Из-за девчонки (сборник) - Туинов Евгений (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Поливалка замедлила ход, внутри цистерны что-то забулькало, задрожало, и впереди нас, почти от земли, взметнулись два бело-зеленых тугих веера. Мы начинали поливать улицу Комсомольскую.
Прохожие шарахались от нас, встречные машины, закрытые теперь от меня водяной стеной, неожиданно возникали из нее, умытые и сверкающие. Вода в цистерне убывала медленно, но я уже мог стоять на скользком дне. Вода доходила мне только до груди.
Какие-то мальчишки пристроились перед машиной. Их было четверо, звонких и мокрых уже до нитки. Они то забегали, хохоча и толкая друг друга, вперед, то отставали, чтобы, наверное, оглядеться.
Я долго прятался от них в гулком чреве цистерны, но все же кто-то, должно быть, заметил меня, и они долго еще бежали за машиной и кричали, что я – человек-амфибия, и спорили об этом.
Наконец воды осталось совсем чуть-чуть, только на донышке. Мы фыркнули последний раз водой на мостовую и повернули назад. Я замерз в сырой рубашке и брюках, в кедах хлюпало, и хотелось поскорее вылезти на солнце. Машина, свернув на бабушкину улицу, вдруг остановилась, прижалась к обочине. Из кабины вышел парень и, открыв калитку домика напротив, исчез во дворе.
Совсем рядом были двери центрального универмага, и народ возле них густо клубился. Двери даже не хлопали, не успевая закрываться. Вылезать мне из люка на людях было стыдно. Но и не ждать же было, пока вернется шофер и подкинет меня к бабушкиному дому. Может быть, он пошел обедать или вдруг придет и поедет совсем не туда, куда мне надо. А тут до бабушки рукой подать.
Я подтянулся на руках и сел на край люка. Наверное, меня никто бы и не заметил, но кеды были полны воды, из них потекло, и капли зазвенели, загудели в пустой цистерне, как в колоколе.
Кто-то из толпы крикнул молодым задорным голосом:
– Гляди, гляди! Кикимора лезет!
Его поддержали:
– Нептун!..
– Водяной!.. Дуремар!..
Я чувствовал, что на меня смотрят много людей. Они смотрели и смеялись. Кто-то даже свистнул мне вдогонку.
Я шел по тротуару и снимал с себя водоросли и тину. Пальцы мои посинели, кожа на них сжурилась, будто я долго стирал.
Исаак Лазаревич встал мне навстречу, подслеповато сощурился и, видно приняв меня за другого, завел свое привычное:
– Я вижу, ви самостоятельный человек…
Когда он наконец рассмотрел получше, что я за человек, то как-то внезапно замолчал и шагнул в сторону, почтительно уступая мне дорогу.
– Боже мой! – прошептал он, когда я с ним поравнялся. – Боже мой!
Бабушки дома не было, не было и ее соседок. Я пошарил рукой под крыльцом, куда обычно прятали ключ от общей двери, но ничего там не нашел. Наверное, подозрительная Софья Львовна уходила последней, а она-то никогда не оставляла своего ключа под крыльцом.
И не везло же мне весь этот день! Даже Маркиса нигде не было видно. Он, кажется, прошлого дня еще сбежал и не появлялся с тех пор. Поправился уже, что ли? Вообще-то на нем раны как на собаке заживали, быстро.
Пока я искал ключ, неслышно подошла Ира. Уж кого я не желал сейчас встретить, так это ее. Вернее, желал, желал, чтобы она похвалила меня и, может быть, пожалела, но не хотел, чтобы она меня видела таким, потому что отчего-то уверен был, что она не похвалит и не пожалеет.
Впрочем, теперь уже все равно: увидела так увидела.
– Фу, какой ты грязный весь! – сказала она и, брезгливо потянувшись ко мне маленькой чистенькой ручкой, сняла двумя пальчиками присохший уже комок тины с моего плеча. – Да с тобой и на люди стыдно показаться! – Она достала из карманчика сарафана кружевной платочек и долго оттирала им незримую грязь с пальцев, потом сказала: – Один мой знакомый мальчик говорил, что настоящий мужчина должен скрывать неприглядные стороны своего неотесанного «я».
