей направо и налево.

Зоя с любопытством посмотрела на него.

— Вы это серьезно насчет гриппа?

— Я сам читал. В «Советской России»... В Нью-Йор­ке тысяча человек умерли.

— Я не об этом... Вы действительно думаете, что у Тани грипп?

— Аппендицит?

— Вы меня разыгрываете, — сказала она.

— Это вы меня разыгрываете! — рассердился Артем. — Она никогда ни на что не жаловалась... Что же все-таки с ней?!

— А вот и больница, — сказала Зоя и остановилась перед неосвещенным парадным большого двухэтажного здания. — Неужели вы действительно...

Артем, не слушая ее, рванул дверь на себя и влетел в просторный вестибюль. Просунув голову в регистраци­онное окошко, спросил медсестру:

— Что с Таней? Татьяной Васильевной Милославской... Ну, что вы на меня уставились? Да ответьте же!

Медсестра прыснула, прикрыв рот ладошкой:

— Господи, я сначала подумала, что у нее такой ста­рый муж... Вы же еще молодой, а борода, как у деда ка­кого-нибудь.. Вы полярник? На льдине дрейфовали?

— Девушка, я жду, — сказал Артем.

Медсестра прогнала с лица улыбку и официальным голосом объявила:

— Мальчик у вас, гражданин Милославский. С чем и поздравляю! Да вы что, недовольны? Вот те раз! Все хо­тят мальчиков, а вы небось ждали девочку?

— Мальчик... — с трудом выговорил ошарашенный Артем. — Какой еще мальчик?!

— Бутуз, — заулыбалась сестра. — Три кило восемь­сот. А жене вашей благодарность объявите. В первый раз рожает, а даже не пикнула.

Не видя ничего вокруг, Артем оторвался от окошка и плюхнулся на стул рядом с высоким парнем. Тот взгля­нул на него и с завистью сказал:

— Везет же людям! Парня схлопотал... А моя Нюр­ка сейчас рожает... Вдруг девку, а?

Артем встал со стула и снова подошел к окошку. Внешне он был совершенно спокоен, даже движения его стали медлительнее. Лишь в голове будто молотом било: «Мальчик, мальчик, мальчик!»

— Вот что, девушка, — начал он спокойным голо­сом. — Я только что приехал сюда издалека. Вы угада­ли: я с Северного полюса... Мне необходимо сейчас же, сию минуту увидеть Таню. И не говорите, что сегодня не приемный день, что в палату нельзя и вы меня не пусти­те, я все равно добьюсь своего...

— Зачем же вы себе нервы-то треплете? — сказала сестра. — Вон даже побледнели... Неужто мы тут сидим не люди? Надевайте халат, и я вас провожу в палату...

4

Артем сидел на узком белом топчане, накрытом кле­енкой, и смотрел на дверь. На белой этажерке стояли светлые и коричневые пузырьки с наклейками, черная продолговатая коробка, в которой хранится прибор для измерения кровяного давления, и еще какие-то блестя­щие коробочки, баночки, стакан с термометрами. Дежур­ная сестра сказала, что в кабинете лечащего врача им будет удобнее, а в палате много рожениц. Специфиче­ский запах больницы окружил его со всех сторон. И хотя волнение и ожидание встречи переполняли его, вдруг по­думал: «Вот ходим мы, здоровые люди, по земле, рабо­таем, смотрим кинофильмы, пьесы, ездим на рыбалки, а где-то в больших каменных домах тоже живут люди, которые месяцами видят кусок жизни лишь из больнич­ного окна... Кто-то пьет горькие лекарства, прикован­ный к больничной койке, лежит на операционном столе, дышит через трубку кислородом, страдает и умирает... Как будто все так и надо. И вспоминаем мы обо всем этом, лишь навещая больных или еще когда сами попа­даем в больницу».

Все это тут же выскочило из головы, когда узкая бе­лая дверь тихонько отворилась и в кабинет вошла Таня...

Таня ли это? Высокая женщина с огромными печаль­ными глазами на бледном, осунувшемся лице останови­лась на пороге, держась за ручку двери. Он встал. Уви­дев его, она даже попятилась, будто хотела уйти.

— Я так и подумала, что это ты, — сказала она. — Тебе Зойка написала? Я чувствовала, она что-то скрывает от меня.

— Больше ты ничего мне не хочешь сказать?

— У тебя седой волос в бороде...

— Здравствуй, Таня! Он хотел к ней подойти.

— Нельзя, — сказала она. — Мне скоро кормить.

Серый с отворотами халат был стянут поясом на уз­кой девчоночьей талии. Набухшая грудь выпирала. Те­перь Артем понял, почему ее глаза показались ему таки­ми огромными: под ними залегли глубокие синеватые те­ни. Похудела Таня и повзрослела. В глазах ее появилось новое, незнакомое выражение. Будто смотрит не на него, а куда-то в глубь себя. Может быть, поэтому ему снача­ла было трудно с ней разговаривать.

— Почему ты уехала? — спросил он.

— Странно, что ты об этом спрашиваешь.

— Могла хотя бы письмо написать.

— Могла бы, — сказала она. — Но зачем?

— Всякое в жизни бывает... И нельзя так вот сра­зу все рвать. Намертво.