Милый друг - де Мопассан Ги (лучшие книги .txt) 📗
Прежде всего станет депутатом. Потом купит хронометр, потом начнет играть на бирже, потом… потом…
Идти в редакцию ему не хотелось; решив сперва переговорить с Мадленой, а потом уже повидать Вальтера и приняться за статью, он зашагал по направлению к дому.
Дойдя до улицы Друо, он вдруг остановился: он забыл справиться о здоровье графа де Водрека, а тот жил на шоссе д’Антен. Гуляющей походкой пошел он обратно, погруженный в сладкие мечты о многих приятных, чудесных вещах, о будущем богатстве, и в то же время у него не выходили из головы эта сволочь Ларош и эта старая мерзавка Вальтер. Что касается Клотильды, то ее гнев не внушал ему ни малейшего беспокойства: он знал, что она отходчива.
Войдя в дом, где жил граф де Водрек, он обратился к швейцару:
– Как здоровье господина де Водрека? Я слышал, что он хворает.
– Граф очень плох, сударь, – ответил швейцар. – Говорят, что он и до завтра не доживет, – подагра перешла на сердце.
Дю Руа остолбенел, он не знал, как быть. Водрек умирает! В голове у него кружился рой неясных, волнующих мыслей, в которых он не посмел бы признаться даже самому себе.
– Благодарю вас… я еще зайду… – пробормотал он, сам не понимая, что говорит.
Затем вскочил в экипаж и поехал домой.
Мадлена была уже дома. Он вбежал, запыхавшись, к ней в комнату и выпалил:
– Ты ничего не знаешь? Водрек умирает.
Мадлена сидя читала письмо. При этих словах она вскинула на мужа глаза и три раза подряд переспросила:
– А? Что ты сказал?.. Что ты сказал?.. Что ты сказал?..
– Я говорю, что Водрек умирает, подагра перешла на сердце. Что ты думаешь делать? – прибавил он.
Мадлена побледнела, щеки у нее судорожно подергивались; она встала и, закрыв лицо руками, горько заплакала. Убитая горем, некоторое время она стояла неподвижно, и только плечи вздрагивали у нее от беззвучных рыданий.
Но вдруг она пересилила себя и вытерла слезы.
– Я поеду… я поеду к нему… Ты не беспокойся… я не знаю, когда вернусь… не жди меня…
– Хорошо. Поезжай, – сказал он.
Они пожали друг другу руки, и она, забыв второпях перчатки, вышла из комнаты.
Жорж пообедал один и принялся за статью. Писал он ее, строго придерживаясь указаний министра и предоставляя читателям самим догадаться о том, что экспедиция в Марокко не состоится. Затем отнес статью в редакцию, поговорил несколько минут с патроном и, сам не понимая, отчего ему так весело, с папиросой в зубах зашагал домой.
Жены еще не было. Он лег и заснул.
Вернулась Мадлена около полуночи. Жорж сейчас же проснулся и сел на постели.
– Ну что? – спросил он.
Никогда еще не видел он ее такой бледной и такой расстроенной.
– Умер, – прошептала она.
– А! Что же… он ничего тебе не сказал?
– Ничего. Когда я приехала, он был уже без сознания.
Жорж задумался. На языке у него вертелись вопросы, но он не решался задать их.
– Ложись спать, – сказал он.
Она быстро разделась и юркнула к нему под одеяло.
– Кто-нибудь из родственников присутствовал при его кончине? – продолжал он допытываться.
– Только один племянник.
– А! И часто бывал у него этот племянник?
– Никогда не бывал. Они не встречались лет десять.
– А еще кто-нибудь из родственников у него есть?
– Нет… Не думаю.
– Значит… все достанется племяннику?
– Не знаю.
– Водрек был очень богат?
– Да, очень богат.
– Ты не знаешь примерно, сколько у него может быть?
– Точно не знаю. Один или два миллиона, что-то в этом роде.
Больше он ни о чем ее не расспрашивал. Мадлена потушила свечу. Они молча лежали рядом, в полной темноте, задумчивые и возбужденные.
