1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 3. Октябрь–декабрь - Мураками Харуки (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
А ведь если Тэнго никогда больше не появится в этом парке, – думает она, – я так и проживу скромно и неприметно здесь, на задворках Коэндзи, до конца этого загадочного 1Q84 года. Буду готовить себе еду, заниматься фитнесом, смотреть по ящику новости, листать Пруста – и ожидать на этом балконе, когда же Тэнго наконец придет. Дождаться его – моя основная задача. Тоненькая ниточка, которая еще привязывает меня к жизни. Как того паучка – к аварийной лестнице, по которой я спустилась с хайвэя. Черный паучок растянул свою паутину на ржавой арматуре и затаил дыхание. Его несчастная паутинка раскачивалась на ветру меж колонн автострады, истрепанная и порванная в нескольких местах. Когда я заметила это, помню, даже пожалела бедолагу. А теперь и сама угодила в похожий переплет.
Нужно раздобыть кассету «Симфониетты» Яначека, решает Аомамэ. Идеальная музыка для занятий фитнесом. Ее звуки связывают меня с иной реальностью – сама не знаю, с какой. Она для меня – словно проводник куда-то еще. Не забыть бы добавить это в список вещей для следующей доставки.
Вот уже и октябрь; истек третий месяц ее зависания здесь. Часы продолжают неустанно отсчитывать время. Утопая в садовом кресле, Аомамэ смотрит через пластиковые прутья балконной решетки на горку в парке. Неоновый фонарь заливает детскую площадку своим ярким белым сиянием. Пейзаж напоминает Аомамэ коридор безлюдного океанариума. Она представляет, как невидимые рыбы без единого звука плавают между деревьями. Шевеля плавниками, ни на миг не прерывая движения. А в небе висят две луны, словно призывая ее в свидетели.
– Тэнго, – шепчет Аомамэ. – Где ты сейчас?
Глава 3
ТЭНГО
Все эти звери одеты по-европейски
После обеда Тэнго входил в палату отца, садился на стул у кровати, раскрывал книгу, принесенную с собой, и читал вслух. Прочитав страниц пять, отдыхал немного и продолжал. Он читал отцу что попало – рассказы, дневники, статьи по природоведению. Главное – не в содержании, а в том, чтобы превращать тексты в голос.
Тэнго не знал, слышит его отец или нет. Никакой реакции на лице старика не читалось. Истощенный и жалкий, тот просто спал. Недвижный, практически бездыханный. То есть он, конечно, дышал. Но понять это было можно, лишь приблизив ухо к его лицу или поднеся зеркальце к приоткрытым губам. Через капельницу в его тело перегонялся физиологический раствор, а через катетер из организма выводились испражнения. Визуально же то, что пациент еще жив, доказывали только жидкости, перетекавшие плавно и бесшумно в прозрачных трубках. Иногда медсестра брила старика электробритвой и маленькими скругленными ножницами выстригала седые волоски из его ушей и ноздрей, подравнивала брови. Волосы продолжали расти, даже когда их хозяин был в коме. При взгляде на отца Тэнго переставал понимать, в чем разница между человеческой жизнью и смертью. А может, этой разницы нет вообще? Может, это мы для удобства придумали, что она существует?
В три часа приходил лечащий врач и рассказывал Тэнго о состоянии больного. Рассказы его были очень коротки – и всегда об одном и том же. Изменений не наблюдалось. Пациент очень глубоко спал. Его жизненные силы понемногу уходили. Иными словами, медленно, но верно к нему приближалась смерть. В какой-либо дополнительной помощи он прямо сейчас не нуждался. Оставалось лишь позволить ему и дальше спокойно спать. Ничего больше врач сообщить не мог.
Ближе к вечеру являлись два санитара и увозили отца на обследование. В разные дни санитары были разными, но одинаково безмолвными. Возможно, из-за масок на пол-лица – оба молчали как рыбы. Один, похоже, был иностранцем. Крепко сложенный и темнокожий, он всегда улыбался Тэнго из-под маски. Это было видно по глазам. И Тэнго кивал ему, улыбаясь в ответ.
