Сайлес Марнер [= Золото и Любовь., Золотые кудри., Сила Марнер, ткач из Равело] - Горфинкель Даниил Михайлович (книги серии онлайн .txt) 📗
Но вдруг, случайно оторвав взгляд от предмета своего созерцания, Годфри увидел нечто такое, что в этот миг показалось ему явлением из загробного мира. Это и было явление из той скрытой жизни, которая лежала подобно темному, глухому проулку позади красивого фасада, ласкаемого солнечным светом и взглядами восхищенных прохожих. Перед Годфри был его собственный ребенок на руках у Сайлеса Марнера. Годфри узнал девочку сразу, ни секунды не колеблясь, хотя не видел ее несколько месяцев. А когда у него возникла робкая надежда, что он, может быть, все-таки ошибается, к Сайлесу уже подошли мистер Крекенторп и мистер Лемметер, удивленные его странным появлением. Не в силах оставаться в стороне и боясь пропустить хоть одно слово, Годфри немедленно присоединился к ним. Он пытался овладеть собой, но сознавал, что если кто-нибудь взглянет на него, то сейчас же заметит, как побелели у него губы.
Однако в эту минуту взоры всех присутствующих были обращены на Сайлеса Марнера. Сквайр поднялся со своего места и сердито спросил:
— Что такое? В чем дело? Зачем вы здесь?
— Я ищу доктора… Мне нужен доктор, — обращаясь к мистеру Крекенторпу, проговорил Сайлес.
— Что же такое случилось, Марнер? — спросил пастор. — Доктор здесь, но объясните спокойно, зачем он вам.
— Там женщина, — понизив голос и дыша с трудом, ответил Сайлес, как раз когда к ним подошел Годфри. — Мне кажется, она мертвая… лежит мертвая в снегу у каменоломни… недалеко от моей двери.
Годфри был потрясен. В его мозгу в это мгновение мелькнула только одна страшная для него мысль: вдруг эта женщина не умерла. Это был недостойный страх — уродливый жилец нашел себе приют в добром сердце Годфри. Но сердце человека, который строит свое счастье на двуличии, открыто для дурных желаний.
— Тс-с! Тс-с! — остановил Сайлеса мистер Крекенторп. — Идите в прихожую, вон туда. Я пришлю к вам доктора. Нашел женщину в снегу и думает, что она умерла, — шепотом сообщил он сквайру. — Лучше как можно меньше об этом говорить, а то мы напугаем дам. Скажите им, что бедная женщина заболела от голода и холода. Пойду позову Кимбла.
Однако дамы уже подошли ближе, тесня друг дружку и сгорая от любопытства узнать, зачем явился в столь неурочный час одинокий ткач и кто была хорошенькая девочка. А малютка, немного испуганная, но довольная ярким светом и многочисленным обществом, то хмурилась и прятала личико, то поднимала головку и благодушно поглядывала вокруг, пока прикосновение или обращенное прямо к ней ласковое слово не заставляли ее сноба нахмуриться и решительно спрятать личико.
— Чей это ребенок? — одновременно спросили несколько дам, среди которых была и Нэнси Лемметер, обращаясь к Годфри.
— Не знаю… говорят, какой-то бедной женщины, которую нашли в снегу, — с величайшим трудом выговорил Годфри. Голос его дрожал. («В конце концов, может быть я и ошибаюсь», — поспешил он мысленно добавить, предупреждая упреки совести.)
— Тогда вам следовало бы оставить ребенка здесь, мастер Марнер, — посоветовала добродушная миссис Кимбл, не решаясь, однако, прикоснуться своим вышитым шелковым платьем к грязным лохмотьям девочки. — Я прикажу служанке унести ее.
— Нет… нет… я не могу расстаться с ней, я не могу отдать ее, — резко ответил Сайлес. — Она пришла ко мне… Я имею право оставить ее у себя.
Предложение взять ребенка застало Сайлеса врасплох, и слова, произнесенные им под влиянием внезапного внутреннего порыва, явились как бы откровением для него самого: за минуту до этого у Сайлеса не было никаких определенных намерений насчет ребенка.
— Слыхали вы что-либо подобное? — обратилась удивленная миссис Кимбл к своей соседке.
— Милейшие дамы, разрешите мне пройти! — сказал появившийся из карточной комнаты мистер Кимбл, раздосадованный тем, что его заставили прервать игру, но приученный многолетней практикой откликаться на самые неприятные вызовы и не выказывать недовольства даже в тех случаях, когда он был не совсем трезв.
