Сердца в Атлантиде - Кинг Стивен (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
И сознание Бобби заполнила афиша, на которую они смотрели в тот день: Брижит Бардо (“французская секс-киска”, называли ее газеты), одетая только в полотенце и улыбку. Она была чуть-чуть похожа на женщину, вылезающую из машины на одном из календарей в “Угловой Лузе”, ту, у которой почти вся юбка задралась на колени и были видны подвязки. Только Брижит Бардо была красивее. А кроме того — настоящей. Конечно, слишком старой для Бобби Гарфилда и его ровесников.
(“Я так молод, а ты так стара, — пел Пол Анка в тысячах транзисторов, — твердят мне с вечера и до утра”.) но все равно очень красивой, а и кошке можно смотреть на королеву — его мама всегда говорила и это: кошке можно смотреть на королеву. Бобби видел ее все яснее и яснее, откинувшись на спинку, и в его глазах появился тот смутный далекий взгляд, какой появлялся в глазах Теда во время его провалов. Бобби увидел ее мокрые после душа, но пушистые пепельные волосы, изгиб ее грудей, скрытых полотенцем, длинные ноги, их накрашенные ногти упираются в слова: “ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ, ПРЕДЪЯВЛЯТЬ ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА ИЛИ МЕТРИКУ”. Он ощущал запах ее мыла — воздушный, цветочный. Он ощущал (Nuit a Paris <“Ночь в Париже” (фр.) — название духов.>) запах ее духов, и он слышал звук ее радио в соседней комнате. Фредди Кэннон, летний идол Сейвин-Рока.
Он сознавал — смутно, далеко-далеко, в другом мире, дальше и выше по спиралям вращающегося волчка, — что их такси остановилось возле “Гриля Уильяма Пенна” почти вплотную к лиловому синяку — к “Де Сото”. Бобби словно бы услышал в своей голове, как машина кричит: “Пристрели меня! Я слишком лиловая! Пристрели меня! Я слишком лиловая!” А дальше, совсем близко, он ощутил ИХ. Они сидели в ресторане, перекусывали бифштексами. Оба заказали одинаково — с кровью. Перед уходом они могут прикнопить в вестибюле рядом с телефонами объявление о пропавшем четвероногом друге или карточку печатными буквами: “ВЛАДЕЛЕЦ ПРОДАЕТ МАШИНУ” — конечно, вверх ногами. Они там — низкие люди в желтых плащах и белых башмаках — запивают мартини куски почти сырой говядины, и если они обратят свои сознания в его сторону…
Из душа плыли волны пара. Б.Б, встала на кончики пальцев с накрашенными ногтями и распахнула полотенце, на мгновение превратив его в два крыла, прежде чем бросить на пол. И Бобби увидел, что это вовсе не Брижит Бардо, а Кэрол Гербер. “Надо быть храброй, чтобы позволить людям смотреть на тебя, когда на тебе ничего нет, кроме полотенца”, — сказала она. А сейчас он ее видел такой, какой она будет лет через восемь — десять.
Бобби смотрел на нее, не в силах отвести взгляд, не в силах противостоять любви, завороженный запахом ее мыла, ее духов, звуком ее радио (Фредди Кэннон уступил место “Плэтте-рам” — “тени ночи спускаются с неба”), ее маленьким накрашенным ногтям на ногах. Сердце у него вертелось, как волчок, полоски на нем поднимались и исчезали в других мирах. Других мирах, кроме этого.
Такси поползло вперед. Лиловый ужас с четырьмя дверцами, припаркованный у ресторана (припаркованный в зоне “только для грузовых машин”, да только плевать ОНИ на это хотели), начал отодвигаться назад. Такси дернулось и снова остановилось, и таксист мягко выругался; по Пуритан-сквер прогромыхал трамвай. Низкий “Де Сото” остался теперь позади них, но отблески его хрома скользили внутри такси танцующими обрывками света. И внезапно Бобби почувствовал отчаянный зуд с обратной стороны глазных яблок. Потом поле его зрения заслонили извивающиеся черные нити. Ему удалось снова зацепиться за Кэрол, но теперь он, казалось, смотрел на нее сквозь волнистое стекло.
Они нас чувствуют.., или что-то такое. Господи, дай нам уехать отсюда. Пожалуйста, дай…
Таксист увидел просвет между машинами и юркнул туда. Секунду спустя они уже быстро катили дальше по Эшер-авеню. Зуд в глубине глаз Бобби ослабел, черные нити исчезли с его внутреннего поля зрения, и он увидел, что голая девушка вовсе не Кэрол (во всяком случае, теперь) и даже не Брижит Бардо, а всего лишь девушка с календаря в “Угловой Лузе”, раздетая донага воображением Бобби. Музыка ее радио исчезла. Запах мыла и духов исчез. Жизнь в ней угасла. Она была просто.., ну, просто…
— Она просто картина, нарисованная на стене, — сказал Бобби. Он сел прямо.
