Сильнее смерти - Голсуорси Джон (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
"Дорогой Брайан!
Но послушай же - ты растрачиваешь себя!"
Джип положила письмо на место и встала, желая побороть искушение прочесть до конца и посмотреть, от кого письмо. Нет! Чужих писем не читают. Потом вдруг до нее дошла вся важность этих нескольких слов: "Дорогой Брайан! Но послушай же - ты растрачиваешь себя!" Почерк женский, но не матери и не сестер, их почерк она знала. Кто же посмел сказать, что он растрачивает себя? Письмо явно не первое. Какая-то близкая ему женщина, имени которой она не знает, потому что... потому что он никогда не говорил о ней. Растрачивает себя - на что? На жизнь с нею здесь? А может быть, так и есть? Она стала рыться в памяти. В прошлое рождество, в те солнечные, холодные, прекрасные две недели, которые они провели во Флоренции, он был полон веселья. А теперь - май. От прежней веселости не осталось и следа... "Но послушай же - ты растрачиваешь себя!" Внезапная ненависть вспыхнула в Джип к этой неизвестной женщине, которая посмела сказать это; ее бросило в жар, уши зарделись. Ей захотелось разорвать письмо в клочки. Но Вольтер словно сторожил ее и смеялся над ней. Она вышла из комнаты и подумала: "Пойду встречу его, я не могу сидеть здесь и ждать".
Она вышла в залитый лунным светом сад и медленно побрела по ярко освещенной дороге к станции. Была волшебная ночь, сухая, без росы. Лунные блики ложились на деревья, точно инеем покрывая стволы и ветви, одевая в трепещущее призрачное серебро буковую рощицу. Ни один листочек не шевелился, нигде ни живой души. Она подумала: "Я поведу его домой через эту рощицу". И она стала ждать его на дальней опушке, там, где он должен был пройти. Пришел поезд; мимо промчалась машина, за ней велосипедист; потом она увидела первого пешехода, он широко шагал, почти бежал. Она увидела, что это Саммерхэй, и, позвав его, кинулась обратно в тень деревьев. Он бросился за ней.
Они уселись на большой пень. Прислонившись к его плечу и глядя на темные ветви, Джип спросила:
- У тебя был тяжелый день?
- Да. Задержался из-за поздней консультации, а потом старый Лейтон пригласил меня обедать.
Джип показалось, будто земля слегка подалась под ее ногами.
- Эти Лейтоны живут на Итон-сквер, да? Званый обед?
- Нет. Были только старики, Берти и Диана.
- Диана? Это та девушка, которую мы встретили, выходя из театра?
- Когда?! О! Ах да!.. Какая у тебя память, Джип!
- Да. Память мне хорошо служит, когда речь идет об интересующих меня вещах.
- Разве Диана интересует тебя?
Джип пристально посмотрела на него.
- Да. Она умна?
- Я думаю, ее можно назвать умной.
- И она влюблена в тебя?
- Боже праведный! С чего бы это?
- А разве это так невероятно? Вот я же влюблена в тебя.
Он стал целовать ее. Закрыв глаза, Джип думала: "Не потому ли он целует меня, что не хочет отвечать?" Наступило минутное молчание.
- Скажи мне правду, Брайан... Тебе никогда... никогда не приходило в голову, что ты растрачиваешь себя со мной?
Она явно почувствовала, как дрогнула его рука; но лицо его было открыто и безмятежно, а голос такой же, как всегда, немного поддразнивающий.
- Растрачиваю себя! Что за странные мысли, милая?
- Обещай, что ты скажешь мне, когда я тебе уже не буду нужна.
- Отлично! Только не думаю, что сие случится в этой жизни.
- Я не так уверена.
- А я уверен.
ГЛАВА IV
Спустившись на следующее утро вниз, Саммерхэй прямо прошел в свой кабинет; ему было не по себе: "Растрачиваешь себя!.." Куда он девал письмо от Дианы? Он помнил, что Джип вошла как раз в ту минуту, когда он кончил читать его. Он принялся искать на полочках и в ящиках, разбирать все, что лежало наверху, и при этом сдвинул бюст Вольтера - письмо лежало под ним. Он взял его со вздохом облегчения.
"Дорогой Брайан!
Но послушай же - ты растрачиваешь себя! Право, голубчик, это так. Il faut se faire valoir! {Надо знать себе цену (франц.).} Ты можешь сейчас шагнуть только одной ногой; другая - застряла бог весть в какой таинственной дыре. Одной ногой в могиле - и это в тридцать лет! Да ну же, Брайан! Надо с этим кончать. Тебя ждет так много впереди. Нечего дуться и повторять, что я сую нос не в свое дело. Я говорю от имени всех, кто тебя знает. Все мы чувствуем, что за болезнь губит розу. Кроме того, ты всегда был моим любимым кузеном - с тех пор, как мне было пять, а ты был десятилетним маленьким задирой; и мне просто противно думать, что ты медленно катишься вниз вместо того, чтобы быстро подниматься вверх. О, я знаю: - "к черту весь мир!" Но, а как же ты сам? Я скорее думаю, что весь мир посылает тебя к черту. Довольно! Когда ты будешь у нас? Я прочитала ту книгу. Автор, видимо, полагает, что любовь - это только страсть, а страсть всегда что-то роковое. Так ли это? Может быть, ты знаешь лучше?
Не сердись на меня за такое старушечье письмо.
Au revoir.
Преданная тебе кузина
Диана Лейтон".
Он сунул письмо в карман. Оно пролежало, должно быть, два дня под этим бюстом! Видела ли его Джип? Он посмотрел на бронзовое лицо; философ глядел на него глубоко сидящими глазами и словно говорил: "Что ты знаешь о человеческом сердце, мой мальчик, - о своем, о сердце твоей любовницы, или той девушки и кого бы то ни было? Сердце еще заведет тебя в дебри! Можно положить сердце в пакет, завязать его бечевкой, запечатать сургучом, бросить в ящик и запереть его! А завтра оно как ни в чем не бывало очутится на свободе и будет плясать на этом твоем пакете. Ха-ха!"
Саммерхэй подумал: "Ты, старый козел! У тебя самого никогда не было сердца!" В комнате наверху Джип, наверно, все еще стоит у зеркала и кончает причесываться. Право же, любой человек был бы негодяем, если бы даже в мыслях позволил себе... "Полно! - казалось, говорили глаза философа. Жалость! Это смешно! А почему бы не пожалеть эту рыжеволосую девушку с такой белоснежной кожей и такими жгучими карими глазами?" Старый дьявол! Нет, его сердце принадлежит Джип, и никто в мире его не отнимет у нее! Как он любит ее, как любит! Она всегда останется для него тем, чем была... А рот мудреца искривился, словно выговаривая: "Совершенно верно, дражайший! Но сердце презабавный предмет и очень вместительный!"