— Не сладко сейчас выходить, а, Кимбл? — сказал сквайр. — Он мог бы сбегать за этим молодым человеком… твоим подручным… не помню, как его зовут.
— Мог бы? Какой толк говорить о том, что могло бы быть? — проворчал дядюшка Кимбл, поспешно направляясь к выходу вместе с Марнером, в сопровождении мистера Крекенторпа и Годфри. — Найди-ка мне пару теплых башмаков, Годфри! Одну минуту! Пошли сначала кого-нибудь к Уинтропам, пусть придет Долли, — неоценимая она женщина в таких случаях! Бен был здесь перед ужином; он ушел?
— Да, сэр, я встретил его, — сказал Марнер, — но я не стал объяснять ему, в чем дело. Я просто сказал, что иду за доктором, — он и говорит, что доктор у сквайра. Вот я и прибежал сюда. В кухне никого не было, мне и пришлось войти прямо в зал.
Малютка, которую больше не развлекали яркие свечи и смеющиеся женские лица, начала плакать и звать маму, одновременно прижимаясь к Марнеру, который, по-видимому, завоевал ее полное доверие. Годфри принес башмаки и услышал этот плач; ему показалось, будто из него тянут жилы.
— Я пойду, — поспешно сказал он; ему хотелось что-нибудь делать. — Я пойду и приведу миссис Уинтроп.
— Не стоит, пошли кого-нибудь, — бросил ему дядюшка Кимбл, уходя вслед за Марнером.
— Дайте мне знать, если я понадоблюсь, Кимбл, — сказал мистер Крекенторп, но доктор его уже не слышал.
Годфри тоже исчез — он побежал за шляпой и пальто, успев сообразить, что его сочтут за безумного, если он выйдет из дому неодетый. Однако он даже не вспомнил, что на нем бальные туфли, и выбежал в снег прямо в них.
Через несколько минут он уже был на пути к каменоломне, вместе с Долли, которая, не чувствуя холода, думала только о своей милосердной миссии и все же была озабочена тем, что молодой человек промочит ноги из-за такого же милосердного порыва.
— Вам бы лучше вернуться, сэр, — с почтительным участием сказала Долли, — незачем вам простужаться. Я попросила бы вас по дороге домой зайти в «Радугу» и сказать моему мужу — он, наверно, там, — чтобы он пришел, если, конечно, он настолько трезв, чтобы от него была польза, А не то пусть миссис Снел пришлет своего сынка — вдруг доктору что-нибудь понадобится, мальчик сбегает.
— Нет, раз уж пошел, я останусь. Подожду здесь на улице, — сказал Годфри, когда они дошли до хижины Марнера. — Позовите меня, если будет нужно.
— Хорошо, сэр, вы очень добры, у вас чуткое сердце, — сказала Долли, направляясь к дверям.
Годфри был слишком взволнован, чтобы почувствовать угрызения совести при этой незаслуженной похвале. Он шагал взад и вперед, не замечая, что проваливается в снег, и со страхом думал только о том, что происходит в хижине и как это все отразится на его судьбе.
Впрочем, нет, в глубине души, почти заглушённое страстной надеждой и ужасом, теплилось чувство, что ему не следует взвешивать возможности, а надо примириться с последствиями своих поступков, признать свою несчастную жену и выполнить свой долг перед ни в чем не повинным ребенком. Но у него не было достаточной нравственной силы добровольно отказаться от Нэнси. Сердца и совести у него могло хватить лишь на то, чтобы вечно мучиться сознанием своего малодушия, препятствовавшего его самоотречению. Но в эти минуты сердце его радостно билось надеждой на освобождение от долгого рабства.
«Может быть, она умерла? — говорил в нем голос, звучавший громче остальных. — Если это так, я могу жениться на Нэнси. Я стану добропорядочным человеком, у меня не будет никаких тайн, а что касается ребенка… о ребенке можно как-нибудь позаботиться. А вдруг она жива? — вставал тут же новый вопрос. — Тогда со мной все кончено!»
Годфри не знал, сколько времени он провел в этом мучительном ожидании, но наконец дверь хижины отворилась, и вышел мистер Кимбл. Годфри поспешил навстречу дяде, заранее стараясь подавить волнение, каковы бы ни были новости.
— Я решил подождать вас, раз уж пришел сюда, — первым заговорил он.
— Очень глупо сделал, что вышел. Неужели ты не мог послать кого-нибудь из слуг? Все равно помочь ей ничем нельзя. Она умерла — по-моему, уже несколько часов назад.
