Источник. Книга 1 - Рэнд Айн (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Когда эскизы были готовы и изящное, аккуратно выписанное изображение здания из белого мрамора лежало перед ним, он испытал лишь чувство полной неуверенности. Здание выглядело как ренессансное палаццо, сделанное из резины и вытянувшееся на сорок этажей вверх. Он выбрал стиль Возрождения, потому что знал неписаный закон, гласивший: все архитектурные жюри любят колонны. И еще потому, что помнил: в жюри входит Ралстон Холкомб. Китинг позаимствовал что-то у всех итальянских дворцов, особенно любимых Холкомбом. Это выглядело хорошо… может быть… Он сомневался. Ему не у кого было спросить.
Он услышал эти слова в своем сознании и ощутил прилив слепой ярости. Еще не зная ее. причины, он в тот же миг понял, откуда взялась эта ярость: ему было у кого спросить. Он не хотел вспоминать это имя; он ни за что не пойдет к нему. Гнев прилил к лицу, и он почувствовал, как под глазами горячо стянуло кожу. Он понял, что пойдет. Он заставил себя выкинуть эту мысль из головы. Никуда он не пойдет. Когда рабочий день закончился, он сунул свои чертежи в папку и пошел в контору Рорка.
Он нашел Рорка сидящим в одиночестве за письменным столом в большой комнате, в которой не было никаких признаков деятельности.
— Привет, Говард! — сказал он живо. — Как дела? Я не помешал?
— Привет, Питер, — сказал Рорк.
— Ты не слишком занят, не так ли?
— Не слишком.
— Не против, если я присяду на несколько минут?
— Садись.
— Ну, Говард, ты отлично поработал. Я видел магазин Фарго. Он великолепен. Мои поздравления.
— Спасибо.
— Выбиваешься в люди, несмотря ни на что, да? Было уже три заказа?
— Четыре.
— Ах да, конечно, четыре. Неплохо. Я слышал, у тебя были небольшие неприятности с Сэнборнами.
— Были.
— Ну не всегда все бывает гладко, ты же знаешь… С тех пор нет заказов? Ничего?
— Нет. Ничего.
— Ладно. Еще будут. Я всегда говорил, что архитекторы не должны грызть друг другу глотки, работа найдется для всех, мы должны развивать дух профессионального единства и сотрудничества. Взять хотя бы этот конкурс — ты уже послал свой проект?
— Какой конкурс?
— Как? Тот самый конкурс. Конкурс «Космо-Злотника».
— Я не посылал никакого проекта.
— Ты… не посылал? Вообще ничего?
— Нет.
— Почему?
— Я не участвую в конкурсах.
— Господи, но почему же?
— Брось, Питер. Не за этим же ты пришел.
— По правде говоря, я думал показать тебе свой проект. Понимаешь, я не прошу тебя помочь, мне просто нужно увидеть твою реакцию, узнать мнение. — Он поспешил открыть папку.
Рорк внимательно рассмотрел эскизы. Китинг нетерпеливо воскликнул:
— Ну? Все в порядке?
— Нет. Слабо. И ты это знаешь.
Затем в течение нескольких часов, пока Китинг наблюдал, а небо темнело и свет вспыхивал в окнах города, Рорк говорил, объяснял, рассекал чертежи линиями, распутывал лабиринт выходов из кинозала, вырезал окна, выпрямлял коридоры, убирал ненужные арки, выравнивал лестницы. Китинг заикнулся даже:
— Господи, Говард! Почему ты не участвуешь в конкурсе, если можешь творить такое?
Рорк ответил:
— Потому что не могу. Не могу, даже если бы хотел. У меня руки опускаются. Я не могу дать им то, чего они хотят. Но если вижу, что кто-то наворотил черт знает чего, могу подправить.
Уже настало утро, когда он оттолкнул в сторону чертежи. Китинг прошептал:
— А профиль?
— А, провались ты со своим профилем! Видеть не хочу ваши чертовы ренессансные профили! — Но он вновь взялся за чертежи. И рука его помимо воли принялась прочерчивать линии поверх изображения. — Ладно, черт побери, если уж обязательно надо дать им Возрождение, так дай хорошее Возрождение, если, конечно, таковое существует! Только этого я тебе делать не стану. Сам придумаешь. Что-нибудь п таком роде. Проще, Питер, проще, яснее, честнее — насколько можно в нечестном деле. А теперь иди домой и попытайся изобразить что-нибудь по этой схеме.