Через полчаса-час отца доставляли обратно в палату. Как именно его обследовали, Тэнго не знал. Когда отца увозили, он спускался в столовую, выпивал горячего зеленого чая и, скоротав так минут пятнадцать, возвращался в палату. Смутно надеясь, что на опустевшей кровати отца вдруг снова увидит Воздушный Кокон, а в нем – свернувшуюся калачиком Аомамэ. Но ничего подобного не случалось. В палате его ждали только запах больного да пустая примятая постель.
Тэнго вставал у подоконника и смотрел из окна наружу. За поросшим травою двориком тянулся черный сосновый бор, за которым шумели волны Тихого океана. Казалось, мириады человеческих душ собрались там, за соснами – и мрачным, зловещим шепотом рассказывали каждая свою историю. Словно призывали все остальные души на свете поскорее слиться с ними воедино. Требуя все новых и новых историй, которые нужно кому-нибудь рассказать.
До сих пор в октябре Тэнго дважды брал выходной и ездил в санаторий близ Тикуры – утром туда, вечером обратно. Садился в ранний экспресс, добирался до лечебницы, шел в палату к отцу, садился у его кровати и время от времени что-нибудь говорил. Но старик никак не реагировал на слова – просто лежал навзничь и спал крепким сном. Почти все это время, сидя с ним рядом, Тэнго разглядывал пейзаж за окном. И надеялся, что с приближением вечера опять случится что-нибудь необычное. Но ничего не происходило. День клонился к закату, палата погружалась в жиденький полумрак – и на этом все. В очередной раз отчаявшись, Тэнго вставал, покидал лечебницу, садился на последнюю электричку и возвращался в Токио.
«Может, стоит навещать отца почаще? – однажды подумал он. – Может, приезжать раз в неделю на день недостаточно, и я плохо выполняю сыновний долг?» Думать так особых причин вроде не было. Но почему-то ему так казалось.
Во второй половине октября Тэнго решил взять сразу несколько выходных подряд. На работе сказал, что тяжело болен отец, за которым нужен особый присмотр. И не соврал. Подменить себя на это время он попросил бывшего однокурсника, – одного из очень немногих старых приятелей, с кем поддерживал более-менее тесные отношения и даже после вуза перезванивался хотя бы пару-тройку раз в год. Приятель этот слыл чудаком даже у них на матфаке, богатом на чудаков всех мастей, и был действительно не от мира сего. Окончив универ, на постоянную работу устраиваться не стал, в аспирантуру не пошел; лишь иногда, если был настрой, преподавал математику в средних классах частной школы, которой заведовал его знакомый, а все остальное время жил, как душа пожелает, – читал самые разные книжки да рыбачил в горных речках. Хотя преподавателем был гениальным, Тэнго хорошо это знал. Просто махнул человек рукой на свой талант, вот и все. Родители богатые, гробиться на работе никакой нужды нет. Приятель этот уже однажды подменял Тэнго, и аспиранты тогда остались очень довольны. Тэнго позвонил ему, описал ситуацию, и тот сразу согласился.
Дальше предстояло решить, что делать с Фукаэри, которая пока жила с ним. Стоит ли оставлять столь юную и неприспособленную к жизни девушку одну в квартире? Этого Тэнго в одиночку решить не мог. Все-таки она сознательно скрывалась здесь от посторонних глаз. Поэтому он поинтересовался у нее самой: хочет ли она постеречь его жилище на время его отъезда, – или лучше переберется, пускай на время, куда-то еще?
– Куда-ты-едешь, – спросила Фукаэри, нахмурившись.
– В Кошачий город, – ответил Тэнго. – Отец не приходит в сознание. Только засыпает все глубже. Врачи говорят, ему осталось совсем немного.
О том странном вечере, когда на постели вместо отца появился Воздушный Кокон с маленькой Аомамэ, Тэнго рассказывать не стал. Как и о том, что на вид реальный Кокон до мельчайших деталей совпадает с тем, как Фукаэри описала его для книги. И уж тем более – о том, что он, Тэнго, в душе очень сильно надеется еще хоть раз увидеть это чудо своими глазами.
Пытливо щурясь и ни слова не говоря, Фукаэри долго разглядывала Тэнго в упор. Точно старалась прочесть объявление, написанное очень мелкими буквами. Тэнго даже непроизвольно поднял руку и потрогал лицо, но ощущения, будто там что-то написано, не возникло.
