Грубиянские годы: биография. Том I - Поль Жан (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Он видел теперь мельтешение жизни, суматоху на земле, мелькающие тени облаков – тогда как на небе даже облака плывут медленно, солнце же вообще, как одно из божеств, стоит на месте и лишь взирает на происходящее. Ах, каждую осень и с человека облетают листья – правда, не все.
Он видел луг – обглоданный скотиной, но лиловый от исключенных из ее рациона ядовитых осенних цветов. На лугу шумели перелетные птицы: казалось, они обсуждали план предстоящего ночного путешествия. По проселочной дороге катилась грохочущая телега, из-за ее задних колес доносился собачий лай. По далекому склону горы двигалась белая женская фигура – вслед за темно-коричневой мужской: эти супруги, наверное, хотели в какой-то неведомой Вальту деревеньке насладиться стаканом вина и чашечкой кофе – ну и еще, конечно, многими природными красотами, какие обычно встречаются по дороге туда и обратно. А поблизости от него семенили по покрывшимся зелеными всходами бороздам две девчушки в белых нарядных платьицах, видимо, из благородного сословия: в руках они держали букеты цветов и носовые платочки.
Вальт разминулся с так называемой повозкой невесты, нагруженной столь изобильно, что груда вещей доставала чуть ли не до Небесной повозки; все сложенные на телеге восковые крылья, надкрылья, стеклянные перья и птичий пух, с одной стороны, а с другой – плавники ягодичные и хвостовые, грудные и спинные, сосуды Данаид, картины с водными ландшафтами, поливочные тележки, дождемеры и веревки для сушки белья: всё это подпадало под категорию «домашняя утварь», то есть относилось к предметам, которые человек, обретающийся здесь, внизу, непременно должен иметь, чтобы более или менее удачно отчасти проплыть по реке своей жизни, отчасти же пролететь над ней. Однако сам собственник этого добра, которому прожужжали все уши советами о необходимости крайне бережного обращения с нагруженными на повозку крыльями и плавниками, шагал рядом с ней и шаг за шагом пытался убедить себя и сопровождающих, что в будущем его ждут гораздо более счастливые дни, нежели те, что он пережил в своем прежнем – неведомом Вальту – гнезде.
Потом Вальт наткнулся на «дочернюю» деревушку, состоящую из пяти или шести домов, обитатели которых непрерывно что-то мыли, подметали и возились возле дымящихся печей. Тамошние парни, не без опасности для жизни, вооружившись штангами, воздвигали украшенное алыми лентами-вымпелами майское дерево, которое для всякой деревни играет не менее важную роль, чем для города средних размеров – «птичий шест». Девушки, которые пожертвовали для украшения майского дерева свои ленты, залившись краской, наблюдали за тем, как его поднимают; было ясно, что в их блаженных головах и сердцах не осталось ничего, кроме предвкушения завтрашних танцев вокруг этого дерева… и мечты, что кавалером окажется лучший из здешних парней.
Потом нотариус встретил разряженную в пух и прах одиннадцатилетнюю девочку, опирающуюся на костыль, – и ему стало несказанно жалко ее; но из деревни уже бежала крестная этой девочки навстречу гостье, спешащей на завтрашний праздник.
Потом появился прикованный к себе самому злодей с двумя стражами порядка по сторонам; все они, насколько у них еще ворочались языки, хвалили пиво предыдущей деревни; злодей – в том числе.
