Пространство мертвых дорог - Берроуз Уильям Сьюард (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

– Ну что, как вам после этого теннис?

Большинство вооружений основано на принципе снаряда… копье, пуля, ядро… во всех случаях к мишени что-то прибавляется. Пуля, стрела, заряд ВВ, ядовитый газ… А теперь рассмотрим тот случай, если от мишени что-то отнимается… Торнадо создает область пониженного давления, в результате чего попадающие в эту зону здания и стекла лопаются… Наше оружие создает концентрированные и локализованные области низкого давления, так что попавшая в них живая мишень буквально взрывается, словно глубоководное создание, извлеченное на поверхность. Жуткое зрелище… Видите вон того африканского буйвола, который фыркает и роет землю копытом? Самая опасная тварь на всем континенте. Он нас заметил.

– Упаси Господи!

Буйвол наклоняет голову. Служитель музея нажимает на кнопку… громкий свистящий рев, и буйвол разлетается на части в кроваво-красном облаке. Рога втыкаются в землю в нескольких футах от нашего грузовика.

– Видите, совсем другой принцип. Мы отнимаем нечто от мишени… в данном случае – давление… Целиться можно как из винтовки или из пистолета… Высосать глаз, разорвать горло… Тем же принципом можно воспользоваться не в отношении давления, а в отношении чего-нибудь другого… В отношении кислорода, сна, сновидений или – что опаснее всего – времени. Время – это тоже ресурс. Мы же говорим: «Время истекло». Основная проблема, с которой сталкивается каждая цивилизация, – это сохранение и расходование времени. Человеческое время измеряется в терминах человеческого изменения. Таким образом, иногда проматывать время с шиком означает минимизировать изменения и тем самым сохранить время. Английский принцип никогда и ни в чем не заходить чересчур далеко – в сущности, тоже способ экономии времени, который, к сожалению, оказывается плохо приспособленным к ситуациям, когда просто приходится заходить чересчур далеко во имя элементарного выживания. Утопические концепции возникают из элементарного непонимания нашей миссии в этом мире. Столько капканов и тупиков. Ницше сказал: «Человек нуждается в игре и риске. Цивилизация же дарит ему работу и уют».

В некоторых культурах поклоняются опасности как таковой, не понимая, что истинная опасность возникает из конфликта двух противоборствующих сил.

Счастье есть побочный продукт функции. Те, кто ищет счастья как самостоятельной ценности, похожи на тех, кто ищет победу, не выиграв войны. В этом главный дефект всех утопий. Общество, как и составляющие его индивиды, не более чем артефакт, созданный с определенной целью. А если цель исчезает, то с ней исчезает и всякая ценность существования…

– А сейчас мы с вами отправимся к бразильским индейцам из племени наньюка. Это простые, довольные жизнью люди, отправляющие ритуалы, происхождение которых восходит к седой древности – к вечному конфликту между Мужчиной и Женщиной. «Когда-то давным-давно, – повествует легенда, – женщины завладели священными флейтами. Но с помощью трещотки мужчины отобрали флейты у женщин и с тех пор хранят их у себя в Мужском Доме. Во время «пчелиного обряда» мужчины исполняют ритуальную месть за это древнее преступление: они врываются в деревню, словно пчелиный рой, сгоняют женщин на главную площадь, где мажут их жирной черной краской, подготавливая таким образом мальчиков к реалиям взрослой жизни».

Madre de Dios 69, к каким таким реалиям? К чему готовит эта безвкусная церемония, развлечение для народа на полчаса, передающаяся из поколения в поколение на протяжении столетий?

Затем остается только расписать этой же краской деревянных птиц. После чего обрядовый цикл завершен.

Бессмысленные обряды, тоска, витающая над могилами вымирающих народов… Последние патагонцы и волосатые айну отмечают места захоронения своих мужчин грубо вырезанными из дерева эрегированными фаллосами, раскрашенными охрой… пыль и ветер… все пометки стерты и спутаны…

Дух Зимородка умиротворен – по крайней мере до наступления следующего года… и мы покидаем стойбище наньюка…

Визгливая, нестройная музыка флейт тает в отдалении на фальшивой ноте.

Все древние человеческие обряды так же мертвы, как этот. Сага человеческой истории доигрывается при гаснущем свете на сцене и при пустом зале…

Юноша взирает на пустыню. На нем – футболка, на которой радужными буквами написано: ВЕЧНОСТЬ. Он зевает.

Вечность зевает, взирая на пески.

Военные операции того или иного рода ведутся здесь постоянно, причем большинство из них абсолютно бессмысленны или, точнее говоря, имеют такой смысл, который кажется бессмыслицей западному человеку. Но, обдумывая все это на арабском, Ким начинает понимать общий замысел примерно так же, как начинали смутно видеть слепые при помощи устройства, над которым Ким в свое время работал. Они не могли «видеть» при его помощи в обычном смысле этого слова, но они начинали воспринимать реальность в виде совокупности точек, подобно тому, как это происходит на картинах пуантилистов.

Тем не менее причины некоторых событий все равно оставались непостижимыми, поскольку корни их терялись в дописьменной древности. Он пребывал в постоянном напряжении мышц и некоторых областей мозга, подобном тому, которое возникает, когда первый раз садишься в седло и начинаешь использовать те мышцы, которые обычно не используются при ходьбе; он просыпался совершенно разбитый, ощущая боль в каких-то странных местах и органах, положение которых не мог даже точно определить…

Страх, восторги и огорчения, приходившие из далеких областей разума, все еще не нанесенных на карту…

В настоящий момент он принимал участие еще в одной идиотской операции – организации засады на грузовик с солдатами. В этой затее большую роль играло то, что он изготовил «совиный глаз» – прибор, позволяющий видеть в полной темноте.

Стреляя в кого-нибудь из укрытия, словно всемогущий Господь, поражающий грешника молнией с небес, или Тор, шныряющий свой молот, получаешь наслаждение совсем иного рода, чем то, которое возникает в ходе рукопашной битвы. Дуэли на винтовках очень распространены в этих краях. Противники находятся в двухстах или трехстах ярдах друг от друга: ты видишь его в оптический прицел и знаешь, что он, возможно, тебя тоже видит… клубы порохового дыма. Пуля ударяет тебя, прежде чем ты успеваешь ее услышать. Странное ощущение, как будто телевизор с выключенным звуком…

– А может быть, по дороге домой мы еще и мост взорвем, сэр?

– Разумеется, лейтенант, если с грузовиком все хорошо пройдет…

– Мы уж будем стараться, капитан. Сделаем все в лучшем виде.

Ким улыбается многозначительно и похотливо…

– Капитан, если меня убьют, я хочу, чтобы меня похоронили в одном гробу с вами…

– А с чего это вы решили, что мы умрем в один и тот же день, лейтенант? – говорит капитан с непринужденной улыбкой. Он совершенно очевидно наслаждается, этой беседой…

– Ну, сэр, если кто-то из" нас умрет раньше, он может просто распорядиться, чтобы в ящике оставили место для другого, это ж ясно… Только сперва, разумеется, надо прояснить этот вопрос с отделом здравоохранения. Вы не поверите, сэр, у меня на родине, в Сент-Луисе, в соответствии с пунктом 685-м директивы отдела здравоохранения вы не можете даже жечь мусор у себя в собственной сраной яме, если вы простите мне выражение, сэр.

Ким знал, что любимым пунктиком капитана были вашингтонские бюрократы, которые губят страну и пытаются удушить нас всех бесконечной волокитой.

– Они хуже грыжи, капитан.

– Да-да, разумеется, очень хорошо сказано, лейтенант…

Ким решает воспользоваться моментом.

– Бойцы слегка волнуются, сэр… Я хочу сказать, не могли бы устроить налет на какую-нибудь деревеньку, разумеется, после того, как разберемся с мостом…

– Конечно, лейтенант. Мальчики заслужили разминку.

Цитата из Тацита прокручивается у Кима в мозгу: «Если женщина или хорошенький мальчик попадаются им в руки, они разрывают их на куски в борьбе за обладание ими, в то время как пленных они заставляют перерезать друг другу горло…»