Искажение. Шестая глава (МАКАМ XII. Любовь во время зимы) - Панов Вадим (книги полностью .txt) 📗
– Согласитесь, красиво, – улыбнулся карлик, решив, что они с посетителем достаточно полюбовались на затуманенный Кремль.
– Полагаю, вы специально не меняете этот небольшой офис на что-нибудь более напыщенное, чтобы не лишать себя удовольствия, – улыбнулся в ответ Кросс. – Замечательный вид.
– Вам нравится?
– Безусловно.
– Я провожу в кабинете изрядную часть жизни, Иннокентий, и тщательно продумывал каждую деталь, в том числе – вид из окна. Чтобы не пришлось переезжать.
– Не любите переезды?
– Я несколько консервативен, – улыбнулся Авадонна. – Дом принадлежит мне больше ста лет, земля под ним – ещё дольше, и я не вижу необходимости что-то менять… Чаю?
– Кофе, – ответил толстяк, поняв, что начинается деловой разговор.
– Сейчас принесут, – карлик распорядился, затем жестом указал гостю кресло, расположился напротив и свёл перед собой пальцы: – Вы слышали об убийстве дьяка-меченосца Лаврича?
– Об убийстве Сердцееда? – мягко уточнил Иннокентий.
– И о нём тоже, – кивнул Авадонна. Но не улыбнулся, показав, что шутки закончились.
– Это одно из тех немногих московских событий, которое заинтересовало всё Отражение, – сказал Кросс, откровенно намекнув на провинциальность здешних мест.
Но карлик пропустил шпильку мимо ушей.
– Лаврича убил тёмный, – протянул он, принимая у секретаря чашку с кофе.
– Я бы использовал термин «отомстил», – поразмыслив, ответил Кросс. – Сейчас этот парень работает на кладбище, где похоронена девочка…
– …которой Лаврич вырезал сердце, – подхватил Авадонна. – Да, грустная история.
– Он назвал себя Ольгиным, – закончил толстяк. – В честь девочки.
Несколько секунд в кабинете царила тишина. Карлик сосредоточенно мешал сахар, а Кросс выпил свой кофе залпом и вертел пустую чашку, ожидая продолжения разговора. Каждый думал о своём.
– Вам он нравится… – протянул Авадонна, поняв, что толстяк нарушать молчание не собирается.
– Нравится, – не стал скрывать Иннокентий. – И я сочувствую Ольгину.
– Он двойник, сын Великого Полнолуния, – поморщился карлик. – В нём нет ничего, кроме зла.
– В нём нет ничего, кроме Тьмы и любви к мёртвой девочке, – поправил баала Кросс. – Я ему сочувствую.
– Не ожидал услышать от вас подобные слова, – признался Авадонна.
– Вы постоянно забываете, что я инопланетянин, – обезоруживающе улыбнулся толстяк. – На Аммердау нет такого разнообразия видов, как на Земле, там живёт лишь мой род, а мы – органики. Безликий тысячи лет занимался нашим воспитанием и добился очевидного успеха. Я жесток, силён, безразличен к смерти во всех её проявлениях, но вот здесь, в той своей части, которую вы, люди, называете душой, я по-прежнему органик. – Иннокентий прикоснулся к груди. – Я ценю благородство и понимаю любовь. Я полностью на стороне Ольгина и сожалею лишь о том, что он не заставил дьяка мучиться перед смертью так, как тот заслуживал.
– Говорят, Элизабет тоже стала понимать любовь, – проворчал Авадонна. – Это её и сгубило.
– Да, я слышал, что на Земле без любви никуда, – усмехнулся Кросс. – Вы даже Древних совратили.
– С Безликим ты вёл себя столь же дерзко? – вдруг поинтересовался карлик, одновременно напомнив собеседнику, с кем тот говорит.
Но особенного впечатления не произвёл: инопланетянин выбранному тону не изменил.
– Я лишён надежды вернуться домой, баал, и дерзость – единственное, что меня спасает от сумасшествия, – размеренно объяснил он, глядя карлику в глаза. – Но если я вас чем-то обидел…
– Меня трудно обидеть, Иннокентий.
– Я имел в виду…
– Я понимаю, что ты имел в виду.
– Спасибо.
Карлик вздохнул. Толстяк приятно улыбнулся.
Иннокентий знал, что находится в полной власти Авадонны, и карлик волен безнаказанно убить его в любое мгновение, но… Но последние десятилетия Иннокентий не жил – существовал и давно перестал ценить то, что мог безнаказанно забрать карлик. Угрозы на него не действовали.
– Я вызвал тебя вот по какому поводу… – сказал Авадонна, медленно допивая кофе. Судя по всему, казнь строптивого инопланетянина откладывалась на неопределённый срок. – Братство планирует устранить Ольгина, хочет показать Отражению, что тёмные не имеют права на столь наглые выходки.
