Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Распущенные волосы падают ей на плечи. Воспоминания одолевают ее, от них едва не кружится голова… О, боже, почему все это пришло так поздно, так поздно? Но впереди у нее еще много времени — еще пять, десять лет она может оставаться красивой… а для него еще дольше, если они станут жить вместе, ибо он будет стареть вместе с нею. И ее снова окрыляет надежда: что, если он женится на ней, если они будут вместе жить, вместе путешествовать, вместе спать — каждую ночь? Но тут ей становится немного стыдно. Почему у нее вечно такие мысли? Ведь вместе жить значит еще иметь общие заботы и возможность обо всем говорить друг с другом. Да, она хочет прежде всего быть его другом. И сегодня вечером она сразу скажет ему об этом. Сегодня наконец он должен рассказать ей о себе, поведать всю свою жизнь с того момента, как они расстались двенадцать лет тому назад, до… и, доведя мысль до конца, она удивляется: до вчерашнего утра… Вчера утром она в первый раз снова увиделась с ним, и за один день он всецело завладел ею, настолько, что она ни о ком другом не может думать и почти забыла о своих материнских обязанностях… Нет, теперь она только его любовница.
Она вышла из гостиницы прямо в ясный солнечный день. Ей бросилось в глаза, что на улицах больше народу, чем обычно, что почти все магазины закрыты. Да ведь сегодня воскресенье! Она совсем позабыла об этом. И это ее тоже обрадовало. Вскоре ей встретился стройный мужчина в распахнутом пальто, рядом с ним шла молодая девушка с темными, смеющимися глазами. Берта подумала: вот и мы, наверное, такая же пара, как эти двое… И она уже представила себе, как они прогуливаются под руку, не в ночной темноте, а по залитой солнцем улице, и глаза у них счастливые и смеющиеся, как у этой пары. Когда кто-нибудь из встречных смотрел ей в лицо, ей казалось, что она как-то по-новому воспринимает язык взглядов. Один из прохожих серьезно посмотрел на нее, словно говоря: «Да и ты ничуть не лучше других!» Затем прошли два молодых человека, они замолчали, когда увидели ее. Создавалось впечатление, будто они совершенно точно знают, что произошло сегодня ночью. Вот еще прохожий, он, видимо, очень спешил и бросил на Берту лишь беглый взгляд, но в глазах его она прочла: «Что ты расхаживаешь здесь так надменно, как порядочная женщина? Вчера вечером ты лежала с одним из нас в постели». Это выражение «один из нас» она как будто слышала совершенно отчетливо, и впервые в жизни думала обо всех встречных мужчинах — как о мужчинах, обо всех встречных женщинах — как о женщинах, которые испытывают влечение друг к другу и находят друг друга, если пожелают… И у нее было такое чувство, будто еще вчера в это время она была отверженной, от которой все другие скрывали какую-то тайну, а теперь она такая же, как все, и тоже имеет право говорить обо всем. Она попыталась представить себе первые дни после свадьбы и вспомнила, что испытывала тогда лишь некоторое разочарование и стыд. Смутно всплыла у нее в памяти фраза, которую она не то читала, не то слыхала где-то: «Это всегда одно и то же». И она подумала, что она гораздо умнее того человека — будь то мужчина или женщина, — кто это сказал или написал.
Она заметила, что идет той же дорогой, что и вчера. Взгляд ее упал на афишный столб с объявлением о концерте, в котором должен был участвовать Эмиль. Она с удовольствием остановилась перед ним. Какой-то господин стоял рядом с нею. Она улыбнулась и подумала: «Знал бы он, что сейчас глаза мои устремлены на имя человека, который этой ночью был моим любовником…» Внезапно она ощутила прилив гордости. Ее поступок показался ей чем-то необыкновенным. Она не могла себе представить, чтобы другие женщины обладали такой же смелостью. Она опять прошла по Народному саду, где сегодня было больше народу, чем вчера. Снова она увидела, как играют дети, как гувернантки и няни болтают, читают, вяжут. Она обратила внимание на очень старого господина, он сидел на скамейке на солнце и, увидев ее, покачал головой, провожая ее суровым, неумолимым взглядом. Берта была неприятно поражена и смутно сознавала, что в чем-то провинилась перед этим стариком. Когда же она невольно оглянулась, то заметила, как он смотрит на освещенный солнцем песок и продолжает покачивать головой. Тогда она поняла, что это у него от старости, и задалась вопросом, не станет ли когда-нибудь Эмиль таким же дряхлым старцем, не будет ли он так же сидеть на солнышке, тряся головой. И тут она сразу представила себе, что идет рядом с ним по каштановой аллее у себя дома, но она еще молода, как теперь, а он едет в кресле на колесах. Она слегка вздрогнула. Если бы господин Рупиус узнал… Нет, он ни за что не поверил бы, что она способна на такое… Если бы он предполагал это, то не позвал бы ее к себе на балкон и не рассказал бы, что жена хочет его покинуть… В эту минуту она с удивлением подумала о случившемся, о том, что считала высшим счастьем своей жизни. У нее было такое чувство, будто она очутилась в невероятно запутанных обстоятельствах, как ни одна другая женщина. И даже это чувство увеличивало ее гордость. Проходя мимо группы детей, где было четверо совершенно одинаково одетых ребятишек, она вдруг подумала, что, как это ни странно, ни разу не взвесила возможных последствий вчерашнего свидания. Но какая-либо связь между тем, что произошло вчера — между бурными объятиями в чужой постели, — и существом, которое когда-нибудь скажет ей слово «мать», казалась совершенно немыслимой.