Между тем Вальт вошел в более представительную деревню, к церковной общине которой принадлежала и встретившаяся ему по дороге «дочерняя» деревенька. Поскольку двери приходской церкви были открыты – изнутри невысокой толстостенной башни доносились звуки какого-то духового инструмента, но и снаружи внутрь наверняка попадали звуки пастушьего рожка, – нотариус ненадолго заглянул туда; потому что из всех общественных зданий он охотней всего посещал именно церкви: эти ледяные дворцы, на гладких стенах которых алтарный свет его благочестивой фантазии наилучшим образом преломлялся, порождая блеск и разнообразие красочных картин. Внутри совершалось таинство крещения. Тот, кто крестил, и тот, кого крестили, – оба громко вопили перед крестильным ангелом. Четверо или пятеро мужчин, стоявших поблизости, принарядились на свой манер, по-воскресному, были, можно сказать, покрыты геральдической гравировкой и чеканкой работы мастеров портняжного дела; только из самых почетных церковных лож, из дворянских, выглядывали служанки, которые хоть и сложили смиренно руки под синими фартуками, как под шалями, но сами были в demi-neglige, то бишь в повседневной одежде. Вальту же ношение рабочей одежды в священном помещении представлялось резким диссонансом. Крестным правнука, которого сейчас крестили, был его собственный прадед, такой старый, что с трудом удерживал на руках маленького крикуна; это по-зимнему оголенное древо, утратившее все листья и плоды, еще и потому так глубоко запечатлелось в Вальтовом сердце, что старик, желая показать себя в наилучшем виде, собрал у себя на затылке и закрутил в седую косичку пять или шесть снежно-белых волосинок (больше у него не осталось).
Что они могут быть связаны такой близостью – дряхлый человек и другой, совсем юный, дитя могилы и дитя колыбели, желтая стерня и веселый майский цветочек, – об этом нотариус растроганно думал еще и час спустя после того, как покинул деревню. «Играйте лучше в крещение!» – сказал он нескольким ребятишкам, которые несли деревянный крест и собирались играть в похороны. Непосредственно из сердца залетело ему в голову следующее длинностишие:
«Радостно играйте, цветастые дети! Когда вы снова станете детьми, вы будете сгорбленными, хромыми и седыми; в разгар ваших горестных игр игровая площадка обрушится и засыплет вас, упавших в этот провал. Хотя и в вечернюю пору на востоке и западе расцветает Аврора, однако облачный покров становится темным и солнце уже не показывается. Прыгайте же веселее, дети, на утренней заре, которая расписывает ваши щеки цветами, и порхайте, двигаясь навстречу вашему солнцу».
Волшебный фонарь жизни теперь в самом деле, играя, бросал перед ним – по мере того, как он шел, – пестрые подвижные картинки; и вечернее солнце было источником света за стеклами этого фонаря. Картинки будто кто-то тянул, и потому они тянулись мимо него, внизу, как единый поток: ярмарочная баржа – низенькая деревенская церковь у дороги, через ограду которой легко перескочила бы даже раскормленная болонка, – дилижанс чрезвычайной почты, с четырьмя лошадьми и четырьмя почтовыми служащими, – тень облака – после, уже на свету, тень летящей стаи воронов – обветшалые высокие серые разбойничьи замки – и замки совсем новые – грохочущая мельница – скачущий на лошади врач, спешащий к роженице, – мчащийся вслед за ним тощий деревенский цирюльник, прихвативший мешок с инструментами, – тучный деревенский священник в пальто, с написанным текстом проповеди по поводу дня урожая, в которой он возблагодарит Господа за собранный всеми урожай (а слушателей – за свой собственный), – человек с ручной тележкой, полной товаров, направляющийся, как и группа нищих, на ярмарку, – околица деревеньки: три домика и человек на стремянке, нумерующий красной краской дома и улочки, – парень, несущий на голове белую гипсовую голову, которая изображает то ли древнего императора, то ли всемирно известного мудреца, то ли еще кого-то, – гимназист, который угнездился на межевом камне и читает одолженный роман, чтобы расцветить окружающий мир и свою юность поэтическими красками, – и наконец, наверху, на дальних холмах, но между горными склонами (еще различимо зелеными): мерцающий городок, где Готвальт мог бы переночевать; и кажется, будто светлое вечернее солнце изо всех сил тянет все его башенные шпили и щипцы крыш вверх, сквозь золото в синеву.
«Мы – проходящие мимо штриховые дожди, и наш путь заканчивается быстро», – сказал себе Вальт после того, как, поднявшись на холм, некоторое время глядел то назад, то вперед, стараясь соединить в одну цепь разбегающиеся картины. Но тут его догнал торговец лубочными картинками, с порхающими – прикрепленными к цилиндру – листками Библии в картинках, с этой картинной галереей, болтающейся перед его пупком, и спросил, не желает ли он купить что-нибудь. «Я точно знаю, что ничего не куплю, – сказал Вальт, протягивая торговцу двенадцать крейцеров, – но разрешите мне за это полистать картинки».