– Осмелюсь напомнить, что Ольгин один на один справился с дьяком-меченосцем, – в тон карлику ответил Кросс. При этом было видно, что новость его не обрадовала. – Он необычайно силён.
– Братство его достанет.
– Вы могли бы оказать бедолаге своё покровительство.
– Бедолага мог бы попросить моего покровительства, но не стал. А сейчас его смерти требует принципал, так что вмешиваться я не намерен.
– Понимаю, баал.
– Ольгина убьют, в этом нет сомнений, – твёрдо продолжил Авадонна. И после паузы добавил: – Но можешь не беспокоиться – Порчу Братство не тронет.
– Спасибо, – обронил Иннокентий.
– Не просто «спасибо», – обронил карлик.
Мужчины вновь помолчали.
– Что я должен сделать? – тихо спросил Кросс, глядя на Кремль – серая вата стала медленно подниматься в серое небо, подталкиваемая разозлившимся ветром, и теперь старые стены виделись настолько чётко, что можно было разглядеть каждый кирпичик.
– Получилось так, что на Преображенском кладбище работает Мастер Скорбных Дел – по моему приказу, – негромко сообщил Авадонна. – Я не хочу, чтобы истребители помешали ему или даже просто заглянули в Каменный цех. Ты должен проследить за этим.
Задание показалось лёгким, слишком простым за услугу, которую оказал карлик, выведя Ленку из-под удара, и толстяк осторожно уточнил:
– До какой степени вы этого не хотите, баал?
– Ты волен делать всё, что сочтёшь необходимым.
В переводе на обычный русский, без дипломатических экивоков: можешь перебить истребителей, если того потребуют обстоятельства.
Жёстко. Очень жёстко, если учесть, что Братство и Первородные старались не выходить за давным-давно установленные рамки, а в последнее время их нейтралитет стал всё больше приобретать черты крепкой дружбы. Распоряжение карлика могло взорвать сложившуюся картину, но…
Но Иннокентия интересовало другое:
– Я тоже не должен видеть работу Мастера?
– Если увидишь, у тебя останется два пути: стать моим верным псом или застрелиться.
– Почему именно застрелиться? – растерялся толстяк.
– Из вежливости, – холодно ответил Авадонна. – Чтобы я не тратил время.
– Но почему застрелиться?
– Вряд ли ты сможешь повеситься, – язвительно ответил карлик. – Насколько мне известно, чтобы перекрыть трахею насекомому…
– Понятно, понятно… – Кросс задумчиво улыбнулся. – А что с Ольгиным?
– Мне на Ольгина плевать, – пожал плечами Авадонна и посмотрел на часы, показывая, что разговор затянулся. – Я ему не враг, и Авдею не враг, и тебя я не нанимал. Я – старый, маленький баал, и мне нужно одно: чтобы Мастеру Скорбных Дел не мешали. Всё остальное на твоё усмотрение.
На кладбищах всегда холодно…
Сначала это утверждение покажется смешным и нелогичным суеверием, не имеющим никакого отношения к реальности: как может быть холодно в тридцатиградусную жару? Или тому, кто тепло оделся зимой? Но если отбросить предубеждения, то суеверие неожиданно окажется фактом: на кладбищах холодно. Хоть зимой, хоть в летний день, как ни одевайся, как ни кутайся – холод обязательно достанет. Скользнёт по щеке леденящим поцелуем, погладит руку, пробежится по пальцам, мягко обнимет за шею или вцепится в ноги… или, что самое неприятное, заползёт внутрь и прикоснётся к душе, напоминая, что когда-нибудь ей обязательно станет холодно… смертельно холодно…
На кладбищах всегда так.
Может, потому, что они отражают жизнь?
Саму жизнь?
Отражают в фотографиях и полированном камне, в каплях росы на ограде, в стеклянных вазах и лампадах. В тенях, которые пламя свечей бросает на обелиски…
Жизнь отражается в образе кладбища и возвращается в мир, наполняя его жгучим холодом той стороны, и поэтому Виссарион Обуза на кладбищах бывать не любил, ни днём, ни ночью. Но бывать приходилось. С недавнего времени – на Преображенском кладбище и довольно часто. О своих визитах Виссарион обязательно предупреждал, и потому калитка, несмотря на поздний час, была открыта. А вот сторож отсутствовал, но это обстоятельство Обузу не смутило – он хорошо знал, где проводит ночи Ольгин, и не ждал его увидеть. Пройдя через калитку и не заперев, а лишь прикрыв её за собой, книжник неспешно добрался до Каменного цеха, постучал, тут же открыл дверь, вошёл, снял шляпу и вежливо кивнул Мастеру Скорбных Дел:
