Проклятое время (Недобрый час) (другой перевод) - Маркес Габриэль Гарсиа (онлайн книга без .txt) 📗
– Надеюсь, вы довели это до его сознания?
Не ответив, падре Анхель спустился по лестнице и глухо буркнул снизу слова прощания. Алькальд пересек коридор и без стука вошел к Сесару Монтеро.
В комнате были лишь умывальник, стул и железная кровать. Сесар Монтеро, небритый, в той же одежде, что надел дома во вторник на прошлой неделе, лежал на кровати. Взгляд его, когда он услышал голос алькальда, даже на миг не сдвинулся с точки, в которую был устремлен.
– Теперь, когда ты уладил свои дела с Богом, – сказал алькальд, – самое время уладить их и со мной.
Он подтащил стул к кровати, сел на него верхом, навалившись грудью на плетеную спинку. Сесар Монтеро внимательно разглядывал балки потолка. Он не казался удрученным, хотя опущенные углы губ свидетельствовали о бесконечном и мучительном разговоре с самим собой.
– Нам с тобой ни к чему ходить вокруг да около, – услышал он. – Завтра тебя отправят. Если тебе повезет, через два, может, три месяца приедет следователь по особым делам. Мы должны будем обо всем ему рассказать. Он уедет следующим же баркасом, убежденный в том, что ты дурак из дураков.
Наступила пауза, но Сесар Монтеро был невозмутим, как прежде.
– Потом судьи и адвокаты вытянут из тебя самое меньшее двадцать тысяч песо, а может быть, и больше, если инспектор сообщит им, что ты миллионер.
Сесар Монтеро повернул к нему голову. Хотя движение было едва заметным, пружины кровати скрипнули.
– И в конце концов, – вкрадчиво продолжал алькальд, – после всей этой бумажной волокиты тебе, если повезет, дадут два года.
Взгляд безмолвного собеседника остановился на носах его сапог, а потом пополз вверх. Когда глаза Сесара Монтеро встретились с глазами алькальда, тот еще говорил, но теперь уже другим тоном.
– Всем, что ты имеешь, ты обязан мне, – говорил алькальд. – Был приказ тебя ликвидировать, убить тебя из засады и конфисковать скот, чтобы правительство могло покрыть огромные расходы на выборы по нашему департаменту. Ты прекрасно знаешь, что другие алькальды в других округах так и поступали. Но я приказа не выполнил.
Только теперь он почувствовал, что Сесар Монтеро размышляет. Алькальд вытянул ноги и, упершись грудью в спинку стула, ответил на не высказанное вслух обвинение:
– Ни одного сентаво из того, что ты заплатил за свою жизнь, мне не досталось – все пошло на организацию выборов. Сейчас новое правительство решило, что должны быть мир и гарантии для всех – и у меня, как прежде, только мое паршивое жалованье, а ты не знаешь, куда девать деньги. Ничего не скажешь – ты зря время не терял.
Медленно и с трудом Сесар Монтеро начал подниматься. Когда он встал, алькальд увидел себя со стороны, такого маленького и грустного, перед этим монументальным зверем. Взгляд, которым алькальд проводил Сесара Монтеро до окна, загорелся каким-то странным огоньком.
– Не потерял ни одной минутки, – негромко добавил он.
Окно выходило на реку. Сесар Монтеро не узнал открывшегося перед ним вида. Ему почудилось, будто он в каком-то другом городке, где тоже по случайному совпадению протекает река.
– Я пытаюсь тебе помочь, – услышал он голос у себя за спиной. – Все мы знаем, что была затронута твоя честь, но доказать это тебе будет нелегко. Ты сделал глупость, когда разорвал листок.
В это мгновение в комнату проникла тошнотворная вонь.
– Корова! – сказал алькальд. – Наверно, выбросило на берег.
Равнодушный к запаху разложения, Сесар Монтеро продолжал смотреть в окно. На улице не видно было ни души. У причала стояли на якоре три баркаса, и их команды, готовясь ко сну, развешивали гамаки. Завтра в семь утра все изменится: полчаса набережная будет полна людей, которые соберутся посмотреть, как отправляют заключенного. Сесар Монтеро вздохнул, сунул руки в карманы и выразил то, о чем думал, одним решительным, но неторопливо сказанным словом:
– Сколько?
Ответ последовал незамедлительно:
– На пять тысяч песо годовалых телят.
– И еще прибавлю пять телят, – сказал Сесар Монтеро, – чтобы ты отправил меня сегодня ночью, специальным баркасом, после кино.
Издав короткий гудок, баркас совершил разворот на середине реки, и толпа, собравшаяся на набережной, женщины, смотревшие из окон, в последний раз увидели Росарио Монтеро. Она, рядом со своей матерью, сидела на том же жестяном сундучке, с которым семь лет назад сошла на этот берег. Доктору Октавио Хиральдо, брившемуся у окна приемной, показалось, что отъезд этот является в каком-то смысле возвращением к действительности.
Доктор Хиральдо видел Росарио в день приезда. На ней были тогда заношенная форма студентки учительского института и мужские ботинки, и она искала, кто возьмется задешево донести ее сундучок до школы. Казалось, что она приготовилась спокойно стареть в этом городке, название которого впервые увидела (как рассказывала сама) на бумажке жребия, вытащенного ею из шляпы, когда между одиннадцатью выпускниками разыгрывались шесть наличных вакансий. Она поселилась в здании школы, в комнатке, где стояли железная кровать и умывальник. Все свободное время она посвящала вышиванию скатертей, в то время как на керосинке у нее варилась кукурузная каша. И в тот же самый год, под Рождество, она познакомилась на школьной вечеринке с Сесаром Монтеро – угрюмым холостяком с неясной родословной, разбогатевшим на торговле лесом. Он жил в девственной сельве вместе с полудикими собаками и в городке появлялся только изредка, всегда небритый, в подкованных железом сапогах и с двустволкой. «Та встреча тоже походила на жребий, вытащенный из шляпы», – подумал, покрывая подбородок мыльной пеной, доктор Хиральдо. Однако тут его отвлек от воспоминаний тошнотворный запах.
Бурлящая под баркасами волна спугнула стаю грифов на противоположном берегу. Трупный запах повис на мгновение над причалом, смешался с утренним бризом и вплывал вместе с ним в дома.
– Все эта проклятая корова! – глядя с балкона спальни на парящих в воздухе стервятников, выругался алькальд. – Черт побери!
Он зажал нос платком, вошел в спальню и закрыл балконную дверь. Вонь чувствовалась и в комнате. Не снимая фуражки, он повесил на гвоздь зеркало и попытался осторожно побрить еще немного воспаленную щеку. Почти тут же в дверь постучали.
Пришел хозяин цирка. Алькальд глянул на него в зеркало, предложил сесть, продолжая бриться. На директоре были рубашка в черную клетку, бриджи и краги, тонким стеком он ритмично постукивал себя по колену.
– На вас уже успела поступить жалоба, – сказал алькальд, снимая со щеки бритвой последние следы двухнедельных мучений. – Недавно, этим вечером.
– Какая жалоба?
– Вы посылаете детей воровать кошек.
– Это ложь, – сказал директор. – Мы действительно покупаем на вес всех кошек, которых нам приносят, и не спрашиваем, откуда их берут. Мы кормим ими зверей.
– Прямо живых бросаете на растерзание?
– Ну что вы! – возмутился директор. – Это пробуждало бы в зверях хищные инстинкты.
Алькальд умылся и, вытирая лицо полотенцем, повернулся к нему. Только теперь он заметил, что у директора почти на всех пальцах кольца с цветными камешками.
– Вам следует придумать что-то другое, – сказал он. – Ловите кайманов, если хотите, или подбирайте рыбу – она дохнет в такую погоду. А живых кошек – ни-ни.
Директор цирка недоуменно поднял плечи и вышел вслед за алькальдом на улицу. Несмотря на трупное зловоние от коровы, застрявшей в зарослях на другом берегу, у дверей домов стояли и разговаривали мужчины.
– Эй, кумушки! – крикнул алькальд. – Чем языками чесать, собрались бы с силами да убрали корову! Это надо было сделать еще вчера вечером!
Группа мужчин подошла к нему.
– Плачу пятьдесят песо тому, кто в течение часа доставит мне в канцелярию ее рога! – громко пообещал алькальд.
На набережной поднялся гам. Там услышали слова алькальда, и теперь, с криками вызывая друг друга на состязание, торопливо отвязывали канаты и прыгали в лодки.
