Последний из миннезингеров (сборник) - Киров Александр (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
КОЛЛЕГА
– Как бы вы оценили его в качестве писателя, поэта и человека?
– А? Не расслышал?
– Я говорю: какие воспоминания остались у вас от этого человека?
– Ну, это был тип с ярко выраженной манией величия. Я сам родом из провинции, да поскромнее был. А эту породу людей изучил будьте нате. Маменькин сынок, выскочка. Привык быть в центре внимания. Капризный. Своенравный.
– Да, вы его неплохо изучили.
– А?
– Вы, говорю. Его неплохо изучили.
– Да, глаз наметан. Журналистом десять лет работал.
– А как поэт…
– Извините, тороплюсь. Совещание в писательской организации. А знаете что, пойдемте со мной. Там как раз вопрос в повестке дня есть – разное. Так я всех за этого вашего и вздрючу. Прохлопали… ушами. А после совещания можно продолжить.
– Идет. А вы дрючить любите?
– А?
– Я говорю, идет.
СОВЕЩАНИЕ
– Ну-с, начнем. Огласи, мать, повестку дня. Давай-давай, и покороче. Стара стала, а все от бюрократии не отстанешь.
– Уважаемые коллеги. На повестке сегодняшнего заседания три вопроса. Первое – итоги литературного фестиваля, второе – о городском конкурсе молодых авторов. Третье – разное. По просьбе нашего… уважаемого председателя, начнем с последнего вопроса… Я вас умоляю, милочка, давайте без демагогии, и так просидим не знаю сколько… Слово имеет председатель. Пожалуйста.
– Ну, мать, навела ты шороху. «Демагогия» – слово нехорошее, нерусское, непонятное и потому враждебное. Есть русский аналог – словоблудие. Это как неразрешенная похоть, только на словах.
Что я хочу сказать. Сегодня, в канун столетия великой русской революции, на нашем заседании присутствует товарищ из органов. Арестует он кого-нибудь или нет, мы узнаем через два часа. Шутка! А? Все равно не слышу. По поводу кого, сами догадайтесь… И из каких органов. Вот и давайте на примере нашего уездного сочинителя… давайте обсудим, как мы относимся к собратьям по перу.
В общественном мнении есть небесспорный стереотип: между писателями добрые человеческие отношения не прививаются. Так. Брехня! Это! Все! Говорю я вам. Брехня!
Если верить этим сплетням, то по аналогии можно сказать: в Москве живет одно быдло. И то же самое про любой город русский. За Москву я бы ругаться не стал. А вот за подобное высказывание о Ленинграде… А? Да. О Санкт-Петербурге… Врезал бы говорящему по носу. Это что получается? Скобари, люмпены вырезали и затерли цвет интеллигенции, а потом и слово это наполнили ругательным смыслом? А Пушкин, а Сахаров, а Григорьев Аполлон? А что вы, малоуважаемые, сделали в противовес?
Вот возьмем вас. Молодой автор просит у вас позволения привести на семинар своего ученика. Слепого, кстати. И что вы? «Я вас умоляю. Это же мастер-классы…» Ой!
Матерь ты человеческая! Критик наш тонкий! Как тебе вопрос: «Зачем вы пишете?» С какой целью то есть. Во-первых, подобная постановка вопроса изначально подвергает сомнению умственные способности того, к кому он обращен. Во-вторых, если бы великие поэты (себя-то, сирых, не будем в эту гильдию зачислять) каждый раз, пиша или собираясь написать, думали «а зачем?», не было бы у нас литературы. А как же Пушкин, который среди ночи просыпался и творил интуитивно? Я больше скажу. И вас бы не было, если бы родители ваши обо всем сильно задумывались и совета у старших спрашивали. И меня…
И что вы заскучали, душа моя? И чего она сегодня не крестится? Вы всуе имя Господне и Его молитвы упоминали бы пореже, глядишь, Он бы вас и вдохновил на создание чего-нибудь существенного. А то крестится, а сама гадости болтает и ничего не пишет. А? Я, душа моя, в отличие от вас, пишу каждый день, и не по вдохновению, которого нет, а по принципу «ни дня без строчки». От стихов и эссе перешел на прозу еще двадцать лет назад. Я тогда, как и все, сильно верил, что мои книги могут практически в жизни что-то изменить, и думал вот тоже, что знаю, в какую сторону чего менять. А сейчас я пишу, чтобы, когда ухари наши все окончательно развалят, было из чего потом возрождать массовую культуру и духовность. Оставляю один из альтернативных путей, помимо многих прочих. И не называю его единственно умным, хорошим и правильным…
– Слушайте, э-эй, потихонечку… А сам-то он… Сам-то он как орал на него…
– Я не орал, а выражал свое мнение. И, кстати, давал конструктивные советы…
СТАТЬЯ
– Чу! Слышу неясное раздраженное: «Ж-ж-ж-ж-ж-ж…» Из него выделяются отдельные слова: «Бред!», «Чушь!», «Ложь!», «Постмодернизм!». Они соединяются в целые фразы: «Это черт знает, что такое!», «Кого-то шокировало!», «Пиши лучше детективы!» И набирают силу движения в суждениях: «Зря. Зря ты этим занялся. Зря. Богу Богово – кесарю кесарево. Кесарю кесарево – слесарю слесарево. Зря. Так не пишут…», или «Нечетко. Неясно. Нехарактерно для нашей школы. Чужое..», или «Я НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ…» От которых брызгами отлетают вопросы: «Ты объясни, что к чему…», «Это про тебя или не про тебя…», «А это вообще про что…»
Все это время я мучаюсь одной и той же мыслью: <…>? Говорят: берясь за перо, ты должен отчетливо понимать, что ты делаешь, зачем ты это делаешь, к чему это может привести читателя. Так ли это? Или писание все же выходит из «бури» неясной во «всех морях»? Почему в таком случае все великие рано или поздно приходили к нравственным первоисточникам: «И когда мой голос похабно ухает – от часа к часу, целые сутки, может быть, Иисус Христос нюхает моей души незабудки…»
Может быть, важно понять, готов ли ты к этому нравственно. А если готов, то не задавать себе лишних вопросов, а работать, не особенно оглядываясь по сторонам. И есть только одна смертельная опасность: ошибиться. Ибо решать и оценивать тебе и никому другому, а оценивать, точнее судить – себя самого. Решаясь, решайся, задумав, делай, начав путь, иди до конца.
А если ты изначально ошибался и делал все неправильно?.. Может быть, тогда твое позорище – урок другим. Тогда, как и любой твой соотечественник, ты в очередной раз оказал миру неоценимую услугу, подобно сифилитику, который согласился быть живым примером для студентов, изучающих венерические заболевания. И на том спасибо.
А если при этом у тебя есть харизма и над твоими словами серьезно задумываются, а кто-то выбирает их принципом, руководствуется ими в жизни? Тогда остается лишь уповать на то, что есть Бог и что Он не дал бы тебе повести по ложному следу тех, кто тебе дорог. В случае ошибки – вызываю огонь на себя. Испепели меня, Отче Наш.
Итак, не знаю, есть ли у меня это, дано ли мне это, принесет ли оно какие-то плоды, достойные и полезные, но если есть сотая доля шанса, что это родится из моей души… Буду писать. И не слушать гул, слова, фразы и суждения, если они того не стоят.
Героя нет. Его нужно создать. Возможно, это сделаю я. Это маловероятно, но возможно. И значит, не зря…
…говорят: интеллигенция. Крупнейшей ошибкой не знаю уж какого там века было отождествлять это слово с определенным уровнем образования. Интеллигенция – это не потребление готового, а созидание нового знания. И в этой сфере нужна глубочайшая дифференциация. А сейчас и уже давно – ошибка. Восточное чванство и самолюбие отечественной интеллигенции! В ущерб другому (это кажется, что другому) – брать все на себя. Вплоть до сферы материального производства. Маргиналы! Все разбрелись по своим норам и занимаются самодеятельностью. Именно самодеятельностью! Как ненавижу это слово! Еще Блок писал: «Русской интеллигенции – точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки…» Так это когда еще было… Музыку надо слушать. Только и тут ошибиться можно…
С чего все началось? Не знаю, не застал. Когда созидать определенные идеи запретили и пара миллионов «утонченных эстетов» осталась не у дел, тогда все и началось. Тогда и началась сублимация… подмена культурного строения культурным блеянием и… прочее.
