Проблема с вечностью - Арментроут Дженнифер (читаем книги txt) 📗
Выражение ее лица сказало о том, что он правильно оценил все ее прелести, и, когда он рассмеялся, ее розовые губы расплылись в широкой улыбке. Улыбка преобразила ее в настоящую красавицу, но уже не она владела моим вниманием, потому что я почувствовала, как мурашки покрывают все тело. Этот смех… Такой глубокий, насыщенный и смутно знакомый. Дрожь пробежала по моим плечам. Этот смех…
Парень шел от двери, и я даже удивилась, что он не споткнулся обо что-нибудь под завистливыми взглядами окружающих. Тут до меня дошло, что он направляется к последним рядам. Ко мне. Я огляделась по сторонам. Сзади оставалось лишь несколько свободных мест, в том числе два слева от меня. Девушка следовала за ним. И не просто следовала. Она прикасалась к нему.
Прикасалась так, словно имела на это право и проделывала неоднократно.
Ее тонкая рука дотронулась до его живота, чуть ниже груди. Она закусила нижнюю губу и сместила руку еще ниже. Золотые браслеты, болтавшиеся у нее на запястье, опасно приблизились к потертому кожаному ремню. У меня вспыхнули щеки, когда парень ловко вывернулся. Было что-то игривое в его движениях, как будто этот танец давно стал для них ритуальным.
Он остановился в конце ряда, и мой взгляд скользнул по узким бедрам, поднялся к животу, который только что трогала девушка, а потом я увидела его лицо.
И перестала дышать.
Мой мозг отказывался воспринимать увиденное. Он просто не догонял. Я уставилась на парня, вглядываясь в его лицо, такое родное и в то же время незнакомое, более взрослое, чем я помнила, но все равно невероятно красивое. Я знала его. Боже мой, я бы узнала его где угодно, даже через четыре года, даже после той ночи, когда я видела его в последний раз. Той ужасной ночи, которая навсегда изменила мою жизнь.
Нет, это больше походило на сон.
Теперь понятно, почему сегодня утром его образ всплыл в моей памяти – потому что я его увидела, просто не осознала, что это он.
Я не могла пошевелиться, мне не хватало воздуха, и разум отказывался верить в то, что все это происходит наяву. Мои руки соскользнули с крышки парты и безвольно упали на колени, когда он уселся на соседний стул. Его взгляд был прикован к девушке, которая заняла место рядом с ним, и я смогла разглядеть его профиль с резко очерченной челюстью, которая еще только намечалась, когда мы виделись в последний раз. Его глаза пробежались по классу, на мгновение задержались на доске. Он выглядел почти так же, только возмужал, и его красота проступала еще более… отчетливо. От потемневших бровей, черных волос и густых ресниц до широких скул и легкой щетины вдоль линии челюсти.
Боже правый, он вырос именно таким, каким я его себе и представляла в двенадцать лет, когда начала по-другому смотреть на него и видеть в нем юношу.
Я не могла поверить, что он здесь. Мое сердце рвалось из груди, когда его губы – теперь более чувственные, – дрогнули в улыбке, а когда на правой щеке появилась ямочка, живот стянуло узлом. Единственная ямочка. Без пары. Всего одна. Я мысленно перенеслась назад, через годы, и смогла вспомнить лишь несколько эпизодов, когда видела его таким расслабленным. Откинувшись на спинку стула, который казался слишком маленьким для него, он медленно повернул ко мне голову. Карие глаза с проблесками золотистых искорок встретились с моими.
Эти глаза мне никогда не забыть.
Легкая, почти ленивая улыбка, которой я прежде не замечала на его лице, застыла. Его губы приоткрылись, и бледность просочилась сквозь смуглую кожу. Глаза расширились, и золотые искорки стали звездами. Он узнал меня; я сильно изменилась с тех пор, но все-таки по его лицу было видно, что он узнал. Он подался вперед, наклоняясь ко мне. Четыре слова вырвались из далекого прошлого и громким эхом отозвались в моей голове.
Не издавай ни звука.
– Мышь? – выдохнул он.
Глава 3
Мышь.
Никто, кроме него, не называл меня так, и я давно не слышала этого прозвища, уже не надеясь когда-нибудь услышать его снова.