Сон у Дю Руа уже прошел. Семьдесят тысяч франков, о которых толковала г-жа Вальтер, потеряли для него теперь всякое значение. Вдруг ему показалось, что Мадлена плачет. Чтобы убедиться в этом, он окликнул ее:
– Ты спишь?
– Нет.
Голос у нее дрожал от слез.
– Я забыл тебе сказать, что твой министр провел нас за нос.
– Как так?
Он обстоятельно, со всеми подробностями начал рассказывать ей о замыслах Вальтера и Лароша.
– Откуда ты это знаешь? – когда он кончил, спросила Мадлена.
– Об этом позволь мне умолчать, – ответил Жорж. – У тебя свои источники информации, и я тебя о них не расспрашиваю. У меня – свои, и я бы хотел держать их в тайне. Но за достоверность этих сведений я ручаюсь головой.
– Да, это возможно… – прошептала она. – Я подозревала, что они что-то затевают помимо нас.
Жоржу не спалось; он придвинулся к жене и тихонько поцеловал ее в ухо. Она резко оттолкнула его:
– Прошу тебя, оставь меня в покое! Мне не до баловства.
Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза и наконец заснул.
VI
Церковь была обтянута черным, огромный увенчанный короной щит над дверями возвещал прохожим, что хоронят дворянина.
Похоронный обряд только что кончился, и присутствующие расходились, дефилируя перед гробом и перед племянником графа де Водрека; тот раскланивался и пожимал всем руки.
Жорж и Мадлена вместе пошли домой. Они были озабочены чем-то и хранили молчание.
– Однако это очень странно! – как бы рассуждая сам с собой, заметил Жорж.
– Что именно, друг мой? – отозвалась Мадлена.
– То, что Водрек ничего нам не оставил.
Мадлена внезапно покраснела, – казалось, будто розовая вуаль, поднимаясь от шеи к лицу, закрывала белую ее кожу.
– А почему, собственно, он должен был нам что-нибудь оставить? – сказала она. – У него не было для этого никаких оснований. – И, помолчав, прибавила: – Очень может быть, что завещание хранится у какого-нибудь нотариуса. Мы еще ничего не знаем.
– Да, вероятно, – подумав, согласился Жорж, – в конце концов, он был нашим лучшим другом, твоим и моим. Обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. Чувствовал себя у нас как дома, совсем как дома. Тебя он любил, как родной отец, семьи у него не было: ни детей, ни братьев, ни сестер – никого, кроме племянника, да и племянник-то не родной. Да, наверно, есть завещание. На что-нибудь крупное я не рассчитываю, но что-то должен же он был подарить нам на память в доказательство того, что он подумал о нас, что он нас любил и понимал, как мы к нему привязаны. Какого-нибудь знака дружбы мы, во всяком случае, вправе от него ждать.
– В самом деле, очень возможно, что он оставил завещание, – с задумчивым и безучастным видом заметила она.
Дома слуга подал Мадлене письмо. Она прочитала его и передала мужу.
«Контора нотариуса
Ламанера
улица Вогезов, 17
Милостивая государыня,
Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, в среду или в четверг по касающемуся Вас делу.
Примите и пр.
Ламанер».
Теперь уж покраснел Жорж.
– Это, наверно, то самое. Странно, однако ж, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семьи.
Сперва она ничего не ответила, но, подумав немного, сказала:
– Хочешь, пойдем туда сейчас же?
– Да, очень хочу.
После завтрака они отправились к нотариусу.
Как только они вошли в контору Ламанера, старший клерк вскочил и с чрезвычайной предупредительностью провел их к своему патрону.
Нотариус был маленький человечек, маленький и весь круглый. Голова его напоминала шар, привинченный к другому шару, который держался на двух ножках – до того маленьких и коротких, что в них тоже было нечто шарообразное.
Он поклонился, указал на кресла и, обращаясь к Мадлене, заговорил:
– Сударыня, я пригласил вас для того, чтобы вы ознакомились с касающимся вас завещанием графа де Водрека.
– Так я и знал, – не удержавшись, прошептал Жорж.
– Сейчас я оглашу этот документ, впрочем, весьма краткий.
Нотариус достал из папки завещание и прочитал следующее: