Зацветали яблони - Дорошенко Валентина Алексеевна (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
А Ритка просто выпендривается. И чего так уперлась? В конце концов, помочь коллеге — святой долг каждого…
— Давайте поставим ей тройку, и пусть идет себе на все четыре стороны, а? — увещевает своим баюкивающим голоском Шарова.
— Ну, что ж… Давайте, — соглашаюсь после паузы.
Мы с Шаровой расписались в экзаменационной ведомости, рядом с "удовл.". Маргарита сидела бледная, закусив нижнюю губу. Потом быстро встала, направилась к выходу.
— Маргарита Алексеевна, а вы? — поинтересовалась ее коллега. — Когда вы подпишете?
— Как только, так сразу, — ответила Ритка и засмеялась всеми своими четырьмя ямочками. Не исчезли, надо же! Толкнула дверь, вышла в коридор, даже не взглянув в мою сторону. Подписывать не пожелала. Но ее отказ ничего не значит — есть мнение большинства, а ей придется подчиниться — неужели она этого не понимает?
Когда я уходила с кафедры, механически заглянула в раскрытый журнал текущих дел. Тут записывают разные поручения. Внизу аккуратненьким почерком Софьи Карповны две строчки: "Монографию Соловьевой — на дополнительную рецензию Макарову".
Опустилась на стул, перечитала еще раз. Все точно, синим по белому, "на дополнительную". Я слишком хорошо знала, что это значит. Та рецензия, которая есть, кого-то не устраивает. Ясно кого и ясно почему. Софье Карповне, видно, позарез нужно, чтобы конечное мнение было отрицательным. Чем отрицательнее, тем лучше. Потому и дала Макарову. И пусть Ритка потом доказывает, что была всего-навсего объективна. Макаров и врежет ей со всей объективностью на весь остаток жизни. Ведь монография — труд многих лет. Меня даже в пот бросило, когда я подумала, что мою тоже могли бы зарезать…
И вдруг поняла, что Софья Карповна хочет избавиться от Соловьевой. Обкладывает со всех сторон: и с монографией, и с экзаменом. Ясно, почему попросила именно меня — знала, что не откажу. И сделаю как надо. Потому что я уважаю заслуги Софьи Карповны, знакома со "спецификой производства". А с Риткой слишком много возни: ну какому нормальному человеку охота жить в зоне повышенной опасности? Под неослабевающе высоким напряжением? Вон ведь что закрутила — целая комиссия в институте работает! И не какая-нибудь, а партийная.
А члены комиссии ни с Софьей Карповной не знакомы, ни со "спецификой" ее производства. И на ее прежние заслуги чихать хотели. Так что тут борьба не за отметку, а за жизнь. Или заслуженная заведующая, которая сумела добиться на кафедре высоких показателей, или какая-то вздорная преподавательница, которая прикрывает свою некомпетентность, непрофессионализм разглагольствованиями о качестве знаний и, соответственно, отметок. И кстати, бросает тень на других, честных тружеников кафедры: она объективная, хорошая, а остальные, значит, дерьмо? Да вот хоть у Шаровой спросите — как ей, приятно работать в одном коллективе с такой вот…
В общем, Риткины дни в институте, я поняла, сочтены. И я, натянув Макаровой тройку, этот торжественный момент приблизила…
По нашей "аорте" шла, опустив голову, и старалась держаться ближе к стенке. Встречаться с кем-то из знакомых, здороваться не было сил.
А может, все не так страшно? Может, выживет Ритка? "Ты всегда все драматизируешь", — явственно услышала голос мужа. Там, наверху, разберутся.
А как они разберутся? Что смогут доказать? Что завкафедрой нажимает на своих преподавателей? Заставляет ставить незаслуженные зачеты? Дутые отметки? Позвольте, позвольте. Вот комиссия слушала, дала свое заключение. Вполне заслуженная положительная отметка. А Соловьева необъективна. Создавала исключительно недоброжелательную атмосферу. Не верите? Зря. В комиссию входил компетентный преподаватель. Лицо постороннее, незаинтересованное, с другой кафедры. Кстати, бывшая подруга Маргариты Алексеевны.
В научном плане Соловьева тоже не ахти. Посмотрите, какие ляпсусы в ее монографии. Вот рецензия блестящего специалиста. Человека уважаемого, доктора наук. Как видите, по. всем статьям Соловьева не профессионал. Не может преподавать в вузе, воспитывать нашу молодежь.
На этом приговоре будет и моя дружеская подпись. Я, ее бывшая подруга, так легко предала…
Глупости, при чем тут предательство. Просто я помогла коллеге — святое дело…
Представила, как на обе наши монографии придут отзывы одного и того же рецензента: положительный — на мою, и отрицательный — на ее.
Как же я после этого с ней встречаться буду? Ведь ее монография намного талантливее моей. Запросы на оттиски публикаций по ее исследованию даже из других стран приходили. И вдруг меня одобрят, а ей напишут: "Рекомендовать к печати нельзя…"
Если бы еще разные рецензенты, можно было бы сослаться на субъективность оценок, на разные подходы к теме. А тут…
Господи, хоть бы у меня был не Макаров…
На улице вовсю расходилась осень. Ледяной дождь со снежной крупой просто звенит от ярости, подхлестываемый ветром. Мой зонт вывернуло наизнанку…
Хоть бы не Макаров…
Отзывы пришли ровно через десять дней. Один отрицательный, другой — положительный. Рецензентом в обоих случаях был Макаров. Но заключение "рекомендовать к печати нельзя" стояло в моем…
Пляши, Трофимовна
— Трофимовна-а! — позвали, когда она дошла до середины последней грядки. Подняла голову, а спина — как коромысло, не разогнешь. Намотыжишься за день, а к вечеру хоть саму в грядку закапывай! — Трофимовна, пляши! — радостно потребовали из-за забора, и она узнала голос соседки Нюрки. "Да, сейчас в самый раз в пляс удариться", — усмехнулась про себя Трофимовна, заводя руку за негнущуюся спину. — Пляши! — Нюрка махала белым конвертом. — Из Москвы, от ваших, — сообщила, открывая калитку. — Семеновну у правления встретила, вот передала.
— Ох, не стряслось ли у них чего? — взволновалась Дарья Трофимовна, ощупывая конверт. — Больно уж толстое письмо-то! — нетерпеливо надорвала край и побежала глазами по неровным, написанным торопливым невесткиным почерком словам.
"Дорогая мамочка…"
— "Мамочка"! Вот-те крест — стряслось! — побожилась и опустилась на расшатанную лавочку возле летней кухни. Нюрка села рядом.
"У нас все хорошо".
— "Хорошо"! — прозорливо не поверила свекровь. — Нешто сознается, что плохо? Образованная, скрывать умеет.
"Можете меня поздравить, — продолжала Марина, — я, кажется, стою на грани серьезного научного открытия (сплевываю через левое плечо — на всякий случай). Удалось обнаружить новую форму микроорганизмов, науке до сих пор неизвестную…"
И чуть не на целую страницу — как это ей удалось и какая она вообще умная. "В наше время, когда все давным-давно открыто и переоткрыто, описано и переописано, обнаружить новую форму почти невозможно. За ними охотятся все и повсюду. Ездят в дальние экспедиции, в невообразимо экзотические места, взбираются на вулканы, опускаются в гнилые ущелья, жарятся в тропиках и замерзают в Антарктиде. А я это сделала, не выходя из лаборатории. Каково?!"
— Умная у меня невестка! — похвалилась Нюрке Дарья Трофимовна. — Это ж надо: "Не выходя из лаборатории".
— Да, — согласно вздохнула Нюрка, — выходить ноне не любят. Мои тож все в дому сидят, высоко спускаться-то. Я, пока у них жила, тоже сидела. На волю за целый день, бывало, не выберешься — разве в булочную аль за молоком. Вот веришь?
— А то! — обрадованно подхватила Дарья Трофимовна. — Я как к своим приеду, так только с балкона на белый свет и гляжу. Сидишь, как подвешенная промеж землей и небом. То ли у нас! — Она посмотрела вверх, с благодарностью подставляя свои, еще не особо-то и глубокие морщины теплым лучам. Но тут же спохватилась, наклонилась к письму: — Ой, чует сердце, чтой-то стряслось!
— Да все ж — слава богу, сама ж пишет, — успокоила ее Нюрка. — Ты читай!
