Проклятое время (Недобрый час) (другой перевод) - Маркес Габриэль Гарсиа (онлайн книга без .txt) 📗

Стоя к алькальду спиной, он глядел на голубое пламя спиртовки с таким видом, будто, кроме него, в кабинете никого не было. Когда вода закипела, он прихватил ручку кастрюльки бумагой и понес к креслу. Дорогу загораживал полицейский. Чтобы пар не мешал ему видеть алькальда, зубной врач опустил кастрюльку пониже и сказал:

– Прикажите своему убийце отойти в сторону – он мешает.

Алькальд махнул рукой, и полицейский, отступив от окна, пропустил врача к креслу, а потом пододвинул к стене стул и сел, широко расставив ноги, положил винтовку на колени в готовности в любой момент выстрелить. Зубной врач включил лампу. Алькальд, ослепленный внезапным светом, зажмурился и открыл рот. Боль прошла.

Оттянув указательным пальцем в сторону воспаленную щеку, а другой рукой направляя лампу, не обращая никакого внимания на тревожное дыхание пациента, врач нашел больной зуб, закатал рукав до локтя и приготовился его тащить.

Алькальд схватил врача за руку:

– Анестезию!

Впервые их взгляды встретились.

– Вы убиваете без обезболивания, – спокойно сказал зубной врач.

Алькальд чувствовал, что сжимающая щипцы рука врача даже не пытается высвободиться.

– Принесите ампулы! – потребовал он.

Полицейский, стоявший в углу, направил дуло винтовки в их сторону, и они оба услышали шорох прижимаемого к плечу приклада.

– Представьте, у меня их нет! – сказал зубной врач.

Алькальд выпустил его руку.

– Не может быть, чтобы не было, – сказал он, обегая безутешным взглядом рассыпанные по полу зубоврачебные принадлежности.

Зубной врач с сострадательным вниманием наблюдал за ним. Потом, толкнув голову алькальда на подголовник и впервые обнаруживая признаки раздражения, сказал:

– Не будьте трусом, лейтенант, при таком абсцессе никакая анестезия не поможет.

Когда миновало самое страшное мгновение в его жизни, алькальд, совсем обессиленный, сидел в кресле, в то время как знаки, нарисованные сыростью на гладком потолке кабинета, навсегда запечатлевались в его памяти. Он услышал, как зубной врач возится около умывальника, услышал, как тот молча ставит на прежние места металлические коробки и подбирает рассыпанные по полу предметы.

– Ровира! – позвал алькальд. – Скажи Гонсалесу – пусть войдет. Поднимите все с пола и разложите по местам.

Полицейские принялись за дело. Зубной врач взял пинцетом клок ваты, обмакнул его в жидкость стального цвета и положил в рану. Алькальд ощутил легкое жжение. Врач закрыл ему рот, а он по-прежнему сидел, глядя в потолок и прислушиваясь к возне полицейских, силившихся по памяти придать кабинету вид, в каком он был до их прихода. На башне пробило два, и минутой позже сквозь бормотание дождя ухнула выпь.

Полицейские закончили, и алькальд махнул рукой, чтобы они уходили в казарму.

Все это время зубной врач был около кресла. Когда полицейские ушли, он вытащил из ранки тампон, осмотрел, светя лампой, полость рта, снова сомкнул челюсти алькальда и выключил свет. Все было сделано. В душной комнатке воцарилась неуютная и странная пустота – такая бывает в театре после того, как уйдет последний актер; ее знают только уборщики.

– Неблагодарный, – сказал алькальд.

Зубной врач сунул руки в карманы халата и отступил на шаг, чтобы дать ему дорогу.

– У нас был приказ обыскать весь дом, – продолжал алькальд, пытаясь разглядеть за кругом света от лампы лицо врача. – Были точные указания найти и изъять оружие, боеприпасы и документы с планами антиправительственного заговора. – И, не сводя с зубного врача взгляда еще слезящихся глаз, добавил: – Вы знаете, что все это правда.

Лицо зубного врача было непроницаемо.

– Я думал, что поступаю хорошо, не выполняя этого приказа, – снова заговорил алькальд, – но я ошибался. Теперь все иначе, у оппозиции есть гарантии, все живут в мире, а вы продолжаете вынашивать план заговора.

