Куросиво - Рока Токутоми (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

Таковы были соображения, в силу которых старый Хигаси ответил редактору Сато вежливым письмом, в котором выражал благодарность за внимание. Письмо это послужило началом переписки. Редактор Сато выслушивал «одинокие признания деревенского старца», как он называл письма старого Хигаси, а тот в свою очередь узнавал из писем столичного журналиста о многих событиях в политическом мире, о которых ничего не сообщают в газетах.

В политической жизни перемены происходят с па-истине удивительной быстротой. Весной, когда старый Хигаси приезжал в Токио, крепость правительства Мэйдзи казалась совершенно неприступной, она была непоколебимой, словно вросла в землю, ни единый камушек в ее стенах нельзя было сдвинуть с места. Казалось, власть Тёсю и Сацума будет процветать вечно. И старый Хигаси, уверившись, что ему так и не суждено при жизни увидеть падение этой крепости, с отчаянием в душе вернулся домой. Но вот не прошло и трех месяцев, и грозные подземные силы – борьба вокруг пересмотра договоров – проделали брешь в этой неприступной твердыне, и теперь в ней оказалось уязвимое место. Старый Хигаси, до сих пор следивший за деятельностью оппозиции холодным взором, уверенный, что все их усилия обречены на провал, был поражен. Что же это – слабая партия Минканто, оказывается, сильна, а правительство, казавшееся таким могучим, на поверку, выходит, бессильно? Атакующие, кольцом окружив крепость, открыли ураганный огонь, грохотали барабаны, зовущие на штурм, звонили колокола, слышались воинственные клики… Старый Хигаси, отделенный от событий горным хребтом, прислушивался к грозному грохоту битвы, и сердце его билось сильнее.

«Прекратить пересмотр! Отставку всем нынешним министрам!» – клич нападающих, воодушевленных близкой победой, был подобен реву бушующего океана. Изумлению старого Хигаси не было границ. На радостях он нарушил запрет врачей и выпил целых три чарки сакэ. Если так пойдет дальше, не надо будет ждать наступления тысяча восемьсот девяностого года. Возможно, падение клановой клики наступит быстрее, чем он предполагал. «В будущем месяце состоится общеяпонское совещание всех мужей доброй воли… что, если бы вам тоже приехать в Токио? Вас ждут все наши во главе с Цутия…» – писал старому Хигаси редактор Сато, и письмо его, казалось, было пропитано запахом порохового дыма.

Сердце старого Хигаси дрогнуло, но ему не суждено было еще раз побывать в столице.

Летом прошлого года он ослеп на левый глаз и с тех пор берег оставшийся правый пуще жизни. Чтобы сохранить зрение, он отказался от сакэ – своего излюбленного напитка, не скупился на расходы, чтобы чаще есть мясо, перестал читать при лампе, при малейшем недомогании бежал к врачам, которых терпеть не мог, – одним словом, принимал все меры, чтобы сберечь зрение, зрение, которое позволит ему увидеть плоды трудов Сусуму, увидеть мир, ежедневно, ежечасно меняющий облик. Но все его усилия были тщетны.

За день до получения письма из Токио старый Хигаси начал страдать от сильных головных болей. Так прошло два дня, а на третий, умывшись поутру, он глядел с веранды на осенние краски Фудзи. Вдруг белоснежная вершина показалась ему кроваво-красной, и в ту же минуту нестерпимая боль пронзила его мозг. Он не успел даже вскрикнуть, так быстро это случилось. Боль, точно бурав, проникла в правый глаз, и перед взором старого Хигаси закачалась кроваво-красная пелена.

– Все кончено!.. Канэ! Канэ!

Прибежала испуганная жена – ей ни разу не приходилось слышать, чтобы муж кричал таким страшным голосом.

– Что случилось?

– Ничего, ничего… Воды, дай воды… Воды на голову…

Жена зачерпнула холодной воды и стала лить на голову мужа, но старому Хигаси казалось, что голова его пылает, словно в огне, и от жгучей, ослепляющей боли в правом глазу, от которой, казалось, должна была закипеть вода, все его тело обливалось холодным потом.

– Постой, погоди! – Стряхнув воду, старый Хигаси открыл глаза. Он не увидел ничего – ни деревьев в саду, ни вершины Фудзи, только смутные пятна света и мрака. – Принеси фотографию, фотографию… Карточку…

– Что?! Фотографию?..

