Жизнь холостяка - де Бальзак Оноре (библиотека книг .TXT) 📗

Это приказание на минуту успокоило беднягу Руже, который жаловался, как ребенок, потерявший свою няньку. В эту минуту Максанс, которого он ненавидел как причину всех своих несчастий, казался ему ангелом. Такая страсть, какая была у Руже к Флоре, способна превращать человека в младенца. В шесть часов поляк, спокойно прогулявшись, вернулся и сообщил, что Флора уехала по дороге в Ватан.

— Мадам возвращается в родные места, это ясно, — сказал Куский.

— Не хотите ли поехать сегодня вечером в Ватан? — спросил Макс старика. — Дорога плохая, но Куский умеет править, и вам лучше помириться с Флорой сегодня в восемь часов вечера, чем завтра утром.

— Едем! — сказал Руже.

— Запряги тихонько лошадь и постарайся, ради чести господина Руже, чтобы город не узнал обо всех этих глупостях, — сказал Макс Кускому. — А мою лошадь оседлай, я поеду вперед, — шепнул он ему на ухо.

Об отъезде мадемуазель Бразье г-н Ошон уже дал знать Филиппу Бридо в то время, как он обедал у Миньоне. Вскочив из-за стола, Филипп поспешил на площадь Сен-Жан; он превосходно понял цель этой искусной стратегии. Когда Филипп хотел войти к своему дяде, Куский сообщил ему из окна второго этажа, что г-н Руже никого не может принять.

— Фарио, — сказал Филипп испанцу, разгуливавшему по Гранд-Нарет, — беги, вели Бенжамену выехать верхом; мне крайне необходимо знать, что будут делать дядя и Максанс.

— Закладывают лошадь в берлину, — сообщил Фарио, наблюдавший за домом Руже.

— Если они отправятся в Ватан, — ответил Филипп, — то найди мне вторую лошадь и возвращайся с Бенжаменом к Миньоне.

— Что вы предполагаете делать? — спросил г-н Ошон, который, увидев Филиппа и Фарио на площади, вышел из своего дома.

— Талант полководца, мой дорогой Ошон, заключается в том, чтобы не только следить за передвижениями врага, но и разгадывать по этим передвижениям его замыслы и постоянно видоизменять свой план по мере того, как неприятель расстраивает его неожиданным маршем. Если дядя и Максанс выедут в коляске вместе, значит, они направляются в Ватан. Значит, действительно Максанс обещал ему примирить его с Флорой, которая fugit ad salices [64], применяя маневр такого полководца, как Вергилий. Если это так, то я еще не знаю, что предприму, но в моем распоряжении ночь, потому что дядя не подпишет доверенности в десять часов вечера — нотариусы будут спать. Если, как об этом свидетельствует постукивание копыт второй лошади, Макс поскачет к Флоре дать ей инструкции до приезда дяди, — а это правдоподобно, — в таком случае плут пропал. Вы увидите, как мы, старые солдаты, отыгрываемся в игре на наследство... А так как для этой последней ставки мне нужен помощник, то я возвращаюсь к Миньоне, чтобы сговориться с моим другом Карпантье.

Пожав руку г-ну Ошону, Филипп спустился до Птит-Нарет, направляясь к командиру Миньоне. Десять минут спустя г-н Ошон увидел, как Максанс выехал крупной рысью, и его старческое любопытство было до такой степени возбуждено, что он остался стоять в зале у окна, дожидаясь стука колес старой коляски, который и не замедлил послышаться. Нетерпение заставило Жан-Жака последовать за Максансом через двадцать минут. Куский, конечно, по приказу своего настоящего господина, пустил лошадь шагом, по крайней мере, по городу.

«Если они уедут в Париж, то все пропало», — подумал г-н Ошон.

В это время какой-то мальчишка из Римского предместья пришел в дом г-на Ошона; он принес письмо Баруху. Оба внука, пристыженные, с утра подвергли сами себя домашнему аресту. Размышляя о своем будущем, они поняли, как осторожно надо им вести себя с родными. Барух не мог не знать, каково влияние Ошона на деда и бабку Борнишей; старик Ошон не преминул бы внушить Борнишам решенье отказать все их капиталы Адольфине, если бы поведение внука дало им основание перенести все надежды на блестящее замужество этой девицы, как Ошон угрожал ему сегодня утром. Барух, более богатый, чем Франсуа, больше и терял; ему надлежало проявить полную покорность, не ставя других условий, кроме уплаты долгов Максу. Что же касается Франсуа, то его будущее было в руках деда; он мог надеяться получить состояние только от старика Ошона, так как по счету опекунских расходов оказывался его должником. И вот оба шалопая, побуждаемые к раскаянию страхом перед грозившими им потерями, дали торжественные обещания, а г-жа Ошон успокоила их относительно долгов Максу.

— Вы наделали глупостей, — сказала она, — исправьте их благоразумным поведением, и дед успокоится.

Поэтому Франсуа, прочитав через плечо Баруха письмо, принесенное мальчишкой, сказал на ухо кузену:

— Попроси совета у дедушки.

— Возьмите, — сказал Барух, подавая письмо старику.

— Прочти сам, при мне нет очков.

— Хвала господу! — воскликнул г-н Ошон. — Наследство идиота спасено от когтей этих дьяволов!

— Раз вы это говорите — так и будет! — заметила г-жа Ошон. — И я благодарю господа, — значит, он внемлет моим молитвам. Торжество злых никогда не бывает долгим!

— Вы поедете в Ватан и возьмете доверенность господина Руже, — сказал старик Варуху. — Речь идет о том, чтобы перевести пятьдесят тысяч франков дохода на имя мадемуазель Бразье. Затем отправляйтесь якобы в Париж, но остановитесь в Орлеане и ждите там моих указаний. Не давайте знать никому, где вы остановитесь; выберите самую дрянную гостиницу предместья Банье, хотя бы даже постоялый двор для возчиков...

— Смотрите! — воскликнул Франсуа, который, услышав стук коляски на Гранд-Нарет, подбежал к окну. — Вот это новость! Папаша Руже и господин Филипп Бридо возвращаются вместе в коляске, а Бенжамен и Карпантье едут вслед за ними верхом.

— Иду туда! — вскричал г-н Ошон, у которого любопытство взяло верх над всеми другими чувствами.

Господин Ошон застал старого Руже в его комнате — он писал под диктовку племянника следующее письмо:

— Мы с капитаном встретили дядю, который готов был совершить глупость, отправившись в Ватан на поиски мадемуазель Бразье и командира Жиле, — с глубокой иронией сказал Филипп г-ну Ошону. Я дал понять дядюшке, что он очертя голову сам лез в ловушку. Разве эта девка не бросила бы его, как только бы он подписал доверенность, которой она требовала с намерением присвоить себе пятьдесят тысяч ливров дохода от государственной ренты? Разве, написав это письмо, он не увидит сегодня же ночью прекрасную беглянку, которая возвратится под его кровлю? Я обещаю сделать мадемуазель Бразье мягкой, как воск, на весь остаток его дней, если дядя разрешит мне заместить господина Жиле, чье присутствие здесь я нахожу более чем неуместным. Разве я не прав? А дядя еще жалуется!

— Сосед, — сказал г-н Ошон, — вы нашли лучший способ водворить у себя мир. Поверьте мне, уничтожьте завещание, и вы увидите Флору такой же, какой она была для вас в первые дни.