Зубной врач вытер рукавом подушку кресла и перевернул ее не распоротой штыками стороной вверх.

– Ваша позиция наносит вред всему городку, – продолжал алькальд, показывая на подушку и игнорируя задумчивый взгляд, устремленный врачом на его щеку. – Теперь муниципалитету придется платить за все это, и за входную дверь тоже. Кругленькую сумму – и все из-за вашего упрямства.

– Полощите рот три раза в день, лучше всего шалфеем, – посоветовал стоматолог.

В толковом словаре судьи Аркадио нескольких страниц не хватало, и ему пришлось идти на почту, чтобы заглянуть в словарь, который был там. Ничего вразумительного: «Пасквиль – имя римского сапожника, прославившегося сатирами, которые он на всех писал» – и другие малосущественные уточнения. Было бы в такой же мере исторически справедливо, подумал он, назвать наклеенную на дверь дома анонимку «марфорио» [1]. Однако разочарования он не испытывал. В те две минуты, которые потратил, перелистывая словарь, он впервые за долгое время ощутил приятное чувство исполненного долга.

Видя, что судья Аркадио ставит словарь на этажерку между запыленными томами почтово-телеграфных инструкций и уложений, телеграфист энергичным ударом закончил выстукивание телеграммы, а потом поднялся и подошел к судье, тасуя карты: ему не терпелось продемонстрировать модный фокус – угадывание трех карт. Однако судью Аркадио это совсем не интересовало.

– У меня очень много дел, – извинился он и вышел на пышущую жаром улицу.

Он знал, что еще нет одиннадцати и что сегодня, во вторник, как и в другие дни, надо куда-то девать эти бесконечные часы, которые решительно нечем было заполнить.

Но в суде его поджидал с весьма щекотливым делом алькальд. На последних выборах избирательные карточки членов оппозиционной партии были конфискованы и уничтожены полицией, и теперь у большинства жителей городка не оказалось ни одного документа, удостоверяющего личность.

– Не все граждане, что перетаскивают свои дома, – сокрушенно развел руками алькальд, – знают точно свое имя.

Искреннюю заботу о людях почувствовал судья в этих разведенных руках. Разрешить эту проблему было легко – следовало только назначить регистратора актов гражданского состояния. Еще больше облегчил дело секретарь, который сказал:

– Просто-напросто надо послать за ним – он уже год как назначен.

Несколько месяцев назад, когда алькальду сообщили, что назначен регистратор актов гражданского состояния, он запросил по междугородному телефону, как его встретить, и получил ответ: «Боевыми снарядами». Теперь таких указаний уже не поступало.

Он повернулся к секретарю, опустив руки в карманы:

– Печатайте послание.

Быстрый стрекот пишущей машинки внес в комнату суда атмосферу бурной деятельности, отнюдь не соответствовавшую настроению судьи Аркадио. Чувствуя внутри себя пустоту, он достал из кармана рубашки смятую сигарету и, перед тем как закурить, покатал ее между ладонями. Потом откинулся в кресле, оттянув до предела пружины, которыми спинка прикреплялась к сиденью, и вдруг с необыкновенной остротой ощутил полноту жизни. Судья Аркадио сначала выстроил фразу в уме, а уже потом медленно и важно изрек:

– Есть необходимость назначить также и уполномоченного от прокуратуры.

Вопреки ожиданиям судьи, алькальд отозвался не сразу. Он посмотрел на часы, но не увидел, сколько времени, а просто отметил про себя, что до обеда еще далеко. Когда он наконец заговорил, особого порыва в его тоне не слышалось: он не был знаком с юридической процедурой назначений.

– Назначение уполномоченного осуществляет муниципальный совет, – растолковал судья Аркадио. – Но в случае отсутствия совета и в период режима чрезвычайного положения вы лично имеете право назначать уполномоченного.

Не читая, лейтенант поставил подпись под письмом и горячо поддержал предложение судьи, однако секретарю процедура показалась этически сомнительной.

Судья Аркадио стоял на своем: речь идет о чрезвычайной процедуре в условиях чрезвычайного положения.