— Ты чего сказал, малыш? — спросил таксист и выключил радио. Игра кончилась. Мел Аллен рекламировал сигареты.
— Да ничего, — ответил Бобби.
— Задремал вроде, а? Медленная езда, жаркий день,.. А твой приятель вроде бы в отключке.
— Нет, — сказал Тед, выпрямляясь. — Доктор тут как тут. — Он потянулся, в спине у него что-то щелкнуло, и он поморщился. — Но я правда вздремнул немножко. — Он оглянулся на заднее стекло, однако “Гриль Уильяма Пенна” уже скрылся из виду. — Полагаю, выиграли “Янки”?
— Разделали чертовых индейцев под орех, — сказал таксист и засмеялся. — Не понимаю, как это вы сумели заснуть, когда играли “Янки”!
Они свернули на Броуд-стрит, и две минуты спустя такси остановилось перед № 149. Бобби посмотрел на дом, словно ожидая увидеть, что он выкрашен в другой цвет или стал выше на этаж. У него было ощущение, что он отсутствовал десять лет. Да так вроде бы и было — он же видел Кэрол Гербер совсем взрослой?
"Я женюсь на ней”, — решил Бобби, вылезая из такси. На Колония-стрит пес миссис О'Хары все лаял и лаял, словно ставя крест на этой и на всех человеческих надеждах: руф-руф, руф-руф-руф.
Тед нагнулся к водительскому окошку, держа в руке бумажник. Он вытащил две бумажки по доллару, подумал и добавил третью.
— Сдачу оставьте себе.
— Вы джентльмен что надо, — сказал таксист.
— Он — во! — поправил Бобби и ухмыльнулся, когда такси отъехало.
— Пойдем в дом, — сказал Тед, — мне опасно оставаться на улице.
Они поднялись на крыльцо, и Бобби открыл дверь в вестибюль своим ключом. Он все время думал о жутком зуде позади его глаз и о черных нитях. Нити были особенно страшными, будто он должен был вот-вот ослепнуть.
— Они нас видели, Тед? Или ощутили? Или как?
— Ты знаешь, что да.., но не думаю, что они определили, как близко мы были от них. — Когда они вошли в квартиру Гарфилдов, Тед снял темные очки и положил их в карман рубашки. — Ты, значит, хорошо замаскировался. Фу-у! Ну и жарища тут!
— А почему вы думаете, что они не знали, как близко мы были от них?
Тед, уже начавший открывать окно, пристально поглядел на Бобби через плечо.
— Если бы они знали, эта лиловая машина подъехала бы сюда тогда же, когда и мы.
— Это была не машина, — сказал Бобби, начиная открывать другое окно. Толку от этого оказалось мало. Воздух, который влился в окна, вяло всколыхнув занавески, был почти таким же жарким, как воздух, весь дань запертый внутри квартиры. — Не знаю, что это было, но оно только с виду выглядело, как машина. А то, как я почувствовал ИХ… — Бобби вздрогнул, несмотря на жару.
Тед достал свой вентилятор, прошел к окну у полки с безделушками Лиз и поставил его на подоконник.
— Они маскируются, как могут, но мы все равно их ощущаем, Даже люди, которые понятия о них не имеют, часто ощущают их. Капельки того, что скрыто под камуфляжем, просачиваются наружу, а то, что под ним, — невообразимо уродливо. Надеюсь, тебе не придется узнать, насколько невообразимо.
И Бобби надеялся.
— Откуда они, Тед?
— Из темного места.
Тед встал на колени, вставил вилку вентилятора в штепсель и включил его. Воздух, который он погнал в комнату, был чуть прохладнее, но не таким прохладным, как в “Угловой Лузе” и “Критерионе”.
— А оно в другом мире, как в “Кольцах вокруг Солнца”? Ведь так?
Тед все еще стоял на коленях рядом со штепселем. Он словно молился. Бобби он показался совсем измученным — почти до смерти. Как же он скроется от низких людей? Да он и до “Любой бакалеи” не дойдет, не споткнувшись.
— Да, — сказал он наконец. — Они из другого мира. Из иного “где” и иного “когда”. Вот все, что я могу тебе сказать. Знать больше тебе опасно.
