Коровы - Стокоу Мэттью (полные книги TXT) 📗
Он знал, что обнаружит на кухне, но так и было надо. Часть необходимого переходного периода.
Люси рыдала у кучи раскромсанного мяса, бывшего его матерью. Груда на столе была неузнаваемой: каждый орган, каждый кусочек плоти был отделен от туши и порублен. Многие кости расщеплены и вырваны из хрящей, даже череп вскрыт и вычищен. Лицо болталось на широкой полоске кожи и напоминало оборотную сторону маски для хеллоуина.
Он обнял Люси и погладил по волосам, шепча слова утешения, радостно улыбаясь поверх ее головы тому, что ее поиски в Зверюгиной грязи оказались бесплодными. Теперь, после того, как она заглянула внутрь человека, собственными пальцами разобрала ее по кусочкам и ничего не обнаружила, она принадлежала ему больше, чем когда-либо. И финальная недвусмысленная потеря надежды заставит ее искать убежища в норе жизни с ним и с ребенком.
Она вцепилась в него на пути в спальню и, когда он ее выебал, обняла и не отпускала, пока не заснула.
Он оставил ее, свернувшуюся на сырых простынях (она вертелась, что-то печально себе бормотала), и отволок мокрые останки Зверюги в черных полиэтиленовых пакетах для мусора на крышу.
Когда он выкарабкался туда, ночной город вновь обрел молодость, как во время тайных вылазок в детстве. Он стоял у невысокой ограды на краю, пил город, зачарованный вернувшимся волшебством. Его манили и дразнили неоновый свет, музыка вдалеке, даже смех случайных прохожих.
Он перегнулся через ограду и бросил взор на бесконечные неуклюже развалившиеся дома. Два кирпича свалились на пустую улицу и разбились. Он ощущал себя королем, способным велеть зданию вырвать корни из земли и идти, куда он прикажет. Он был выше, намного выше всего. Всего неделю назад такое обилие жизни раздавило бы его. Что дало ему эту силу?
Когда он поэтапно проследил свое обретение власти, выводы сложились в логическую цепочку. У него захватило дух. Крипе был прав.
Несомненно, именно убийство позволило ему достичь нынешней степени самоопределения. Он убил коров и смог начать травить Зверюгу. Потом Гамми, и тогда он добил ее. Уроки убийства сделали свое дело.
Он сходил вниз и вернулся с канистрой бензина и телом Пса. Всю свою жизнь Пес ждал, когда Стивен вознаградит его за перебитый хребет, теперь нужно было, чтобы останки животного увидели финал уничтожения. Стивен заткнул холодную окровавленную псину между двумя дымоходами и убедился, что оттуда хорошо видно.
Зверюгино мясо хлюпало, выскальзывая из пакетов, некоторые кости продрали полиэтилен. Чтобы все это дело вспыхнуло, понадобился весь бензин из канистры.
Жареная Зверюга.
Мышцы шипели, куски жира вспыхивали и горели так же ярко, как бензин. Потом все почернело и задымилось, куча просела посередине и рухнула под собственной тяжестью.
В конце концов от Зверюги осталось лишь грязное пятно на цементе. Пыльные потоки пепла от костей разлетались от ночного ветерка. Пес казался таким довольным, что Стивен оставил его там, где он был, между трубами смотреть лопнувшими глазами сквозь бывшие останки Зверюги на яркие огни города.
Глава двадцать вторая
Следующие недели прошли счастливо. Люси отошла от разочарования в Зверюгиной пустоте и похоронила свои страхи в лихорадочном украшении дома, ебле и перениманию представлений Стивена о жизни. Она допоздна смотрела вместе с ним телек, делала заметки, внимательно выслушивала, когда он указывал на особенно важные сцены и проявления чувств. Вдвоем они перекрасили и вычистили жилье, уничтожили все следы Зверюги и своей прошлой жизни. Они создали подобие идеального дома, такого, какой показывают во всех шоу — в «Семействе Брейди», «Счастливых днях», «Шоу Косби», — чтобы самим жить идеально.