– Дура! Карточку Сусуму… Сусуму…

Он взял фотографию. Жена заметила, что он держит ее вверх ногами, и сказала ему об этом. Он перевернул карточку, повернул ее к свету, поднес ее близко-близко, чуть ли не вплотную к глазу, и, собрав все силы, превозмогая боль, широко открыл глаз.

– Не вижу! Ничего не вижу!

Старый Хигаси бросил фотографию на землю и стиснул зубы.

То, чего он так боялся, в конце концов произошло.

Срочно послали рикшу за врачом в Кофу, но было уже поздно. Когда миновали жестокие боли, мучившие его на протяжении двух суток, старый Хигаси мог различать только смутный свет днем и черное «ничто» по ночам.

Старый Хигаси ослеп.

5

Старый Хигаси ослеп. Уже лишившись левого глаза, он испытывал большие неудобства. А теперь, не успел он свыкнуться с этим увечьем, как коварная судьба погасила последний, еще служивший ему светильник и ввергла его в вечный мрак. Гневаться, терзаться – что пользы?

Он мог отличить только день от ночи и не видел даже пальцев на своей руке – такая внезапная и полная слепота его постигла. Она мешала ему на каждом шагу. Это выводило его из себя; отгоняя мух, он опрокидывал чашку, которую ему подавала жена; он отказывался от помощи жены и тут же расшибал голову о столб веранды или спотыкался, задев за что-нибудь ногой. Тогда он разражался гневной вспышкой: «Какой это болван разбрасывает вещи где попало?» И в конце концов сам смеялся над собой горьким смехом.

Боль в глазу прошла одновременно с полной утратой зрения, но, истощенный страшными муками в течение двух суток, старый Хигаси находился в состоянии нервного возбуждения. Ложась в постель, он не мог уснуть, потерял аппетит. Большую часть времени он проводил сидя, прислонившись спиной к столбу, подпиравшему потолок, и молчал, скрестив руки на груди. Незаметно он начинал дремать, потом внезапно просыпался, словно от толчка, а открытые глаза его были все так же устремлены в пространство. «Значит, это не сон!» – говорил он, прищелкивая языком и горько усмехаясь. Заметив эту улыбку, жена, как всегда несдержанная на язык, спрашивала: «Вам лучше, да?», а он в ответ кричал: «Надоела, прекрати болтовню!», и она обижалась: «Сладу нет с этим человеком!» Но старый Хигаси только посмеивался: «Пожалуй, ты еще добродетельней, чем жена Тай Гун-вана, [181] раз не бросаешь меня, слепого, и не убегаешь от меня прочь…» В самом деле, он никогда ни о чем не советовался с ней, не ставил ее ни в грош, не обращал на нее никакого внимания… Но слепой – все равно что малое дитя; без помощи жены Хигаси не мог теперь ни спать, ни есть, ни передвигаться. Прочесть газету, ответить на письмо – во всем приходилось полагаться на скудные познания жены, полученные ею когда-то еще в «тэракоя». [182]

– Может быть, вызвать Сусуму? – предложила она как-то раз утром, когда муж находился в особенно скверном расположении духа.

Старый Хигаси вспылил.

– Не болтай глупости! Даже если бы я умер, зачем ему возвращаться? Пусть у меня глаза не видят, но сердцем я еще не слепой. Напиши ему, пусть учится спокойно!

Старый Хигаси не только воспротивился вызову Сусуму, но и строго-настрого запретил сообщать ему о своем несчастье. По его приказанию жена написала, что из-за легкого приступа ревматизма отец не в состоянии держать кисть, поэтому за него пишет она, мать. Госпожа Хигаси сообщила печальную новость деверю и в ответ получила соболезнующее письмо и посылочку с печеньем (в посылочку была вложена записка, что печенье это получено с августейшей кухни) – вот и все. Аояги писал, что хотел бы немедленно приехать навестить больного, но – что поделаешь? – ведь он сподобился служить в высочайшей близости, и служба есть служба… В особенности сейчас, когда ходят слухи, что в недалеком времени император отправится в августейшую поездку по стране, Аояги очень и очень занят, поэтому, к величайшему его прискорбию, в настоящее время приехать никак не может и просит его извинить. «И правильно сделал, что не приехал, все равно я от этого не прозрею!» – горько усмехнулся старый Хигаси.