Нэнэй - Марат Муллакаев (книги без сокращений TXT) 📗
Хаят-апай засмеялась, прикрывая рот кончиком платка.
– Нехорошим… Молодая была, горячая… Но, когда он помер, по обычаю нашей веры старики начали его омывать и увидели эту надпись. Люди говорили, чтоб его даже хоронить не на кладбище, но сельсовет все же заставил...
– Хаят-апай, – подал голос Кильмаматов, – все-таки признайтесь, какое слово-то было?
– Ты что, не спишь, что ли? – удивился Касьянов. – Тебе же через час на пост.
– Ничего, встану, не впервой. Хаят-апай, удовлетворите мужское любопытство: что же вы написали? – Кильмаматов отбросил шинель, начал надевать сапоги.
– Не скажу, давно это было! – упрямо повторила она. – Злая была… Теперь каюсь, не надо было с ним так поступать. Хватило бы плети. Но что сделано, то сделано. Не вернешь… Давайте допьем чай и спать, не то снова начнут стрелять…
Когда Кильмаматов ушел на пост, Касьянов окликнул старушку.
– Бабушка, бабушка, вы спите?
– Почти что, – отозвалась она.
– Спасибо вам за откровенный рассказ. И вправду скотиной я был, опустил свою жену ниже плинтуса… Жаль, что не убила меня тогда…
– Ну, это ты зря… – устало возразила старушка. – Ты еще молод, а в молодости все люди одинаковые. Просто живут как живется. И я была такая. Главное, чтобы ты нашел свою семью…
Касьянов встал, добавил в печку дров:
– Да, Хаят-апай, грешен я… Если погибну, обязательно в ад попаду. А вы – в рай…
Старушка догадалась, что Мартын, открыв ей душу, не намерен ставить точку в беседе. Она поднялась и медленно присела на край топчана.
– У меня соседка, Фатима, хорошая женщина, правда, шебутная, любит травить всякие байки. Так вот, пересскажу вам одну из них. Старая-престарая сельчанка испустила дух и предстала перед Всевышним. «Так, – говорит он, – куда же мне тебя отправить: в рай или в ад? Знаю, ты жила честно, грехов у тебя мало…». «Да посылайте меня куда хотите! – смиренно согласилась старушка. – Лишь бы там не было лялечек и цыпочек!»
Секунд десять Касьянов стоял c открытым ртом, а затем затрясся от хохота.
– Тише ты! – испуганно зашикала Хаят-апай. – Людей разбудишь!
– Их сейчас и пушкой не поднять! – ответил прапорщик, давясь от смеха.
– А насчет того, куда отправит меня Всевышний, знает только он сам. Ведь в молодости мы назад не оглядываемся… Скажу честно, сынок, если бы я вдруг стала молодой, я бы жила точно так же безрассудно, как и раньше. Это я теперь, на старости лет, как выразилась однажды моя соседка, «праведная» стала… Давай, сынок, поспим немножко, что-то ноги гудят…
– Все-все, Хаят-апай… – переходя на шепот, проговорил Касьянов. – Поспите… Я и так вас утомил, простите…
Глава двенадцатая
Стало совсем тихо. Висящие на стене часы, принесенные Сосиным из какой-то квартиры разрушенного дома, пробили двенадцать. Где-то недалеко были слышны разрывы снарядов, одиночные выстрелы снайперских винтовок…
Кильмаматов вернулся с поленом в руках, с трудом протолкнул его в печку, плеснул себе чаю.
– Чего, Мартын, не спишь? – спросил он у Касьянова. – Кушать не хочешь? Я бы сейчас от жареной картошки с гусятиной не отказался…
Касьянов тихонько встал с лежанки, кивнул на топчан, где спала старая женщина, и, повернувшись к Кильмаматову, приложил к губам палец:
– Не шуми, пусть спит, только что легла, – сказал он, наливая в кружку кипяток. – Зачем она приехала? Не её эта война… Вот ты, Кильмаматов, как сюда попал? Ведь учился же заочно в университете, а с какого болта контракт подписал?
Кильмаматов взглянул на Хаят-апай. Она лежала, свернувшись калачиком и подложив руку под голову, словно маленький ребенок.
– Это точно, не её война, − тяжело вздохнул он. − Но я гордился бы такой бабушкой, будь я ее внуком. Да нам всем надо гордиться, что у нас в России есть такие женщины.
– Геройская бабка! – подтвердил Касьянов.
– Ну, а насчет того, что эта не моя война… Я тоже вначале так думал, проклинал себя, что поехал сюда.
– И что же, теперь думаешь по-другому?
– Я бы сегодня же уехал домой, будь у меня такая возможность. Хватило бы с меня двух лет срочной. Думал, больше в армию ни ногой, но вот… опять в камуфляже…
– Почему поменял свое решение? Зачем нам этот Кавказ, эти беженцы, чеченцы, ингуши? Зачем? Закрыть к едреней фене их границы, и пусть с голоду подыхают! Куда они без России?! – прапорщик, испугавшись своего голоса, повернулся к спящей женщине и, убедившись, что не разбудил ее, продолжил: – Они думают, что заграница будет кормить их черной икрой? Дудки… Вон,капиталисты дают нам кредиты и требуют с нас все новых уступок.
– Нет, Касьянов, речь не об этом. Не умрут они с голоду. Земля у них плодородная, солнечная, и нефть есть, – размышлял Кильмаматов. – Я рассуждаю, конечно, не как политик из Москвы, а как человек, увидевший эту войну своими глазами. Надо быстрее кончать эту мясорубку, вот о чем я думаю. – Кильмаматов достал сухари, опустил в кружку. – Смотри, разве все чеченцы хотят отделиться от нас? Вовсе нет! Всего кучка! Плюс обманутые ими. Остальные же цепко держатся за Россию. Чем они хуже тех, кто требует отделения? Мне кажется, чем быстрее наступит мир, тем лучше начнут жить люди: и чеченцы, и русские. Так что теперь это и моя война тоже.
– Ну ты простой, Кильмаматов, – беззлобно сплюнул на землю Касьянов. – Кто сказал, не знаю, но звучит примерно так: революции планируют гении, совершают герои, а их плодами пользуются негодяи. Ты думаешь, заживешь мирно, разбогатеешь? Ни хрена!
Кильмаматов встал, надел сапоги.
– Это точно, богатым я никогда, наверное, не стану. Но я и мои дети будут жить в мирной стране. И нами будут руководить выбираемые нами президенты и депутаты, а не ханы, не эмиры или же клановые бандюки, как здесь, в Чечне.
– Твоими бы устами да мед пить… – бормотал Касьянов, раскладывая свой бушлат на самодельной кровати. – Попомни мои слова: эта война еще не скоро закончится!
– Ничего, – убежденно проговорил Кильмаматов. – Вон Моисей свой народ по пустыне сорок лет водил …
– ... и до сих пор евреи в этой пустыне дерутся с арабами, – парировал прапорщик, закрывая голову вязаной шапкой. – Все, давай поспим, сержант, голова уже гудит…
– Какой я тебе сержант? – удивился Кильмаматов.
– Забыл сказать, − зевнул Касьянов. − Приказ уже подписан, сам видел. Завтра прочитают.
– Зачем мне все это? – пробурчал Кильмаматов, снова скидывая сапоги и укладываясь спать.
Но он никак
