Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна (список книг .TXT) 📗

  Избранником графини Берестовой стал полковой товарищ её брата, Виктор Осипович Разумеев, красавец-офицер с томным взором глубоких, словно ночь бездонная, глаз и бархатистым голосом, от коего сердце сладко замирало. Виктор осаду юной красавицы начал по всем правилам боевого искусства: сначала разведку глубокую провёл, потом тяжёлые орудия, коими являлись братья Штольман да граф Берестов, в заблуждение ввёл, кого-то очаровав, кого-то исподволь в глазах избранницы очернив, а с кем-то и вовсе благоразумно не встречаясь. После всех этих манёвров пришёл черёд пропаганде, коей занимались верные Виктору Осиповичу люди, не жалеющие хвалебных слов для своего товарища. Ну а уж после в дело вступил стратегический манёвр, хитроумно продуманный и блестяще исполненный. Спас господин Разумеев графиню Берестову от трёх лиходеев, кои барышню ограбить хотели, не побоялся против вооружённых ножами разбойников выступить, собой барышню заслонил и даже рану кровавую получил. Конечно, сия рана на проверку, если бы кто-то сподобился провести таковую, оказалась бы, тьфу, царапиной пустой, из тех, что крови дают много, а урону мало, но Юлия Романовна уловке поверила, окончательно капитулировала, сердце своё к ногам Виктора Осиповича бросила. А тот и рад был, при каждой встрече всё новыми и новыми тенётами графиню Берестову опутывая.

  Господин Разумеев, человек происхождения незнатного, да и небогатый к тому же, надеялся обольстить Юлию Романовну и добиться венчания с нею, дабы завладеть приданым большим, а если повезёт, то и графский титул заполучить. Но братец Юленькин беду, пусть и с запозданием, а всё же почуял, бросился к Вильгельму Штольману с просьбой о помощи. Вильгельм Якова, уже ставшего успешным следователем, к делу подключил, и тогда-то открылись постыдные факты биографии господина Разумеева. Во-первых, Виктор Осипович уже был женат, причём дважды, и супруги его умирали при весьма загадочных обстоятельствах сразу после того, как капитал свой мужу любимому отписывали. Во-вторых, господин Разумеев дважды привлекался к дознанию по поводу растрат казённых денег, но каждый раз, по краешку пройдя, соскакивал с крючка правосудия невредимым, не скупясь на дорогих адвокатов и взятки. Самым страшным был факт третий: успел Виктор Осипович соблазнить Юлию Романовну, о чём её брату и поведал, заявив, что если тот согласия на брак сестры не даст, то её честное имя так будет в грязи изваляно, что графине Берестовой единый путь открыт будет: в бордель. Алексей Романович надругательства над сестрицей не стерпел, с кулаками на её обидчика бросился, едва Михаил с Платоном оттащили. Старшие же братья Штольман все преступления господина Разумеева с доказательствами описали да суду и представили с уликами и показаниями свидетелей. Виктор Осипович в суде, проходимом, по причине чрезвычайной деликатности разбираемого вопроса, за закрытыми дверями, так гнусно о графине Берестовой отзывался, что его слова лишили и постановили, что если он запрет сей нарушит, то будет приговорён к телесному наказанию в виде избиения кнутом. Приговорили Виктора Осиповича к двадцати годам каторги, с дальнейшим бессрочным поселением в Сибири.

  Юленька от обмана любимого слегла, хворала долго, еле оправилась и на всю жизнь усвоила, какими жестокими могут быть проказы Амура. Даже зарок себе дала: никого более в сердце своё не впускать, дабы повторно муки смертной не испытывать. Кокетничать можно и даже нужно, головы кружить - само собой, но любить категорически запрещается. И вот теперь покой души девичьей опять растревожен оказался, и один господь бог ведает: будет ли сие чувство чистое или же увлечение пустое.

  Дело Љ 3. Достойный наследник. Охота за наследством началась

  Яков Платонович мог собой заслуженно гордиться: сторожку Ермолая он нашёл быстро, без лишних блужданий по лесу, хоть и был столичным жителем, чащобами глухими не избалованный. Егерь был дома, сидел на грубо сколоченной лавке перед домом и чистил ружьё, время от времени что-то негромко приговаривая лежащему у ног верному псу. Именно Резвый гостей первым и заприметил, вскинул голову, жадно трепеща влажным носом, а потом вскочил на ноги, тявкнул коротко счастливо и побежал к Якову и Анне. Барышню пёс просто обнюхал, вежливо качнув пушистым хвостом, а вот Штольману, ставшего хорошим знакомым, положил лапы на плечи и принялся самым тщательным образом вылизывать, временами разражаясь звонким заливистым лаем, переходящим в лёгкое поскуливание. Яков Платонович честно попытался пса отстранить, но с тем же успехом можно было сосну или ель с пути сдвигать, Ермолай не скупился на харч для своего друга, и весил Резвый как крупный телёночек.

  - Резвый, ко мне, - окрикнул пса егерь, выходя из-за деревьев и с лёгкой настороженностью глядя на гостей. - А-а-а, это Вы, Яков Платонович, да ещё и с Анной Викторовной, если мне глаза не изменяют. Резвый, кому сказал, ко мне, живо!

  Пёс виновато прижал уши, вздохнул, глядя на Якова, мол, очень рад встрече и охотно ещё бы пообнимался, да хозяин зовёт, хвостом пушистым качнул и со всех ног к егерю бросился, ему лапы на плечи вскинул, да и принялся звонко заливисто новостями делиться.

  - Не голоси, - Ермолай шлёпнул пса по боку, - лес шуму не любит.

  - Здравствуйте, Ермолай Алексеевич, - Анна улыбнулась егерю, чувствуя себя под его внимательным, словно бы насквозь просвечивающим взглядом наивной девчонкой, а ведь замужняя дама уже!

  - И Вам не хворать, Анна Викторовна, - поклонился егерь, разом заприметив и обручальные кольца, и то, что нежных чувств друг к другу гости и не думали скрывать. - Полагаю, вас поздравить можно?

  Яков улыбнулся, привлёк жену к себе:

  - Благодаря тебе, Ермолай.

  Егерь усмехнулся, головой покачал:

  - Это Вы, Яков Платонович, что-то путаете, не было ничего. Я всего лишь одно письмо Анне Викторовне принёс, а дальше Вы с ней уж сами сговаривались, без меня.

  - Вы Якову жизнь спасли, - выпалила Анна, глядя на егеря лучистыми голубыми глазами.

  Ермолай Алексеевич приподнял кустистые брови:

  - Разве я? Раны Якова Платоновича лекарь из скита пользовал, приют отец Никодим дал, а я, считай, ничего и не делал.

  Штольман улыбнулся:

   - А кто меня в скит раненого на своей спине принёс? Или не ты?

  Егерь внимательно посмотрел на следователя, спросил негромко так, задушевно, трепля млеющего от ласк хозяина Резвого по ушам:

  - А разве Вы, Яков Платонович, иначе бы поступили? Бросили бы раненого на погибель?