Квартира расправилась и опять начала дышать; солнце постоянно меняло свой путь по небу, отчего комнаты от рассвета до заката были наполнены его сиянием. В них царили чистота, порядок, тепло и дружба.
Стивен осуществил свою мечту. Люси была беременна, у них родится ребенок, а с ним появится семья, подобная той, что он вечер за вечером видел по телеку. И ему надо будет завести другую собаку.
И хотя он все еще не отвык от непрестанного навязчивого сравнения жизни — своей и других людей, — временами он чувствовал себя выше других. Их благословили на счастье с самого рождения, а он был вынужден внести его в свое существование собственными руками и силой воли. И когда он по утрам ремонтировал квартиру, наслаждаясь полнотой своего счастья, он знал, что отлично потрудился и телек может им гордиться.
Но так было не всегда. Со временем он растерял уверенность в себе.
Оно началось три недели спустя после Зверюгиной смерти — сосущее беспокойство, с каждым днем становившееся все определенней. Сперва он списывал его на реакцию на резкие перемены, потом тревога разрослась и стала являться утренним кошмаром, пуская всякий раз свежие побеги ужаса. Уверенность первых недель покинула его, ее место заняло беспомощное осознание существования тысяч гадостей, которых становится все больше, и они разрушат его новую жизнь.
Становилось невозможным только его волей сохранять мирок квартиры, сопротивляться изо всех сил его крушению. Так много могло случиться — Люси безнадежно съедет с катушек, здание обрушится, одним прекрасным утром он проснется и обнаружит, что просто не может сохранить обретенную свободу. И деньги… На перерождение квартиры требовались финансы, а он не ходил на завод с той самой ночи с клещами. Слишком много для слабого человека.
Но ведь раньше он был сильным. У него ведь хватило сил убить мамочку.
Ему потребовалась целая неделя распускания соплей по утрам, пока он не понял, чего ему надо Смерти. Убийства. Убийство тогда дало ему сил заварить кашу, теперь нужны силы на продолжиние. Ему нужна новая порция кипящей крови чтобы обрести уверенность. Ему нужно то, что подсказал Крипе.
Глава двадцать третья
Стивен отправился на завод пораньше, пока на улицах не было людей. Ушел, когда небо было еще чернотой в оранжевой накипи, чтобы ехать в пустом автобусе. Ему казалось, с него содрали кожу, и каждый параноидный рецептор, что у него был, нацелен на сохранение пропасти между ним и остальными. Недолгое расставание с собственной неполноценностью только усугубило боль возвращения.
Он вернулся, но это было тяжко. Он закрыл глаза и втиснулся в угол грязной виниловой скамьи в задней части автобуса. Считал остановки, пока не пришло время ринуться в рассветный холод города. Он прятался за мусорными баками в аллее рядом с заводом, потом ворота открылись, и он сделал еще один прорыв.
Внутри ему полегчало — когда он вернулся к мясорубке. В перерабатывающем цехе со всем его жутким содержимым было что-то знакомое, отчего мир переносился легче. На его месячное отсутствие, казалось, всем было наплевать. Он начал работу в обычное время, делал, что всегда, сидел на табурете и швырял мясо, как обычно. Один раз, на дальнем конце цеха, из убойного высунулась голова Крипса, тот поглядел на него в упор, улыбнулся, кивнул, потом опять пропал.
В обеденный перерыв в вентиляционной решетке показалась морда Гернзейца. Он обратился
к Стивену:
— Ты вернулся, чувак. Мы давно тебя ждем, и надо сказать, наша вера поколебалась.
— Что за вера? Я сказал, я не буду этого делать.
— Ну, у коров есть, что называется, интуиция, и мы знали, что ты передумаешь.
— С чего вы решили, что я передумал? Может, я пришел, потому что мне нужны деньги.
— Ну да, пижончик. А может, ты и пиздишь. Мы видели, как утром ты прятался рядом с заводом, весь вертелся и подпрыгивал. Дело ясное, чувак.
— Хуйня.
— Что нас удивило?
— Что ты хочешь сказать?
— Проехали… Ты не можешь убивать и не заразиться этим. Будет не совсем так, как говорит Крипе, это проникнет в тебя другими путями. Мы предупреждали.
