Человеческая комедия - де Бальзак Оноре (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
- Нам не до театров, - ответила Викторина.
- Вот они и готовы, - заметил Вотрен, комично поворачивая головы Эжена и папаши Горио.
Прислонив голову студента к спинке стула, чтобы ему было удобнее спать, он с чувством поцеловал его в лоб и пропел:
Забудься сном, любимец мой!
Хранить я буду твой покой.
- Боюсь, как бы он не заболел, - сказала Викторина.
- Тогда останьтесь ухаживать за ним, - ответил ей Вотрен. - Это ваша обязанность, как преданной жены, - шепнул он ей на ухо. - Он обожает вас, и вы станете его женушкой, предсказываю вам. Итак, - произнес он громко, - они заслужили всеобщее уважение, жили счастливо и народили много деток. Так кончаются все любовные романы. Ну, мамаша, - добавил он, обернувшись и обнимая вдову Воке, - надевайте шляпку, парадное платье с цветочками и шарф графини. Я самолично иду за извозчиком для вас. - И он вышел, напевая:
О солнце, солнце, божество!
Твоим раченьем спеют тыквы…
- Ей-богу, госпожа Кутюр, с таким человеком я была бы счастлива хоть на голубятне. Папаша Горио, и тот напился, - продолжала она, оборачиваясь в сторону вермишельщика. - Этот старый скряга ни разу и не подумал свести меня куда-нибудь. Господи! да он сейчас упадет на пол! Пожилому человеку непристойно пить до потери рассудка. Да и то сказать, чего нет, того не потеряешь. Сильвия, отведите апашу к нему в комнату.
Сильвия, поддерживая старика подмышки, повела его и бросила, как куль, прямо в одежде поперек кровати.
- Милый юноша, - говорила г-жа Кутюр, поправляя Эжену волосы, падавшие ему на глаза, - совсем как девушка: он не привык к излишествам.
- О, я тридцать один год держу пансион, и немало молодых людей прошло, как говорится, через мои руки, - сказала вдова Воке, - но никогда не попадался мне такой милый, такой воспитанный, как господин Эжен. Как он красив во сне! Госпожа Кутюр, положите его голову себе на плечо. Э, да она клонится на плечо к мадмуазель Викторине! Детей хранит сам бог: еще немножко, и он разбил бы себе лоб о шишку на стуле. Какая бы из них вышла парочка!
- Замолчите, голубушка, - воскликнула г-жа Кутюр, - вы говорите такие вещи…
- Да он не слышит, - ответила вдова Воке. - Сильвия, идем одеваться. Я надену высокий корсет.
- Вот тебе раз! Высокий корсет, это пообедавши-то? - возразила Сильвия. - Нет, поищите кого другого вас затягивать; мне не пристало быть вашей убийцей. От этакого неразумия и помереть недолго.
- Все равно, надо уважить господина Вотрена.
- Стало быть, вы очень любите своих наследников?
- Ну, Сильвия, довольно рассуждать, - ответила вдова, уходя к себе.
- В ее-то годы! - сказала Сильвия, указывая Викторине на свою хозяйку.
В столовой остались только г-жа Кутюр и ее воспитанница с Эженом, спавшим на ее плече. Храп Кристофа разносился в затихшем доме, оттеняя безмятежный, прелестный, как у ребенка, сон Эжена. Викторина была счастлива: она могла отдаться делу милосердия, в котором изливаются все лучшие чувства женщины, могла, не совершая тяжкого греха, ощущать у своего сердца биение сердца юноши, и что-то матерински покровительственное запечатлелось на ее лице, какая-то гордость этим чувством. Сквозь сонм всяких мыслей, роившихся в ее душе, пробивались бурные порывы страсти, разбуженной теплым и чистым дыханием молодого человека.
- Бедная моя девочка! - сказала г-жа Кутюр, пожимая ей руку.
Старая женщина, любуясь, смотрела на ее страдальческое, непорочное лицо, озаренное в эту минуту сиянием счастья. Викторина походила на старинную икону, где живописец, не заботясь о подробностях, все волшебство спокойной, величавой кисти приберег для лика - желтоватого по тону, но в желтизне своей как будто отражающего золотистые оттенки неба.
- Маменька, а ведь он выпил не больше двух стаканов, - сказала Викторина, проводя рукой по волосам Эжена.
- Если бы он был кутила, дочка, он переносил бы вино так же легко, как и другие, - ответила г-жа Кутюр. - Его опьянение служит ему к чести.
На улице раздался стук экипажа.
- Маменька, это господин Вотрен. Поддержите господина Эжена. Мне не хочется, чтобы этот человек застал меня в таком виде: он употребляет выражения, которые грязнят душу, да и в его взгляде есть что-то тягостное для женщины, точно он раздевает ее глазами.
- Нет, ты ошибаешься, - возразила г-жа Кутюр. - Господин Вотрен хороший человек, отчасти в том же духе, что и мой покойный муж: грубоватый, но добрый, благодушный медведь.
В этот момент очень тихо вошел Вотрен и посмотрел на эту картину - на двух детей, точно ласкаемых светом лампы.
- Вот такие сцены, - сказал он, скрестив руки на груди, - вдохновили бы милого Бернардена де Сен-Пьера, автора “Павла и Виргинии”[166], и он написал бы великолепные страницы. Как прекрасна юность, госпожа Кутюр! Спи, милый мальчик, - произнес он, глядя на Эжена, - хорошее приходит иногда во время сна. Сударыня, - обратился он к вдове, - в этом юноше меня влечет и трогает гармония между его душевной красотой и красотой его лица. Взгляните: да ведь это херувим, склонивший голову на плечо ангелу! Он достоин любви! Будь я женщина, я бы с наслаждением умер… (нет, я не так глуп!) жил бы для него. Любуясь ими, - шопотом продолжал он, наклонившись к уху вдовы, - я не могу отрешиться от мысли, что бог создал их друг для друга. У провидения свои тайные пути, оно испытует сердца и чресла, - сказал он уже громко. - Глядя на вас, детей, столь близких друг другу чистотой души и всеми человеческими чувствами, я говорю себе: для вас и в будущем разлука невозможна. Бог справедлив. Да-а! - обратился он к девушке. - Мне помнится, как-то я заметил у вас линии счастливой жизни. Мадмуазель Викторина, дайте-ка мне вашу руку. Я смыслю в хиромантии, мне приходилось гадать не один раз. Ну же, не бойтесь! О, что я вижу? Честное слово, вы очень скоро будете одной из самых богатых наследниц во всем Париже. Вы осчастливите своего милого превыше головы… Отец возвращает вас к себе. Вы выходите замуж за молодого человека, титулованного, красивого, который обожает вас.
Тяжелые шаги кокетливой вдовы, спускавшейся по лестнице, прервали пророчества Вотрена.
- А вот и маменька Вокке, прекррасна, как звеззда, и стянута в рюмочку. Мы чуточку себя не душим? - спросил он ее, пощупав планшетку корсета. - Под ложечкой-то, маменька, здорово перетянуто. Не дай бог, расплачемся, произойдет взрыв; конечно, я подберу осколки со всей заботливостью антиквара.
- Вот он знает французский любезный разговор! - сказала вдова на ухо г-же Кутюр.
- Прощайте, дети, - обратился Вотрен к Викторине и Эжену. - Благословляю вас, - сказал он, возлагая руки на их головы. - Поверьте мне, мадмуазель, добрые пожелания честного человека что-нибудь да значат, они принесут счастье. Бог внемлет им.
- Прощайте, милый друг, - сказала г-жа Воке своей жилице. - Не думаете ли вы, - прибавила она шопотом, - что у господина Вотрена серьезные намерения в отношении меня?
- Гм! Гм!
Когда обе женщины остались одни, Викторина, взглянув на свои руки, произнесла со вздохом:
- Ах, маменька, если бы добрый господин Вотрен оказался прав!
- Для этого нужно только одно - чтобы этот изверг, твой брат, свалился с лошади, - ответила старая дама.
- О маменька!
- Господи, может быть, и грех желать зла своим врагам, - сказала вдова. - Что делать, покаюсь в этом на духу! А я, по правде говоря, от чистого сердца снесу цветы на его могилу. Гадкая душа! У него нет мужества замолвить слово за свою мать, а ведь он присвоил ее наследство всякими каверзами в ущерб тебе. У моей кузины было хорошее состояние. На твое горе, никто даже не заикнулся о том, чтобы оговорить его в брачном контракте.
- Если бы мое благополучие досталось мне ценою чьей-нибудь жизни, мне было бы тяжело им пользоваться, - сказала Викторина. - Раз для моего счастья необходимо, чтобы брат мой умер, я предпочту навсегда остаться здесь.
