К востоку от Эдема - Стейнбек Джон Эрнст (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Адам засмеялся.
— Помню, я пил здесь вино перед покупкой усадьбы, оказал он. — Из-за этого вина, может, и купил. А курятина вкусная, Ли. Давно уже не чувствовал я вкуса еды.
— Опять обретаешь здоровье, — сказал Самюэл. Есть больные, что выздоровление считают оскорбленьем для своей благородной болезни. Но время такой целитель, которому чихать на это благородство. Надо только терпеливо ждать — и выздоровеешь.
Ли убрал со стола, дал малышам по куриному бедрышку, очищенному от мяса. Важно держа этот свой скользкий жезл, они то оглядывали его, то совали себе в рот. Вино и стаканы Ли оставил на столе.
— Не будем мешкать с выбором имен, — сказал Самюэл. — Я уже чувствую, как Лиза подергивает вожжи, тянет меня домой.
— Ума не приложу, как их назвать, — сказал Адам, — Нет у тебя на примете семейных имен — скажем, поймать богатого родича, чтобы заботился о тезке, или воскресить того, кем гордитесь?
— Да хотелось бы дать им свежее имя, насколько возможно.
Самюэл стукнул себя по лбу костяшками пальцев. — Какая жалость, — сказал он. — Как жаль, что нельзя их назвать именами, которые как раз больше всего и подходят.
— Какими это?
— Вот ты сказал — свежее имя. Мне вчера вечером пришло в голову… — Он помолчал. — Ты в свое собственное имя вдумывался?
— В мое собственное?
— Ты ведь Адам. А первенцы Адамовы были Каин и Авель.
— Ну нет, — сказал Адам. — Так назвать нельзя. — Знаю, что нельзя. Это значило бы дразнить нечто, именуемое судьбой. Но разве не чудно, что Каин самое, возможно, известное имя на свете, а насколько знаю, носил его лишь один-единственный человек?
— Может, потому оно и сохранило всю свою изначальную значимость, — произнес Ли.
— Ты произнес его — меня дернуло ознобом, — сказал Адам, глядя на густо-красное вино в стакане.
— Два предания не дают нам покоя неотступно с начала времен, — сказал Самюэл. — Влекутся за нами невидимым хвостом — повесть о первородном грехе и повесть о Каине и Авеле. А не понимаю я ни первой, ни второй. Умом не понимаю, однако сердцем чувствую. Лиза сердится. Говорит, что нечего мне и пытаться понять их. Божью истину, мол, уяснять незачем. Может, она и права может быть, и права. Она считает тебя, Ли, христианином, пресвитерианином. Тебе-то понятны сад Эдемский и Каин с Авелем?
— Она считает, меня надо отнести к какому-либо вероисповеданию, а я когда-то ходил в пресвитерианскую воскресную школу в Сан-Франциско. Люди любят размещать всех по полочкам, особенно класть на свою.
— Он спросил, понятно ли тебе, — сказал Адам.
— Мне кажется, грехопадение я понимаю. Я в себе самом могу это ощутить, пожалуй. Но братоубийство — нет, не понимаю. Возможно, я призабыл подробности.
— Большинство не вдумывается в подробности. А они то меня и поражают. У Авеля не было детей! — сказал Самюэл и поглядел на небо. — Господи, как быстро день проходит. Как наша жизнь — летит, когда не замечаем, и нестерпимо медленно тащится, когда следим за ее ходом… Нет, я жизни радуюсь. И обещал себе, что радость жизни никогда не сочту грехом. Мне радостно уяснять мир. Ни разу не прошел я мимо камня, не поглядев, что там под ним. И черная досада для меня, что так и не увижу обратную сторону Луны.
— У меня нет Библии, — сказал Адам. — Наша фамильная осталась в Коннектикуте.
— У меня есть, — сказал Ли. — Пойду принесу.
— Не надо, — сказал Самюэл. Лиза дала мне Библию своей матери. — Он вынул ее из кармана, освободил от бумажной обертки. — Истрепана, измуслена. Немало, видно, горестей и мук людских приняла в себя. Дайте мне подержанную Библию, и я, пожалуй, смогу определить, что за человек ее владелец, по тем местам, которые замуслены ищущими пальцами. А Лиза истирает библию всю равномерно. Ну, вот и древнейшая повесть — о Каине. До сих пор она тревожит нас — и, значит, в нас самих гнездо этой тревоги.
— Я ее в детстве слышал, а с тех пор ни разу, — сказал Адам.
— В детстве она длинной кажется, а она очень коротка, — сказал Самюэл. — Я прочту всю, потом вернемся к началу. Налей вина, в горле пересохло. Вот она — так коротка, и так глубоко ранит. — Самюэл опустил взгляд на близнецов. — Смотри-ка. Уснули на земле, в пыли.
— Я накрою их, — сказал Ли, вставая.
— Пыль теплая, — сказал Самюэл. — А повествуется так: «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа».
Адам встрепенулся, и Самюэл взглянул на него, но Адам только молча прикрыл глаза рукой. Самюэл продолжал читать:
— «И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец. Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел».
— Погодите, — сказал Ли. — Или нет, читайте, читайте. Вернемся к этому потом.
— «Каин сильно огорчился, и поникло лице его», — читал дальше Самюэл.«И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты будешь господствовать над ним».
«И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал Господь: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиют ко мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя: ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно. Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отметится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его. И пошел Каин от лица Господня: и поселился в земле Нод, на восток от Эдема».
— Ну вот, — сказал Самюэл слегка устало, закрыв полуоторванную обложку. — Всего-навсего шестнадцать стихов. И, боже мой, я и забыл, как она страшна ни единой нотки ободрения. Может, и права Лиза. Ничего тут не понять.
— Да, неутешительный рассказ, — тяжело вздохнул Адам.
Ли налил себе стакан темной жидкости из округлой глиняной бутыли, отхлебнул и приоткрыл рот, чтобы и горлом, и корнем языка ощутить вкус.
— Повесть имеет силу и долговечность, — промолвил Ли, — только если мы чувствуем в ней правду — и правду о нас самих. Как велико бремя общечеловеческой вины!
— А ты всю ее пытался принять на себя, — сказал Самюэл Адаму.
— Так и я, так пытается каждый, — продолжал Ли. Мы гребем к себе вину обеими руками, словно это что-то драгоценное. Видно, тяга в нас такая.
— Но мне от этой повести не горше, а легче, — произнес Адам.
— В каком смысле? — спросил Самюэл. — Да ведь каждый мальчуган думает, что сам изобрел грех. Добру-то нас учат, и мы думаем, что научаемся ему. А грех вроде бы собственного нашего изобретения.
— Понимаю. Но почему же тебе легче от повести о Каине?
— Потому, — ответил Адам возбужденно, — что мы его потомки. Он наш праотец. И часть нашей вины — от наших предков. Нам не дали выбора. Мы дети своего отца. И не первые, значит, грешим. В этом оправдание, а оправданий на свете нехватка.
— Убедительных и вовсе нехватка, — сказал Ли. Иначе бы мы давно уж отмылись от нашей вины и мир не был бы полон удрученных, ущербных людей.
— Взгляните, однако, с иной точки, — сказал Самюэл. — Оправдание оправданием, но от наследья не уйдешь. От вины-то не уйдешь.
— Я помню, возмутил меня Господь немного, — сказал Адам. — Каин и Авель оба дали, что имели, а Бог дар Авеля принял, Каина же отверг. Никогда я не считал это справедливым. Никогда не понимал. А вы?
