Вершина холма - Шоу Ирвин (полные книги .txt) 📗

– Но ты многим обязан Дэвису, – возмутился Майкл, разочаровываясь в друге. – Мог бы дождаться конца сезона.

– Я должен думать о будущем, Майкл. Через две недели гипс снимут, и все, еду в Нью-Йорк. Вчера вечером сюда зашел один mec [23] с бриллиантовыми перстнями па пальцах, в кашемировом пиджаке долларов за восемьсот, не меньше; он оказался владельцем фешенебельного ресторана в Ист-Сайде. Ему понравилась моя игра, он оставил мне свою визитную карточку и предложил зайти к нему – он хочет заключить со мной контракт.

– Поздравляю, – холодно сказал Майкл, вспомнив, что говорила об Антуане Сьюзен. – Жаль, что подлецы часто бывают забавнее, чем порядочные люди.

– О ком ты говоришь, mon vieux? – обиженно спросил Антуан.

– О тебе.

– Я же предупреждал тебя, что у меня несносный характер, разве нет?

– Да, верно, – согласился Майкл и принялся за мясо.

Антуану подали вторую чашку кофе.

– Ты думал, я шучу, а я говорил серьезно.

– Теперь вижу.

– Хорошему человеку трудно понять плохого. Слабые раздражают сильных. Не следует путать талант с добродетелью.

– Я это учту.

– Поговорим о более приятном, – сказал Антуан. – Ты придешь сюда в субботу вечером? У Риты состоится дебют.

– А как она выглядит?

Антуан хмуро уставился на чашку кофе:

– Поначалу держалась ужасно скованно и застенчиво. И вдруг меня осенило. Я дал ей самокрутку, и она раскрепостилась. Мне казалось, поет целый лес, полный птиц. В субботу ее просто разорвут на части.

– Ты хочешь сказать, она обалдела от марихуаны?

– Еще как обалдела. Она была чудесна.

– Если ее отец узнает об этом, он тебя убьет, – сказал Майкл. – А если он не убьет, тогда, наверное, это сделаю я. Уж пальцы точно тебе переломаю.

– Майкл, – жалобно произнес Антуан, – ты же говоришь со своим старым другом. Все джазовые музыканты, которые тебе нравятся, употребляют травку, а порой и более сильные средства. Сколько раз мы выкуривали с тобой по самокрутке, mon Dieu!

– Мне не шестнадцать лет. Я не шучу. Если ты еще раз это сделаешь, я сломаю о твою голову табуретку, что стоит у пианино.

– Хорошо, хорошо, – пообещал Антуан. – Предупреждаю тебя, Рита с треском провалится.

– Ну и пусть. Хотя я так не думаю.

– Новая Англия плохо действует на тебя, – огорченно сказал Антуан. – Ты стал пуританином.

– Немного пуританства не повредит и тебе, – заметил Майкл и поднялся, оставив половину второго блюда на тарелке. – Я ухожу.

Он вышел. Не вставая из-за стола, француз ошеломленно покачал головой.

«Ну и денек, будь он неладен!» – подумал Майкл, садясь в машину.

Он подъехал к коттеджу и надел лыжный костюм. Еще не поздно было зайти за Евой, но Майклу хотелось покататься в одиночестве. Сегодня помочь ему могли только горы, скорость и уединение.

Поднявшись на вершину, Майкл сразу направился к «Черному рыцарю». Он остановился и посмотрел вниз. Скользкая и каменистая трасса уходила к лесу, затем, свернув влево, скрывалась среди деревьев. Безлюдный склон принадлежал одному Майклу. Сторз опустил очки, набрал в легкие воздуха и покатился; набирая скорость на параллельных лыжах, он с ходу проскочил несколько бугров. Ветер свистел в шапочке и очках. На середине трассы Майкл ощутил боль в ногах, он заставил себя дышать размеренно и понесся дальше. Уже возле леса Майкл попал на лед и чуть не потерял равновесие, но, торжествуя в душе, удержался на ногах; его мышцы, казалось, кричали от боли. Нещадно насилуя суставы, Майкл вошел в поворот и оказался среди деревьев. Почти не управляя лыжами, он промчался в нескольких дюймах от большого валуна. Вылетев на открытое место, он едва не врезался в учебный класс, выстроенный по диагонали склона. Тормозя кантами лыж, Майкл круто свернул в сторону и остановился чуть выше Калли, который вел занятие.

– Господь с тобой, Майкл, – сказал Калли, узнав его. – Ты мог кого-нибудь убить, а в первую очередь себя самого.

– Я хотел, как говорят бегуны, выложиться до конца, – сказал Майкл.

– Здесь тебе не беговая дорожка, – проворчал Калли и громко обратился к своей группе: – Дамы и господа, только что самый отчаянный из наших инструкторов продемонстрировал вам, как не надо спускаться по этой трассе.

Кое-кто засмеялся, и Майкл приветливо помахал рукой.

– Я впускаю к себе в душу немного света, Дейв, – сказал он.

– Следующий раз, когда ты надумаешь повторить эту процедуру, скажи мне. Я очищу все склоны от людей. Поработай с этой группой. Мне надо сходить в контору. Сделаешь с ними тысячу медленных, абсолютно контролируемых поворотов отсюда и до подножия горы.

– Слушаюсь, сэр, – весело ответил Майкл.

Калли с подчеркнутой осторожностью покатил вниз.

– Дамы и господа, надеюсь, вы слышали, что он сказал, – громко произнес Майкл. – Мы должны сделать тысячу медленных, абсолютно контролируемых поворотов. Давайте один раз повернем все вместе. Тогда до темноты нам останется всего девятьсот девяносто девять поворотов.

И действительно, когда они спустились к подножию горы, было уже темно; Майкл, бодро насвистывая, снял лыжи и понес их к машине.

Глава 20

Хорошее настроение не покинуло Майкла и на следующее утро, когда он отправился с Хеггенером в горы. Поднимаясь наверх, Хеггенер сказал:

– Ева милостиво разрешила мне отложить поездку в Нью-Йорк до следующей среды. Вы не могли бы составить мне компанию? Я не люблю ездить один, быстро устаю за рулем. Ева предложила отвезти меня, но тогда всю дорогу будут идти медицинские споры, а от них я устаю еще быстрее, чем от вождения.

– Конечно, могу, – согласился Майкл.

Они отлично покатались. Хеггенер был неутомим, лицо его посвежело, на губах появилась еле заметная довольная улыбка. Майклу казалось абсурдным, что совершенно здоровый на вид человек собирается лечь в больницу, но он ничего не сказал Хеггенеру.

– Как прекрасно прошло утро, – заметил Хеггенер, когда они подъехали к большому дому. – Теперь я легче перенесу больницу, во всяком случае, первую пару дней.

Ева уже ждала Майкла, она сказала, что хочет воспользоваться солнцем и хорошим снегом и пропустить для этого ленч; они уехали, оставив приветливо машущего им вслед Хеггенера между двумя колоннами.

На горе Майкл и Ева мало разговаривали; лавируя среди менее быстрых лыжников, они все внимание уделяли шлифовке своей техники.

Спустя некоторое время Ева сказала, что хочет перекусить, они зашли в кафе и взяли по бутерброду и чашке чая.

– Майкл, я слышала, в субботу вечером ты нажил себе неприятности.

– Кто тебе сказал?

Она пожала плечами:

– Город маленький. Новости распространяются быстро. Позволь заметить, твой выбор объекта для защиты – как бы это сказать – весьма странен.

– Она – мой старый друг.

– Это мне известно. У нее много старых друзей. Она – первая шлюха в городе.

– Не говори гадости, Ева, – тихо, стараясь, чтобы его не услышала молодежь, сидящая за соседним столиком, попросил Майкл.

– Андреас тоже один из ее старых друзей, – сказала Ева. – Ты знал?

– Я тебе не верю.

– Спроси его, – сказала Ева. – Думаю, ему будет приятно вспомнить. Она – его последний старый друг. Он объявил мне в ту пору, что не может больше спать со мной. Вероятно, болезнь уже ударила его, но тогда мы этого не понимали. Она совсем не в его вкусе, но город невелик, выбор тут небогатый. Возможно, он хотел доказать себе то, что не мог доказать мне. В последний раз почувствовать себя мужчиной. Я его не виню, он несчастный человек.

Майкл вспомнил о тех двух ночах, когда он безуспешно пытался что-то доказать себе – один раз это было с блондинкой, которую подцепил в «Золотом обруче», другой – с хорошей давнишней знакомой; его охватила жалость к своему другу Андреасу и ненависть к жене Хеггенера, столь прекрасно понимавшей мужчин.