Как не надеялась снова увидеть его. Но вот он здесь, передо мной, и я не могла отвести от него глаз. В этом парне не осталось ничего от того тринадцатилетнего мальчишки, и все-таки это был он. Все те же теплые карие глаза с золотыми искорками, та же опаленная солнцем кожа, доставшаяся ему от отца – кажется, наполовину латиноамериканца. Он и сам не знал, откуда родом его мать и ее семья. Один из наших… соцработников полагал, что его мать наполовину латиноамериканка, возможно, из Бразилии, но правду он вряд ли когда-нибудь узнает.
Я вдруг увидела его – прежнего, из детства, когда он был моей единственной опорой в мире хаоса. Девятилетний мальчик – выше меня, но все равно еще ребенок, – вставал стеной между мной и мистером Генри, как делал это всегда, а я жалась у него за спиной, вцепившись в рыжеволосую куклу Велвет, подаренную им же. Я прижимала ее к груди, дрожа всем телом, а он выпячивал грудь вперед, широко расставляя ноги.
– Оставь ее в покое, – рычал он, сжимая кулаки. – Тебе лучше держаться от нее подальше.
Я очнулась от воспоминаний, но их еще осталось так много, ведь столько раз он приходил мне на помощь, пока мог, пока обещание вечно быть вместе не оказалось разрушенным, пока все… не рассыпалось в прах.
Его грудь поднялась в глубоком вздохе, и, когда он заговорил, голос прозвучал грубо и низко.
– Это действительно ты, Мышь?
Я смутно сознавала, что сидящая рядом девушка наблюдает за нами, и ее глаза распахнуты так же широко, как мои. У меня опять не ворочался язык, и это казалось странным, потому что он… он единственный, с кем я могла и не боялась говорить, но то было в другом мире, в другой жизни.
С тех пор прошла вечность.
– Мэллори? – прошептал он, поворачиваясь ко мне всем телом, и мне показалось, что он вот-вот вскочит со стула. Это было так на него похоже, потому что он не боялся ничего. Никогда. Теперь он так близко склонился ко мне, что я смогла разглядеть едва заметный шрам над правой бровью, на тон или два светлее, чем его кожа. Я знала, откуда он взялся, и сердце снова сжалось от боли, потому что шрам напоминал о черством печенье и разбитой пепельнице.
Парень, что сидел впереди, развернулся к нам.
– Эй. – Он щелкнул пальцами, когда не получил ответа. – Эй, старик? Алло?
Но он словно и не замечал парня, продолжая вглядываться в меня, как в призрак, вдруг возникший перед ним.
– Как знаешь, – одноклассник, поворачиваясь к девушке, но та тоже не откликнулась. Она следила за нами. Прозвенел запоздалый звонок, и я догадалась, что в класс вошел учитель, потому что разговоры стихли.
– Ты узнаешь меня? – Его голос по-прежнему звучал не громче шепота.
Он не сводил с меня глаз, и я произнесла всего одно слово, которое оказалось самым легким в моей жизни.
– Да.
Он качнулся на стуле, выпрямляясь, но его плечи напряглись. Он на мгновение закрыл глаза.
– Господи, – пробормотал он, потирая ладонью грудь.
Я подпрыгнула, когда учитель хлопнул рукой по стопке учебников, сложенных на угловой парте, и уставилась прямо перед собой. Мое сердце все еще стучало подобно обезумевшему отбойному молотку.
– Итак, полагаю, все вы знаете, кто я, раз находитесь в моем классе, но на случай, если кто-то забыл, напоминаю: меня зовут мистер Сантос. – Учитель привалился боком к столу, сложив руки на груди. – И это класс риторики. Если вы ошиблись дверью, вероятно, вас ждут в другом месте.
Мистер Сантос продолжал говорить, но кровь так бурлила во мне, что заглушала его слова, и мои мысли были слишком заняты тем, что он сидел рядом. Он здесь, после стольких лет, рядом со мной, как это было всегда, сколько я себя помню с трехлетнего возраста, но, кажется, его совсем не радовала наша встреча. Я даже не знала, что думать. Надежда и отчаяние смешались во мне, а с ними горькие и сладкие воспоминания, за которые я цеплялась и в то же время мечтала забыть.