Китинг пошел домой. Он скопировал чертежи Рорка, преобразив поспешный набросок в аккуратный законченный рисунок. Затем он отослал чертежи по почте, должным образом адресовав:
«Конкурс на «Самое Прекрасное Здание в Мире», «Космо-Злотник, Инк.», Нью-Йорк».
На конверте, в котором лежал проект, стояло: «Франкон и Хейер, архитекторы, Питер Китинг, старший проектировщик».
В течение всей той зимы у Рорка не было ни предложений, ни потенциальных клиентов. Он сидел за своим письменным столом и временами, когда наступали ранние сумерки, забывал включить свет; ему начинало казаться, что тяжелая неподвижность медленно текущих часов, никогда не открывавшейся двери, самого воздуха в кабинете постепенно просачивается в него. Тогда он поднимался и швырял в стену книгу, только чтобы почувствовать, как двигается его рука, услышать резкий звук. Довольно улыбался, подбирал книгу и аккуратно клал ее на стол. Включал настольную лампу. И не убрав еще руки из конуса света под лампой, глядел на руку, медленно раздвигая пальцы. Потом он вспоминал о том, что давным— Давно говорил ему Камерон, резко отдергивал руку, тянулся за своим пальто, выключал свет, закрывал дверь и уходил домой.
С приближением весны он понял, что денег надолго не хватит. Он вносил арендную плату ежемесячно, не позднее первого числа. Ему необходимо было ощущение, что впереди тридцать дней, в течение которых он все еще является владельцем бюро. Каждое утро он спокойно входил туда. Но как только наступали сумерки и Рорк понимал, что прошел еще один из тридцати дней, ему не хотелось смотреть на календарь. Заметив это, он заставил себя смотреть на календарь. Теперь он стал как бы участником забега, в котором его арендная плата состязалась с… — он не знал имени другого участника. Им мог быть любой прохожий.
Когда он поднимался в свой кабинет, лифтеры смотрели на него с каким-то странным ленивым любопытством; когда он говорил, они отвечали — не оскорбительно, но с таким безразличием растягивая каждый слог, что, казалось, их слова станут оскорбительными в следующий миг. Они не знали, чем он занимается и как, знали только, что к нему никогда не приходят клиенты. Уступая просьбам Остина Хэллера, он посетил несколько приемов, которые Хэллер время от времени устраивал; гости спрашивали его: «О, вы архитектор? Простите меня, я не очень слежу за архитектурой, что вы построили?» Когда он говорил, то слышал в ответ: «О да, конечно», и по подчеркнутой вежливости ответов понимал, что для этих людей он архитектор лишь предположительно. Они не видели ни одного его здания, они не знали, хороши эти здания или никчемны, они знали только, что никогда о них не слышали.
Это была война, в которой его столкнули с пустотой. Сражаться в ней было не с кем, однако его подталкивали к драке, он должен был драться, у него не было выбора — и не было противника.
Он проходил мимо зданий в строительных лесах. Останавливался взглянуть на стальные клетки. Временами ему казалось, что балки и перекрытия образуют не дом, а баррикаду, которая должна остановить его, и несколько шагов по тротуару, отделявших его от деревянного забора, огораживавшего строительство, — шаги, которых ему никогда не преодолеть. Это причиняло боль, но боль была притуплённой, неглубокой. «Это правда», — говорил он себе. «Нет», — отвечало его тело, исполненное непонятным ему неосязаемым здоровьем.
Открылся магазин Фарго. Но одно здание не могло спасти целый район; конкуренты Фарго оказались правы: торговля перетекала ближе к окраине. Даже постоянные покупатели перестали заглядывать в его магазин. Открыто заговорили о крахе Джона Фарго, который проявил недостаток деловой сметки, вложив деньги в здание столь нелепого вида. Как утверждали, это свидетельство того, что публика не принимает архитектурных новшеств. И ничего не говорили о том, что магазин был самым чистым и ярким в городе, что благодаря искусной планировке управлять им проще, чем любым другим, что район был обречен еще до начала строительства. Во всем винили только новое здание.
