Все мои женщины. Пробуждение - Вишневский Януш (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
И Он тоже так жил и так же прерывал жизнь на минутку, оставлял предложение прерванным на середине – и засыпал много раз без извинений и примирений. Потому что был уверен, что утром проснется. А вот сегодня ночью вдруг понял, что может проснуться гораздо позже следующего утра, а может быть – и совсем в другом мире. Или вообще никогда не проснуться…
Он лежал без движения, всматриваясь в зеленую прерывистую синусоиду на оливковом экране электрокардиографа. Он видел сон! Настоящий сон! И Он его помнил, этот сон. В нем Он бегал, как очумелый, по бесконечному лабиринту коридоров и залов какого-то монструозно огромного аэропорта, не в силах найти нужный Ему выход к самолету, на котором Он должен был куда-то лететь. На серых стенах из обшарпанного и потрескавшегося бетона висели гигантских размеров картины с библейскими мотивами – они были прямо приклеены к стенам, как есть, без рам и напоминали ему сцены с мрачных полотен Караваджо. Он пробегал мимо женщин. Все быстрее и быстрее Он протискивался сквозь растущую толпу женщин. В тюрбанах, в деловых костюмах, медвежьих шкурах, в вечерних платьях, плащах и кожаных ремнях, в монашеских одеяниях и в купальниках, в военной форме всех возможных цветов… как в каком-нибудь сюрреалистическом фильме. Только женщины, исключительно. Морщинистые и древние, как мир – и девственно юные, высокие и низкие, изможденно худые и безобразно толстые… Он не видел в этой толпе ни одного мужчины. Когда Он останавливался и пытался узнать дорогу – все женщины смотрели на него подозрительно и враждебно. Они не отвечали и отворачивались, поспешно убегая от Него. Когда Он, уже доведенный до крайности, резко схватил одну из них за плечо – она тут же замерла и превратилась в камень, а Его рука увязла в этом камне, и Он не мог ее вытащить. Он начал кричать – сначала от злости, а потом и от боли. И вдруг вокруг Него никого не осталось, Он стоял, онемев, посреди огромного опустевшего зала аэропорта с рукой, завязшей в каменном плече замеревшей женщины, отвернувшейся от него. Проснулся Он, когда все-таки вытащил свою руку из каменного плена и стал с ужасом разглядывать культю на месте ладони. При этом Он не чувствовал боли и крови тоже не было ни капли…
Это было очень странно. Чрезвычайно странно. Не сон сам по себе – потому что сны по своей сути являются неким видом кратковременного безумия, это Он уже давно понял, и вовсе не благодаря Фрейду. Странным и удивительным было то, что Он так детально, так выпукло и очень точно запомнил то, что Ему приснилось. Ведь Ему уже много лет ничего не снилось. Не видел снов очень давно – хотя не только эти с каждым разом все более замудренные мозгоправы, но и Его врач и одновременно добрый приятель из Берлина утверждали, что это невозможно. А Он не видел снов – и все тут. С очень давних пор.
Он тогда спал исключительно с Патрицией. Потрясающе, как мерзко может звучать слово «исключительно» по отношению к женщине, на которой ты недавно, причем по любви, женился, и, казалось бы, оно здесь как нельзя более кстати, это слово, и полностью соответствует Его убеждениям в тот период жизни. Он был вполне искренен, когда произносил, глядя в глаза Патриции, в тех учреждениях, которые для этого и созданы, разного рода клятвы и обещания, в том числе обещание хранить супружескую верность, но в то же время как-то не воспринимал эти официальные заявления как нечто, что обязывает Его отныне спать исключительно с ней и касаться исключительно ее. Тогда, в ЗАГСе Гданьска, до него не дошло и не испугало, что отныне и до конца жизни Он обречен на «вечные кандалы», как когда-то выразился с ужасом и дрожью в голосе один из Его коллег, Томаш, с которым в свое время, еще в Гданьске, они регулярно, раз в неделю, играли в сквош. Нота бене: ныне этот Его коллега, выдающийся специалист по физике элементарных частиц, живет в Швейцарии, недалеко от ЦЕРНа, со своей очередной, четвертой по счету женой. И это значит, что по каким-то причинам, граничащим с мазохизмом, он с радостью дает себя заковывать во все новые «кандалы». По крайней мере – на какое-то время. Фамилия Томаша – Негодяев, и это выглядит весьма органично, ибо в высшей степени соответствует его природе. Ни одна из его жен не захотела после свадьбы взять его фамилию и стать Негодяевой. Они все оставили себе свои девичьи фамилии. Только третья жена, известная и популярная в Гданьске радиожурналистка, добавила к своей девичьей фамилии его фамилию и называлась, хотя и всего девять месяцев, Мальвиной Татарской-Негодяевой. Он помнит, что это часто становилось поводом для шуток, что ее совершенно не смущало, ибо фамилию Татарская мало кто запоминал, а вот Татарскую-Негодяеву не запомнить было невозможно.
Он хранил верность своей Патриции вовсе не из-за этих публичных обещаний и клятв. Причина была совершенно в другом. Он находился тогда в том состояния любовной одержимости, когда все остальные женщины были для него совершенно «прозрачными». Это довольно короткий, как Он подозревал, этап в жизни влюбленного мужчины, когда он желает только одну женщину и просто не видит других, словно слепой. Именно в то время Он любил будить ее поцелуями и ласково расспрашивать с плохо скрываемым любопытством, что ей снилось, когда Он ее разбудил. Его жена Патриция проживала необыкновенно насыщенную вторую, а может, и третью жизнь в своих цветных, сюрреалистичных, полных волшебства снах. Ей удавалось, если, конечно, допустить, что этому можно научиться, видеть продолжение одной и той же истории на протяжении двух, трех или даже четырех ночей подряд! Со временем она разгадала Его хитрость с этим ее пробуждением и расспросами о сне, поняла подтекст и перестала отвечать. Просто молча прижималась к нему, а потом стягивала ночную рубашку, они занимались любовью, а потом снова засыпали. Она возвращалась в свой прерванный сон, в свои яркие фантазии, а Он погружался в тяжелое забытье, глухое и темное, которое не оставляло в его памяти ни малейшего следа. Со временем это превратилось для них в своего рода спонтанный эротический ритуал, который они повторяли и в своей спальне, и в гостиничном номере, а иной раз – и в машине, во время длительных переездов, когда Он был за рулем, а она спокойно засыпала на пассажирском сиденье. Он будил ее прикосновением и спрашивал про сон, а она тут же прижималась к Нему, отвечала ласками, прикосновениями, деликатностью и нежностью поначалу, которые к концу превращались в дикость и ненасытность. Иногда в машине, охваченные неистовым желанием, они не могли дотерпеть до ближайшего паркинга и останавливались на обочине или заезжали в глубину лесной чащи. Он гасил фары, она расстегивала ремень на Его брюках, стаскивала их резким движением вниз и торопливо опускала голову между Его бедер. Порой – Он очень хорошо это помнит – места в автомобиле им не хватало, и тогда они вываливались наружу, Пати опускалась перед ним на колени – на мокрую траву, на твердую проселочную дорогу, иногда – на влажный асфальт, а случалось, что и на снег. Потом, когда Он еще мог собой владеть, Он хватал ее за руки, поднимал вверх, она вставала с колен, упиралась ладонями в машину, Он задирал ей юбку и не сводил глаз с ее ягодиц, шепча ей до самого конца что-то о наслаждении… Помнит Он и их долгий перелет в Австралию. Из Куала-Лумпура в Мельбурн они летели ночью и сидели прямо в середине предпоследнего ряда. Свет был приглушен. Она тогда сунула голову Ему под плед, а правой рукой закрывала ему рот…
Она сама никогда не будила его и не спрашивала про сны. Он и сейчас не мог бы сказать с полной уверенностью, была ли это ее женская мудрость или она просто знала, что Ему не снятся сны. Наверно, все-таки первое. Его жена Патриция, несмотря на свой, назовем это так, темперамент и неуемную сексуальную фантазию, которые Он очень любил в ней и которые доставляли Ему множество неожиданных, но весьма приятных переживаний, несмотря на свои крайние феминистские убеждения, парадоксальным образом считала, что «в этой загадочной игре инициатива всегда должна принадлежать мужчине». Один-единственный раз – в эротическом смысле – она все-таки его разбудила. Правда, сделала это ненарочно. Они ехали в автобусе. Это было во время их единственной и по многим причинам незабываемой поездки по Турции. По дороге из Антальи в Каппадокию. Патриция, как только поздним вечером они сели в автобус, не отрываясь, читала взятый с собой из Берлина путеводитель по Турции. Он же после жаркого дня на пляже и бутылочки вина, которую они выпили за ужином, пытался заснуть. Пати всегда старалась как можно лучше изучить страну, по которой они путешествовали. Вникнуть в ее историю, литературу, музыку, политику, обычаи и особенности. Она хотела не только все узнать – но и все это понять. Желательно изнутри. Когда они путешествовали по Калифорнии, она, кроме путеводителей, читала Стейнбека, когда пересекали Южную Африку, даже во время сафари не расставалась с книгой Кутзее. В Турцию она взяла с собой «Музей невинности» турецкого лауреата Нобелевской премии Орхана Памука. Ему это все очень нравилось. Пати была самым лучшим переводчиком и гидом из всех женщин, которые встречались Ему на жизненном пути.