Она вышла из сада и направилась к Лерхенфельдерштрассе. Думает ли он теперь о том, что она идет к нему? Была ли его первая мысль сегодня утром о ней? И теперь она вспоминала, что раньше совершенно иначе представляла себе утро после ночи любви… да, она представляла себе, что просыпаются вместе, в тесных объятьях, прильнув устами к устам.
Навстречу ей шагала рота солдат, офицеры шли рядом по тротуару, один слегка задел ее и вежливо сказал: «Простите, пожалуйста!» Это был очень красивый молодой человек, и он больше не обращал на нее внимания, что ее немного огорчило. Она невольно подумала: есть ли у него любовница? И вдруг она догадалась, что он, наверно, сегодня провел ночь с любовницей, любит только ее одну и столь же мало интересуется другими женщинами, как Эмиль.
Она подошла к церкви. Оттуда неслись звуки органа. Перед церковью стоял экипаж с лакеем на козлах. Как оказался здесь этот экипаж? Берте сразу стало ясно, что он должен иметь какое-то отношение к Эмилю, и она решила уйти из церкви до окончания мессы, чтобы посмотреть, кто сядет в экипаж. Она вошла в переполненную церковь и протиснулась вперед, между рядами скамей, к главному алтарю, где стоял священник. Замолкли звуки органа, вступил струнный оркестр. Она взглянула на хоры. Все же странно, что Эмиль здесь, в Лерхенфельдеркирхе, так сказать, инкогнито, исполняет соло на скрипке в мессе Гайдна… Она оглядела женские лица на передних скамьях и заметила двух, трех, четырех молодых женщин и множество пожилых дам; две сидели в первом ряду — одна, очень важная, в черном шелковом платье, другая, по-видимому, ее камеристка. Берта решила, что экипаж, конечно, принадлежит этой важной даме, и это ее успокоило. Она пошла назад и, почти не сознавая того, всюду присматривалась к красивым женщинам. Она заметила еще нескольких довольно красивых, все они, казалось, были погружены в молитву, и ей стало стыдно, что она одна расхаживает здесь без всякого религиозного настроения. Вдруг она услышала, что соло на скрипке уже началось. Это он играет теперь, он, он!..
В эту минуту она слышала его впервые после десяти с лишним лет, и ей подумалось, что у его скрипки такой же приятный тон, как в былое время; так узнают людские голоса, которые много лет не слышали. Вступило сопрано. Если бы только она могла увидеть певицу! Голос был звонкий, свежий, но еще не поставленный, и Берта почувствовала, что существует какая-то личная связь между скрипачом и певицей. Что Эмиль знаком с девушкой, которая поет, это естественно… но не кроется ли здесь нечто другое? Пенье смолкло, но скрипка продолжала звучать. И теперь она обращалась к ней одной, словно желая успокоить ее. Вступил оркестр, но соло на скрипке звучало громче всех других инструментов, и казалось, у скрипача лишь одно желание — чтобы она поняла его. Он говорил: «Я знаю, что ты здесь, и играю только для тебя!» Заиграл орган, но голос скрипки все еще оставался ведущим. Берта была так взволнована, что слезы выступили у нее на глазах. Наконец соло на скрипке оборвалось, будто поглощенное каскадом других звуков, и больше не возобновлялось. Берта почти не слушала, но музыка навевала ей чудесное успокоение. Иногда ей как будто слышался голос скрипки, и было поразительно, казалось почти сказкой, что она стоит здесь, внизу, у колонны, а он наверху сидит за пюпитром и что они сегодня ночью держали друг друга в объятьях, а сотни людей здесь, в церкви, ничего не знают об этом… Она должна его сейчас же увидеть, сию же минуту! Она подождет внизу, у лестницы… она не заговорит с ним, нет, но она хочет увидеть его и всех остальных, и ту певицу, к которой она его ревновала. Но это уже прошло, она знала, что он не может ее обмануть. Музыка умолкла, Берта почувствовала, что ее толкают вперед, к выходу, она хотела отыскать лестницу, но очутилась далеко от нее. И так было лучше… Нет, ей не следует стоять и ждать его — что он подумает? Конечно, ему это не понравится! Она выйдет вместе с другими, а вечером скажет ему, что слышала его. Теперь она даже боится, как бы он не заметил ее. Выйдя из церкви, она спустилась по лестнице и прошла мимо экипажа как раз в ту минуту, когда старая дама со своей камеристкой усаживались в него. Берта улыбнулась, вспомнив, какую тревогу вызвал в ней этот экипаж, и решила, что вместе с этим подозрением должны исчезнуть и все другие. Ее не оставляло чувство, будто она пережила удивительное приключение и теперь для нее начинается совершенно новая жизнь. В первый раз ей представилось, что жизнь ее обрела какой-то смысл, все остальное, в сущности, было фантазией, все остальное — ничто по сравнению с тем счастьем, которое переполняло все ее существо, когда она возвращалась из церкви и медленно брела в гостиницу по улицам предместья. Только подойдя к самой гостинице, она заметила, что весь обратный путь прошла как во сне, и едва могла вспомнить, какой дорогой добралась сюда и встречала кого-нибудь или нет. Когда она брала ключ от номера, швейцар передал ей письмо и букет фиалок и сирени… О, почему она не подумала о том, чтобы послать ему цветы? Но о чем он может писать ей? Она с легким испугом распечатала письмо и прочла:
