Предания нашей улицы - Махфуз Нагиб (книга бесплатный формат txt) 📗
— Жаль, — не мог сдержать своего огорчения Ханаш, — ты был в двух шагах от завещания и не заглянул в него. Лицо Арафы исказилось от боли.
— Увы, все наши труды пропали даром, — не унимался Ханаш.
Арафа упрямо вскинул голову, в тоне его прозвучала решимость:
— Во всяком случае, одно я понял твердо: мы должны рассчитывать только на волшебство, которым владеем! Разве ты не знаешь, что я решился на это безумие, побуждаемый мыслью, которая раньше никому не приходила в голову?!
???книга волшебств.???
Арафа пришел в еще большее возбуждение, выдававшее его душевные терзания.
— Мы скоро доведем до конца опыт с бутылкой, вот увидишь! — воскликнул он. И она очень поможет нам, если придется защищать свою жизнь!
— Лучше было бы, — вздохнул Ханаш, — если бы ты смог проникнуть в Большой дом и повидать его хозяина с помощью одного лишь волшебства, не прибегая к рискованным затеям.
— Возможности волшебства безграничны. Сегодня я владею всего-навсего несколькими рецептами да изготовляю бутылку, которая будет служить и для защиты, и для нападения. Но мы не можем себе даже вообразить все, на что способно волшебство.
Молчавшая до сих пор Аватыф произнесла с досадой:
— Не следовало и пытаться проникнуть в Большой дом. Дед наш живет в одном мире, а мы совсем в другом. Если бы тебе и удалось поговорить с ним, пользы от этого разговора не было бы никакой. Наверное, дед наш давно позабыл и про имение, и про футувв, он и думать не думает о своих внуках и об улице, на которой они живут.
Без видимой причины Арафа вдруг вспылил, но он был в таком состоянии, что от него можно было всего ожидать.
— На нашей улице, — гневно сказал он, — живут одни гордецы да невежды. Что они знают?! Ничего. Слушают россказни поэтов, а сами пальцем о палец не ударят. Считают улицу свою центром мироздания. А на самом деле она пристанище жуликов и нищих. Вначале же, пока не явился наш дед, на ее месте вообще была пустыня, где обитали лишь насекомые.
Ханаш недовольно поморщился от этих слов, а Аватыф, смочив тряпку, хотела приложить ее ко лбу Арафы. Но он отстранил ее руку и продолжал с жаром:
— Я владею тем, чем не владеет никто, даже сам Габалауи. Волшебство даст нашей улице больше, нежели Габаль, Рифаа и Касем вместе.
— Хоть бы ты уснул! — взмолилась Аватыф.
— Я не усну, пока не утихнет пожар, пылающий в моей душе!
— Скоро утро, — напомнил Ханаш.
— Утро не наступит до тех пор, пока сила волшебства не избавит улицу от футувв, не очистит души от ифритов и не принесет всем жителям довольство, которого не могут дать никакие доходы от имения. Тогда-то и наступит счастливая жизнь, о которой мечтал Адхам.
Он глубоко вздохнул и в изнеможении прислонил голову к стене. Аватыф надеялась, что теперь-то он наконец заснет.
Вдруг тишину нарушил ужасный крик. За ним последовали еще крики и громкий плач. Арафа, перепуганный, вскочил на ноги.
— Нашли труп слуги! У Аватыф от страха пересохло в горле.
— Откуда ты знаешь, что кричат в Большом доме? — спросила она.
Не ответив, Арафа выбежал на улицу, Аватыф и Ханаш кинулись за ним. У выхода из подвала они остановились, глядя в сторону Большого дома. Ночные сумерки уже почти рассеялись, уступая место утреннему свету. Во всех домах пооткрывались окна, повысовывались головы. Все как один смотрели в сторону Большого дома. Оттуда по направлению к Гамалийе сломя голову бежал какой-то человек.
— Что случилось? — спросил его Арафа, когда человек поравнялся с ним.
Не останавливаясь, тот крикнул:
— На все воля Аллаха! В преклонном возрасте скончался Габалауи!
102
Все трое вернулись в подвал. Ноги не держали Арафу, и он повалился на тахту.
— Человек, которого я убил, был жалкий черный слуга. Он спал в заповедной комнате.
Никто ему не ответил. Ханаш и Аватыф смотрели в пол, избегая встречаться глазами с безумным взглядом Арафы.
— Вы мне не верите! Клянусь, я не приближался к кровати деда!
Ханаш не знал, что отвечать, но чувствовал, что любые слова лучше молчания.
— Быть может, от неожиданности ты не разглядел его лица, — осторожно предположил он.
— Нет, нет! Это был не он!
— Не кричи так, — испугалась Аватыф.
Арафа стремглав бросился в заднюю комнату, уселся там в темноте, от волнения у него зуб на зуб не попадал. И зачем только он поддался этой нелепой идее? Зачем решился на этот безумный шаг? Земля уходила у него из— под ног, впереди было одно отчаяние. Оставалась надежда лишь на его удивительное ремесло.
Показались первые лучи солнца. Все жители улицы собрались вокруг Большого дома, обсуждая случившееся и передавая друг другу новости и слухи. Управляющий имением посетил Большой дом, недолго там оставался и вернулся к себе. Стало известно, что воры проникли в дом через подкоп под стеной и убили верного слугу Габалауи. А хозяин, узнав об этом, сильно расстроился и, не вынеся потрясения, скончался. Гнев жителей при этом известии был так силен, что осушил слезы и заставил всех замолкнуть. А Арафа, услышав сообщение, крикнул Ханашу и Аватыф:
— Вот видите, я говорил правду!
Но тут же осознал, что не кто другой, а только он повинен в смерти Габалауи, и, устыдившись своих слов, вновь погрузился в угрюмое молчание.
— Да упокоит его Аллах! — только и нашлась что сказать Аватыф.
А Ханаш утешающе добавил:
— Он был очень стар.
— Но это я, я причина его смерти, — простонал Арафа. Я самый презренный из его внуков, худший из злодеев.
— Но ведь ты пошел к нему, не питая злого умысла, — заплакала Аватыф.
Вдруг Ханаш забеспокоился:
— А если нас заподозрят?
— Надо бежать! — испугалась Аватыф.
— Чтобы тем самым подтвердить свою вину? — грустно усмехнулся Арафа.
С улицы, все еще заполненной людьми, доносились выкрики:
— Прежде чем хоронить Габалауи, надо убить преступника!
— Что за времена! Раньше даже худшие злодеи уважали Большой дом! Даже сам Идрис не покушался па него! Теперь все мы прокляты до самого Судного дня!
— Убийца не с нашей улицы! Трудно вообразить себе такое!
— Рано или поздно все выйдет наружу!
— Мы прокляты до самого Судного дня! Крики и вопли не утихали, и Ханаш не выдержал.
— Как нам дальше жить здесь?! — воскликнул он горестно.
Члены рода Габаль предложили похоронить Габалауи в гробнице Габаля, поскольку, с одной стороны, они считали себя самыми близкими его родственниками, а с другой не допускали и мысли о том, что он может покоиться в семейном склепе, где находятся останки Идриса.
Род Рифаа требовал, чтобы Габалауи был похоронен в той же могиле, в которую он своими руками перенес тело Рифаа. Члены рода Касем утверждали, что Касем был лучшим из всех внуков Габалауи, а посему его гробница — самое достойное место для останков великого деда.
Из-за этих споров на улице чуть не началась смута. Однако управляющий имением Кадри объявил, что Габалауи будет похоронен в мечети, построенной на месте прежней конторы в саду Большого дома. Такое решение всех удовлетворило, хотя жители улицы были огорчены тем, что им было запрещено присутствовать на похоронах деда так же, как при жизни запрещалось лицезреть его. Члены рода Рифаа шепотом передавали друг другу, что Габалауи все равно будет покоиться в могиле, в которой он похоронил Рифаа. Однако никто, кроме них, не верил в эту древнюю историю. Над рифаитами смеялись, и разозленный насмешками Аджадж, их футувва, пригрозил поколотить Сантури. В дело вмешался Саадалла, заявивший во всеуслышание, что он размозжит голову любому, кто нарушит спокойствие и порядок в этот скорбный день.
При омовении присутствовали лишь самые близкие слуги. Они обернули тело саваном и уложили на погребальные носилки. Носилки поставили в большом зале, том самом, который был свидетелем важнейших событий в жизни семьи — назначения Адхама управляющим, бунта Идриса и его изгнания. Принять участие в молитве были приглашены управляющий и главы родов Габаль, Рифаа и Касем. На закате солнца тело Габалауи было предано земле. Вечером все жители улицы собрались в огромном поминальном шатре. Вместе с членами рода Рифаа туда пришли и Арафа с Ханашем. Лицо Арафы, который не уснул ни на мгновение с тех пор, как совершил свое преступление, напоминало лицо покойника. Собравшиеся в шатре восхваляли и славословили Габалауи, называя его покорителем пустыни, красой мужчин, символом силы и смелости, владетелем имения и улицы, прародителем всех на ней живущих.
