Мы - живые - Рэнд Айн (прочитать книгу txt) 📗
IX
«Товарищ Виктор Дунаев, один из наших самых молодых и талантливых инженеров, назначен на ответственную должность на Волховстрой, величайший строительный объект советской гидроэлектротехники. Впервые такой молодой работник назначен на столь ответственный пост».
Это была вырезка из «Правды», которая лежала в новеньком блестящем портфеле Виктора рядом с подобной же заметкой из «Красной газеты», а между ними было вложено аккуратно сложенное сообщение из «Известий», несмотря на то, что в нем товарищу В. Дунаеву была отведена всего лишь одна строчка.
Отправившись на строительную площадку на реке Волхов, расположенную в нескольких часах езды от Петрограда, Виктор взял с собой этот портфель. На вокзал провожать его пришла делегация от парткома. С площадки вагона Виктор произнес короткую, но впечатляющую речь о будущем пролетарского строительства. Он уехал, даже не поцеловав Маришу. На следующий день текст его речи был опубликован в стенной газете парткома.
Мариша была вынуждена остаться в Петрограде; ей необходимо было закончить курсы рабфака и продолжать свою общественную работу. Она было робко предложила, что может бросить все это и поехать с Виктором, но он настоял на том, чтобы она осталась в городе.
— Дорогая моя, мы должны помнить, — сказал он ей, — что наш общественный долг превыше всех личных интересов.
Виктор пообещал, что зайдет домой, как только снова окажется в городе. Однажды Мариша неожиданно встретила его на партийном собрании. Виктор сбивчиво объяснил тогда, что не может вернуться с ней домой по причине того, что ему нужно было успеть на ночной поезд и вернуться на стройку. Мариша на это никак не отреагировала, хотя и знала, что никакого ночного поезда нет.
Она развила в себе склонность хранить молчание. Доклады на комсомольских собраниях она читала заунывным и бесстрастным голосом. Застигнутая врасплох, она сидела, безучастно уставившись в одну точку своими полными недоумения глазами. Она осталась совершенно одна в большой пустой квартире Дунаева. Виктор переговорил с некоторыми влиятельными должностными лицами, которые в свою очередь распорядились, чтобы в свободные комнаты не был никто подселен. Но тишина квартиры пугала Маришу, поэтому вечера она проводила со своими родными, живущими по соседству с Кирой.
Когда Мариша приходила, ее мать вздыхала и несмело жаловалась на дороговизну продуктов в кооперативах, а затем молча склонялась над своей штопкой.
— Добрый вечер, — бурчал ее отец и потом делал вид, что не замечает ее присутствия.
— Снова ты? — бросал младший брат Мариши. Она не знала, что ответить. Расположившись в углу за роялем, она до самой ночи читала книги. Затем, промямлив: «Ну, я пошла», — уходила домой.
Однажды вечером Мариша увидела Киру, которая торопливо шла через комнату к выходу. Подскочив, Мариша с надеждой улыбнулась, хотя она не знала, чего именно она ждет от Киры и что сама хочет сказать ей. Сделав робкий шаг вперед, Мариша остановилась; Кира, не замечая ее, вышла из комнаты. Мариша, продолжая растерянно улыбаться, снова села.
Снег выпал рано. Сугробы на тротуарах Петрограда постепенно превратились в горные хребты, пронизанные тонкими черными нитями сажи, испещренные коричневыми комьями, окурками и сероватыми, поблекшими клочками газет. Нетронутый снег, скапливающийся под стенами домов, доходил до оконных рам цокольных этажей, он был мягким и белым, словно чистый хлопок.
Выходящие на улицу подоконники напоминали белые заваленные снегом полки. Карнизы, украшенные стеклянными кружевами длинных сосулек, сверкали на солнце. В холодное голубое небо медленно поднимались нежные, как лепестки цветка, клубы розового дыма.
Высоко на крышах за металлическими оградами возвышались белые стены снега, которые могли рухнуть вниз в любую минуту. Мужчины в грубых рукавицах, высоко взмахивая лопатами, сбрасывали с крыш огромные замерзшие белые глыбы, которые разбивались с глухим стуком. Избегая столкновения, сани резко сворачивали; голодные воробьи с распущенными перьями бросались врассыпную из-под тяжелых копыт.
На углах улиц стояли огромные котлы, заключенные в ящики из некрашеных досок. Мужчины в больших рукавицах закладывали в эти котлы снег, а из-под них вдоль обочин журчали узкие потоки грязной воды.
Ночью открытые топки горели ярким пламенем, повсюду сияли оранжевые, с пурпурным отливом огоньки. Бездомные в оборванных одеждах выныривали из темноты и, склонившись, протягивали замерзшие руки к красному пламени.
Кира бесшумно шагала по дворцовому саду. К флигелю через глубокий снег вела слегка припорошенная цепочка следов. Она знала, что они принадлежат Андрею — посетители редко забирались в глубину сада. Голые, безжизненные стволы деревьев походили на телеграфные столбы. В окнах дворца было темно, но в дальнем конце сада сквозь окоченевшие ветки пробивался яркий квадратик желтого света, и на небольшой участок снега под окном Андрея падали золотисто-розовые блики.
Кира медленно начала подниматься по неосвещенной лестнице. Она нерешительно нащупывала ногой подернувшиеся льдом, скользкие ступеньки. В парадном подъезде царил мертвый сырой холод мавзолея. Ее рука осторожно скользила по разбитым перилам. Она ничего перед собой не видела; казалось, ступенькам не будет конца.
Когда перила внезапно оборвались, Кира замерла на месте.
— Андрей! — беспомощно позвала она, в ее испуганном голосе чувствовались нотки смеха.
Клинышек света прорезал темноту, когда Андрей открыл дверь.
— Кира! — Андрей бросился ей навстречу, виновато улыбаясь. — Извини, тут все провода оборвали.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату.
— Мне стыдно, Андрей, я такая трусиха! — весело заметила Кира.
Подойдя к камину, Андрей опустил Киру на пол. Он снял с нее пальто и шляпу. От тающего снега на воротнике ее пальто руки Андрея стали мокрыми. Он усадил Киру у огня и, стащив с ее рук варежки, стал растирать в своих ладонях ее замерзшие пальцы. Затем он стянул с Киры галоши и стряхнул с них снег, капельки которого, попав на раскаленные угли, зашипели.
Андрей молча обернулся и, взяв в руки длинную узкую коробку, кинул ее на колени Киры. На его лице застыла выжидающая улыбка.
— Что это, Андрей? — удивилась Кира.
— Одна заграничная вещичка.
Кира сорвала оберточную бумагу и открыла коробку. В ней лежал черный шифоновый пеньюар. Она ахнула от изумления; он был настолько прозрачен, что когда Кира, расправляя, подняла его повыше, то сквозь тонкие складки видно было, как играет огонь в камине.
— Андрей, где ты это взял? — испуганно и недоверчиво поинтересовалась Кира.
— Купил у контрабандиста.
— Андрей, ты — покупаешь у контрабандистов?!
— Почему бы и нет!
— Они же спекулянты.
— Ну и что! Мне очень хотелось купить этот пеньюар. Я знал, что он тебе понравится.
— Но когда-то ты…
— Это было давно.
Он сжал в руке невесомый шифон.
— Так что? Тебе не нравится?
— Андрей! — простонала Кира. — Неужели там, за границей, носят такие вещи?
— Несомненно.
— Подумать только! Черное нижнее белье. Как глупо и восхитительно!
— Вот что носят за границей. Там не боятся восхитительных глупостей. Там считают, что если вещь мила, зачем от нес отказываться.
Кира расхохоталась:
— Андрей, тебя бы вышвырнули из партии, если бы услышали твои слова.
— Кира, ты бы хотела уехать за границу?
Черный пеньюар упал на пол. Андрей со спокойной улыбкой нагнулся и поднял его.
— Я что, напугал тебя, Кира?
— Что… что ты сказал?
— Послушай! — Андрей вдруг опустился на колени перед Кирой, заключив ее в свои объятия. Его глаза были полны отчаянной решимости, которой она никогда не замечала в нем раньше. — Вот уже в течение нескольких дней я вынашиваю в голове одну идею… Поначалу она показалась мне безрассудной, но она не покидает меня… Кира, мы могли бы… Понимаешь! За границу… Навсегда…