Я, кажется, знал уже одного такого мальчика. Ну конечно, никакой он не мужественный и вряд ли даже старше меня. Такие, как он, вечно крутятся возле девчонок, о чем-то хихикают с ними, сплетничают, спорят и вообще громко разговаривают. Они и сами как девчонки, а когда у настоящих мальчишек дело доходит до любви или хотя бы до симпатии к кому-то из девочек, такие умненькие-благоразумненькие мальчики охотно выкладывают им все девчоночьи секреты и обычно служат почтальонами. Я почему-то теперь не сомневался, что там, в Пензе, у Иры был именно такой знакомый мальчик, не способный ни на что героическое. Привыкший к девчоночьим компаниям, он обращался с ними легко и свободно. Это мне приходилось все открывать для себя заново.
Ну вот я и разобрался, что это был за мальчик, но от этого легче не стало. Кажется, меня начало знобить.
– Какой ты глупый и смешной! – хихикнула Ира, прикрыв рот узкой ладошкой. – На водяного похож.
Предположим, это мне уже говорили сегодня. И еще о кикиморе говорили, Нептуне и Дуремаре…
Мне вдруг подумалось совсем о другом, о том, что ведь дом ее рядом, а бабушкин закрыт и что Ира могла бы пригласить меня к себе и напоить хотя бы чаем для согрева.
– У тебя есть дома малиновое варенье? – спросил я, зная почему-то, что варенья либо не окажется, либо Ира найдет другой способ не пустить меня в дом.
– Нет, – простодушно сказала она, – не может быть и речи! – Она состроила такую кислую мину, что я, кажется, поморщился. – Что скажет мама? И вообще… Мы еще мало знакомы… Нет, нет… На сегодня всё!
Она повернулась и пошла с бабушкиного двора, а я, очнувшись от недельного забытья, прозрев и воскреснув, знал точно, что для меня уходит она навсегда. Может быть, я почувствовал это уже там, на вершине ивы, перед тем как прыгнуть с нее? Наверное…
Леха
Телефонный звонок разбудил меня в самый неподходящий момент. Что-то такое снилось мне, что я сразу забыл, открыв глаза, но от чего осталось тяжелое, тревожное чувство, и долго я не мог отделаться от него.
– Ты уже встал?
Звонила Танька из соседнего дома, и оттого, что была она близко, ее голос в трубке оглушил меня и как-то даже еще тревожнее сделалось на душе.
– Встал, – вяло сказал я, опуская ноги на пол, чтобы окончательно проснуться.
– Забыл, что сегодня за день? – бодро спросила Танька и замолчала, кажется чего-то ожидая.
День был как день, солнечный, безветренный, осенний. Макушки облетающих тополей во дворе, видные мне из окна, застыли, точно нарисованные. Желтеющие листья еще держались за ветки до первого сильного ветра.
Я, позевывая, потер кулаком глаза, нашарил ногой тапочки под диваном и, сграбастав телефон в охапку, поплелся с ним в кухню. Спать хотелось зверски.
– Ну? – поторопила меня Танька.
Я, кажется, уже успел забыть про нее и чуть не выронил телефон, когда в трубке раздался ее голос.
– Помню, помню… – неуверенно поспешил я успокоить ее, машинально открывая кран и набирая в чайник воды.
– Что у тебя там шипит? – спросила Танька, когда я зажег спичку и запалил газ.
– Это в трубке, – раздраженно соврал я.
– Ну-у что-о же-е ты-ы? – капризно растягивая гласные, почти пропела она.
А что я-то? Если бы я помнил, что у нее там за день. Контрольная, что ли, какая? Или, может, в театр вечером тащиться втроем? Звонит ни свет ни заря, а ты вспоминай тут!
– Знаешь, – ответил я уклончиво, – я не одет. Я тебе попозже позвоню.
Танька бросила трубку, будто мне оплеуху залепила. Это как-то не было ей свойственно, и я ощутил нечто наподобие смутного чувства вины, но так и не вспомнил, что сегодня был у нее за день. Ладно, обойдется.
Я взглянул на часы. Не было еще и восьми. Значит, мама совсем недавно ушла на работу. И этот небось спит сном праведника. Я подумал о Лехе и представил, как он, наверное, дрыхнет сейчас, разомлев, тоже забыв о чем-то, что его Таньке очень важно и из-за чего она так психует с утра пораньше, дрыхнет ведь, несчастный, распушив полнокровные, пухлые, вечно трескающиеся губы, раскидав руки и ровно, тепло, беспечно посапывая. А ты за него отдувайся…
