Босиком по лужам - Аверкиева Наталья "Иманка" (электронная книга .TXT) 📗
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Пусто, как же пусто и темно. Одиночество накрывает волной, душит, давит, тянет на дно. Я пытаюсь выплыть, карабкаюсь, бултыхаюсь в водовороте произошедшего — безрезультатно. Тысячи пузырьков-событий крутятся перед глазами, мельтешат, показывая мелкие ошибки, приведшие к кораблекрушению надежд. Нельзя было так делать, нельзя было говорить, нельзя было вести себя так.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
Отчаянье связывает руки, рвет вены. Я кричу. Кричу так громко, как только могу. Словно криком можно вырвать из груди эту страшную боль, уничтожить отчаянье, притупить страшное чувство одиночества. С криком уходят последние силы. Я больше не могу противостоять потоку. Всё, чтобы я не делала, всё, к чему бы я не стремилась, — всё разрушено. Больше нет ничего… Мир умер… Перестал существовать… Я расслабляюсь и иду ко дну… Какой смысл барахтаться, если ничего нельзя исправить. Если ничего нельзя вернуть… Если нельзя вернуть тебя!
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Я ревела. Громко. Совершенно не боясь, что меня кто-то может услышать. Сжалась в комок и ревела. Мои губы шептали знакомые слова. Каждое слово проходило сквозь тело, переплеталось с венами, проникало в каждую клеточку, расщеплялось на атомы и прорастало в душе.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Песня одеялом окутывала меня, согревала, ласкала. Она говорила со мной на моем языке. Она питала мое сознание, она лечила меня. Она давала мне… нет, не надежду… она поддерживала меня. Надежды нет и быть не может. Как нет больше крыльев, что позволяли мне летать два дня. Как нет больше счастья и улыбки, что два дня окрыляли меня. Как нет больше ничего того, что было. Или не было…
— Машка! Машка! Машенька! — Родриго испуганно тряс меня, лупил по щекам.
Я словно очнулась. Сквозь пелену слез посмотрела в перепуганные огромные черные глаза. Я не могла говорить. Не могла даже дышать. Он прижал меня к себе. Подхватил на руки и унес на кровать. Долго сидел, обняв вздрагивающие плечи, гладил по спине, по волосам. Потом раздел и уложил спать, крепко прижавшись к дрожащему телу. Это все песня. Завтра все пройдет, и я буду прежней Машкой, веселой и прикольной. Это все песня виновата…
Глава 13
Ты касаешься языком моего виска, по которому медленно ползет слезинка. Проводишь им, чуть прикасаясь к коже, утыкаешься носом в ухо и смешно сопишь. Я с благоговейным трепетом вздрагиваю от твоих нежных прикосновений, кожа покрывается мурашками, жмусь к тебе сильнее. Мне так хочется просыпаться в твоих объятиях. Ты давно хотел просто поваляться в постели, поиграть, насладиться теплом дрожащего в твоих руках тела. Не хочу просыпаться, хочу, чтобы этот сон длился вечно и никогда не кончался… Руки ласкают грудь, гладят живот, бедра. Твои ладони такие мягкие и нежные, как у ребенка. Чувствую твое возбуждение. Дыхание сбивается. Твое лицо над моим. Волосы опять щекотятся… Я жмурюсь, представляя, как черные пряди забавно прячут твое лицо от меня, словно его вообще возможно спрятать, словно возможно скрыть эти глаза цвета спелого ореха, эти манящие губы, этот идеальный нос и изящные скулы. Мои губы открываются навстречу твоим. Принимают их как дар, позволяют языку хозяйничать, дразнить мой язык. Не хочу открывать глаза, хочу лежать, вздрагивать от прикосновений и жмуриться от удовольствия. Нежность… Как же я соскучилась по твоей нежности… Я знаю, что сейчас ты смотришь в мои закрытые глаза, знаю, что сейчас ты наблюдаешь за мимикой, пытаясь понять, все ли хорошо, нравиться ли мне так… Удовольствие наполняет тело. Я теряю над собой контроль, выдыхаю нежно-сладкое:
Бииииль…
— Бииии… — застонала я, просыпаясь.
Родриго отшатнулся, словно получил пощечину. Упс… Как некрасиво получилось… В словах Родриго Хосе-Луисович Гарсия-Пуговкин слога «би» не наблюдалось ни в одном месте. Я сориентировалась мгновенно: ткнулась в волосатую грудь, потерлась носом о сосок.
— Обожаю, когда ты меня так будишь, — мурлыкнула, крепко зажмурившись, лишь бы помешать слезам разочарования пролиться.
— Сомневаюсь, — отрезал, резко поднимаясь.
Он надел шорты, сел задом наперед на стул, облокотился на спинку и хмуро уставился на меня.
— Я не понимаю, что с тобой. Такое чувство, что я только что переспал с лягушкой?
— Да, от этого освещения я действительно выгляжу зеленоватой? — усмехнулась я, проводя рукой по бедру и рассматривая грудь. Я стала говорить во сне — это очень и очень скверно.
— Нет, освещение тут ни при чем, ты такая же холодная, как лягушка, — разозлился он.
— О, вот я и узнала о твоих тайных эротических фантазиях, — захохотала я. Смех вышел каким-то ненатуральным, истеричным. — И потом, что ты хочешь от спящей женщины? Ты разбуди меня для начала, а потом лягушкой обзывай.
— Что происходит? Машка, ты же никогда не была такой!
Если б знать... Я зарылась в подушку, натянула простыню на голову. Не хочу сейчас никого видеть.
Родриго плюхнулся рядом, сдернул простыню с лица. Принялся целовать и ласкать. Я отстранилась. Странное состояние. Я его не хотела. Я вообще больше никого не хотела в последнее время.
— Да что с тобой происходит?
Я улыбнулась и нараспев произнесла:
— «Со мною вот что происходит, Ко мне мой старый друг не ходит, А ходят в праздной суете Разнообразные не те. И он не с теми ходит где-то...»
— Ах, вот оно в чем дело! — перебил он. — Погоди-ка, дорогуша, я, пожалуй, поправлю тебя. Ты выбрала не ту строчку!
— Н-да? — игриво приподняла я бровь, приготовившись к защите. — Ну-ка, дорогуша, расскажи-ка мне, что ты тут услышал крамольного?
— «Со мною вот что происходит, Совсем не тот ко мне приходит…» и дальше по тексту бла-бла-бла, — с обидой сообщил Родриго.
— Не понимаю твоей реакции. Ты сам говорил, что свобода превыше всего. Не ты ли ратовал за свободные отношения?
— А я разве что-то сказал против? Или я против того, чтобы ты встречалась с другими? Когда живешь на другом конце света, трудно сохранять верность. Которая, тем более, никому не нужна.
— Вот и всё.
— Кто тебя обидел?
— Не хочу. — Я сжалась на постели, подтянув ноги к животу. Как когда-то. Только теперь болело не тело. С душой случились какие-то неприятности.
— Хочешь.
— Родриго…
— Ну! Или тебя уговаривать надо?
Я закрыла лицо рукой, давая ему понять, что не хочу обсуждать свои проблемы с ним.
Родриго пересел обратно. С силой отодрал ладонь от лица и требовательно рявкнул:
— Говори! Ты здесь неделю. Я тебе все блага устроил, твою работу на других свалил, своих людей напряг. Ты приехала невменяемая. Я думал, что устала, перетрудилась, думал, что отдохнешь, опять расцветешь, а тебе только хуже становится. У тебя махровый депресняк...
