Ever since we met (СИ) - "Clannes" (книги без сокращений .TXT) 📗
Стыдно не значит, что она жалеет хоть на секунду о том, что сделала. Если бы была возможность достичь этого момента другим путем, она бы им пошла, но если бы можно было избежать этого, здесь и сейчас быть не с Ваней, она бы этот шанс проигнорировала. А может и нет, понимает она, когда тянется неосознанно за новым поцелуем, но его губы вместо этого касаются ее щеки. Неловко. Неуютно. Она с его помощью снова становится на ноги, растрепавшиеся волосы приглаживает, и, уже не беспокоясь ни о своей, ни о его наготе первым делом, добравшись туда, где свои вещи оставила, надевает цепочку. Кулон, солнечного сплетения касаясь, приносит успокоение, и не факт, что в нем дело, а не в ее привычке или в том, что она себя настроила, что с ним будет лучше. В порядок она себя приводит быстро, руки почти уже не дрожат, да и ноги держат гораздо лучше. Ваня ее за руку берет, забирая у нее все то, что надо обратно с поляны домой принести, когда она одевается, и следует за ней по тропе. Молча. Костер, она знает, прогорит до конца, ничему не навредив, и ветер унесет запахи догоревших благовоний с поляны, и нечисть, собравшаяся вокруг поляны, приманенная их эмоциями и ее магией, останется на сегодня голодной. На часах почти три, когда они через прихожую проходят, обувь скидывая, когда он там же оставляет свою ношу, когда Саша понимает, что привела его в свою комнату, не отпуская его ладонь, только после того, как он, сонный, рядом с ней ложится, так же, как и она, поверх покрывала, и от него все еще пахнет корицей, жасмином и лесом.
Он не выглядит ни усталым, ни сонным, когда она, проснувшись, в кровати садится и глаза продирает — его эмоции кажутся нечитаемыми, и она правда надеется, что среди того, что он чувствует, нет сожаления. Лицо она от него прячет, но он и не пытается заглянуть ей в глаза, напротив, садится тоже, ноги спуская на пол, полуразворачивается, чтобы боком к ней сидеть, и едва ощутимо ладонью по ее волосам ведет, коротко, неуловимо.
— Саш, — в его голосе надежда, — ничего не изменится ведь, правда?
Внутри что-то обрывается будто, и Саше кажется, что она слышит звон, с которым это что-то, падая, разбивается на мельчайшие осколки, изнутри ее раня. Надо держать лицо. Надо быть сильной. На что она надеялась, с другой стороны? Суррогатная любовь ушла вместе с запахами, вместе с ночью — за окном уже позднее утро. Да и в какой вселенной он бы хотел продолжить то, что было?
— Ничего не изменится, — эхом отзывается она. — Спасибо, Вань. Ты мне очень помог. Ты самый лучший друг.
Братом его называть уже язык не поворачивается, да и странно было бы, после того, что было. Он явно тоже слов не находит, только целует ее коротко в макушку, прежде чем выйти из комнаты. Саша к телефону, оставленному еще вчера вечером на тумбочке, тянется, губы кусает при виде нескольких новых сообщений от Дани, помимо пожеланий удачи от девчонок. Ее пальцы замирают ненадолго над экраном, прежде чем она быстро набирает ответное сообщение.
«Нам надо поговорить.»
Даня отвечает минут через десять, телефон жужжит на кровати, в складках одеяла – Саша, лицом в подушку зарывшись, рыдает беспомощно, захлебываясь слезами, почти задыхаясь от всхлипов. Как открывается дверь, она не слышит, но ощущает, как прогибается кровать, когда тетя Лена садится, чувствует ее ладонь на своей спине, между лопаток. На кончике языка коричным вкусом появляется наколдованное спокойствие, недостаточное, чтобы привести ее в эмоциональное равновесие, но достаточное для того, чтобы она сама себя могла взять в руки.
— Все будет хорошо, — обещает тетя Лена, когда Саша, наконец, садится на кровати, покрасневшими от слез глазами смотря на нее. — Вот увидишь.
Ей очень хочется верить.
========== Глава 23 ==========
— Дело не во мне, а в тебе, и прочие отговорки? — интересуется Даня, сжимая в руках чашку с чаем, смотрит пытливо, почти осуждающе. Мол, ну давай, что ты еще расскажешь? Саша головой качает, вертя между пальцами чайную ложечку — в этом кафе они красивые, сплошь с монограммами.
— Если хочешь, можно и иначе выразиться. Дело не во мне, а в тебе. В том, что я тебя не люблю. Старалась, но не могу.
Он смеется. Он всегда смеется, когда ему кажется, что с ним разговаривают несерьезно, думает она — не узнает для начала, правда ли это в шутку сказано, не выясняет, кажется ему, или правда так и обстоят дела. Нет, он смеется, и она не может не принимать это на свой счет.
— А сейчас ты успокоишься, и я скажу тебе ровно то же самое, — терпеливо заявляет она. — Ты хороший и все такое, но ты не тот человек, который мне нужен.
— А кто же тот человек? — он фыркает недоверчиво. — Нет, погоди, дай угадаю, это Ванька, да?
— Дань, — она выдыхает почти раздраженно, — ну какая тебе разница-то?
— Значит, он, — он, похоже, не собирается сдаваться. — Он сам-то знает?
— Дань, — повторяет она, — не о чем знать. Понимаешь, если я не влюблена в тебя, это не значит, что я влюблена в кого-то еще.
— Ты с ним ведешь себя по-другому, — в его голосе осуждение, и ей это не нравится. Да и кому бы понравилось? По спине будто мурашками оно проходится. Неприятно. Неуютно. Почти противно, и она не знает, от себя, или от его поведения. — Так, как со мной, например, никогда не вела себя.
— Дань, да он мне как брат!
В лицо она бы Ване это вряд ли сказала, думает она, стоит этим словам у нее вырваться. Да и вообще не та это ситуация, и не после того, что было, говорить ей об этом, но он не знает, а значит, не так все и кошмарно. Наверное. Она к этой лжи привыкла настолько, что она срывается с языка без запинки, легко выскальзывает, и пусть тут некому обвинить ее во вранье, она сама знает, что виновата, и сама знает, насколько. Как брат, конечно — не хватает только, как в том сериале, алого с золотом платья да кубка с вином в руках.
— Поверить не могу, что встречался с тобой, — фыркает он снова, на этот раз почти яростно. Ей не нравится это. Ее это напрягает. — И что взамен?
— Ну если ты чего-то ждал взамен, надо было сказать сразу, — парирует она, обида внутри закипает. — Я-то думала, у нас честные и откровенные отношения, а тут выясняется, что нет, так получается?
— Я думал, ты достаточно умна, чтобы это самостоятельно понять, — бросает он небрежно, будто сомневаясь в ее умственных способностях. А может и правда сомневаясь, откуда ей знать? — В любых отношениях чего-то ждут взамен. Это вся их суть. Это то, зачем люди общаются — чтобы получить что-то.
Саше думается о всех тех моментах, когда она искренне желала ему добра и удачи, о том, как заговаривала ему небольшие подарочки, как правда пыталась быть хорошей девушкой. И ради чего это все было? Чтобы сейчас ей выговаривали за то, что она чего-то недодала? Она знает, кажется ей, чего именно ему не хватило.
Она не уверена, что ей кажется.
— Я тоже, — говорит она, — думала, что ты не ждешь от людей, чтобы они читали твои мысли и знали заранее, чего ты хочешь. Я думала, ты взрослый человек, который умеет вытаскивать язык из задницы и не пытается обвинить окружающих во всех смертных грехах. Как жаль, что я ошибалась.
Отпустить себя совсем немного, совсем чуточку ослабить внутренние барьеры — чашка вылетает из его рук, он смотрит на нее ошалевшими глазами. Ей хочется пролить чай ему на джинсы, но вместо этого она просто аккуратно ставит ее на стол. На стол она кидает, выудив из кошелька, ровно столько, сколько стоили ее пирожное и ромашковый чай, и почти вылетает из кафе, подхватив куртку и сумку. Свободная пара заканчивается через пятнадцать минут, и за это время надо добраться до корпуса. Она взъерошенная, когда добирается туда, и рассерженная, и почти в ярости, и совершенно не смотрит, куда идет, и неудивительно, что она врезается в кого-то, кто ее за плечи придерживает.
— Ты в порядке?
Голос принадлежит Нейту, ее однокурснику, в десятый класс приехавшему по обмену в Москву, да так тут и оставшемуся — Нейт, мистер кудряшка-обаяшка, как его уже успели прозвать между собой девчонки, смотрит на нее обеспокоенно, и Саше стыдно становится, неужели она настолько плохо выглядит? Неужели по ней так видно, что она в раздрае?
