Еврейские народные сказки (Предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е.С. Райзе) - Райзе Ефим Самойлович
После этого я уже благополучно допостился до конца Йом Кипура. Но сейчас я должен вам признаться, что от мясных пирожков до молочных прошло, кажется мне, меньше предусмотренных законом шести часов.
И еще один грех, рабойсай. Случилось это в зимнюю морозную ночь: темно, хоть глаз выколи, вьюга и завируха такая, что грех собаку на улицу выгнать. Так вот, в такую ночь я и выгнал на улицу свою собаку, и она до сих пор не вернулась. Может быть, нашли бы вы ее, рабойсай. Вот у нее я бы сейчас, пожалуй, попросил прощенья…
Когда Шмерл Снитковер серьезно занемог и почувствовал приближение смерти, он попросил принести ему червивую сливу.
— Зачем тебе, Шмереле, это ведь трейф?
— Именно потому она мне и нужна. Вы ведь видите, что я совсем плох. Если, упаси Боже, умру, то вскоре мне придется предстать перед Всевышним. Потащат меня ангелы на суд, начнут считать мои грехи и за каждый грех отвешивать полновесное наказание, а моим грехам ведь конца-краю нет. Они будут все считать и считать, а я, бедняга, буду мучиться одним вопросом: когда же конец? И вот, когда счет грехов дойдет до червивой сливы, я вздохну свободно и буду знать — все, конец моим страданиям! Вот зачем нужна мне червивая слива.
В Вильно жил скупой богач Опатов. Однажды Мотька Хабад проходил мимо окон этого богача. Мотька был в новой шапке, которую только что купил за сорок копеек.
Увидел Мотька в окне богача, остановился, показал шапку и просит ее оценить.
Опатов подержал шапку и оценил ее в тридцать копеек.
Говорит Мотька:
— Реб Опатов! Дай Бог нам зарабатывать вместе каждую неделю столько, насколько моя шапка стоит больше тридцати копеек.
Мотька Хабад пришел однажды к богачу Опатову с предложением: у него имеется верное средство для бессмертия, и он готов продать это средство Опатову.
Понимая, что это очередная выдумка, но любопытствуя узнать, что именно скажет Мотька, Опатов авансом заплатил за «средство», после чего Мотька сказал Опатову:
— Если хотите жить вечно — поезжайте в Бутриманцы.
— А что, разве там нет Малхамовеса? — спросил насмешливо Опатов.
— Конечно, есть, — ответил Хабад, — но согласно местечковому преданию, там с сотворения мира не умер ни один богач.
— Когда самое подходящее время снимать с деревьев сливы? — спросили однажды Мотьку Хабада.
Мотька подумал и сказал:
— Когда хозяйский пес на цепи.
Однажды Мотька Хабад стоял на улице и с интересом рассматривал большой красивый дом. Спрашивает его прохожий:
— Что тебя так заинтересовало, Мотька, может, собираешься купить этот дом?
— Собираюсь.
— Ну, а деньги на это у тебя есть?
— Видишь ли, — отвечает Мотька, — на дом у меня денег хватит. Но все дело в том, что на новоселье надо бы купить хлеба. А вот на хлеба-то у меня как раз и нет.
Стоял как-то Мотька напротив красивого дома, который принадлежал богатому пекарю, и удивлялся.
— Мотька! Чему ты так удивляешься? — спросили его.
— А вот чему, — ответил Мотька. — Как это маленькие булочки могли родить такой большой дом?
Мотька Хабад попросил у одного богача пять рублей, а за это пообещал стянуть солнце на землю. Получил Мотька деньги и велел принести стол и кочергу. Встал на стол, протянул к небу кочергу. Прошло минут двадцать, а Мотька все стоит, тычет в небо кочергой.
— Что ж ты не стягиваешь солнце? — нетерпеливо спрашивает богач.
— Будьте так добры, реб Арье, — отвечает Мотька, — зацепите его, а уж стянуть я, как обещал, стяну.
Один виленский богач как-то сказал Мотьке Хабаду:
— Почему ты всегда подшучиваешь над богатыми? Ты что, тоже, как те бунтовщики, против богатых?
Мотька ответил так:
— То, что один богат, а другой беден, — это Бог с ним, а вот то, что этот «другой» — я сам, вот это мне совсем не нравится.
Мотька Хабад, после того как ему пришлось убежать из дому, где бушевала его благоверная, пришел в синагогу и сказал глубокомысленно:
— Из десяти мер страданий, отпущенных миру, девять, как известно, досталось женщинам. Однако я им очень завидую.
— В чем? — спросили его.
— У них нет жен, — со вздохом ответил Мотька.
Когда умерла Ента, жена Мотьки Хабада, Мотька был безутешен и горько плакал. Соседи удивлялись: все знали, сколько натерпелся Хабад от злой жены. Спрашивают Мотьку:
— Почему ты так убиваешься? Неужели ты не веруешь в воскресенье мертвых?
А Мотька отвечает сквозь слезы:
— Конечно, верую, потому и плачу.
Мотька бахвалился перед людьми:
— Вчера у меня была возможность заработать сто злотых.
— Каким образом?
— Очень просто. Одна богачка была готова уплатить мне сто злотых только за то, чтобы увидеть меня.
Посмеялись над ним:
— Ну и глуп же ты, Мотька! Что тебе стоило дать ей на себя посмотреть?
Ответил Мотька:
— Мне-то ничего, но она была слепая.
Как-то перед Пейсахом Мотька Хабад сидел в доме одного портного и дремал. Его спросили:
— Мотька, что ты здесь делаешь?
— Я помогаю портному.
— Помогаешь? Каким образом?
— Видите ли, приближается праздник — мой друг портной завален работой. У него нет ни минуты для сна и отдыха. Вот я и отдыхаю вместо него.
Заходит однажды Мотька Хабад к богачу реб Шлойме и говорит ему:
— Будьте здоровы, будьте счастливы, реб Шлойме. Я уезжаю из Вильно. Зашел к вам попрощаться и заодно получить от вас пожертвование, денег-то на дорогу у меня нет.
— У меня при себе сейчас нет мелочи, — ответил скупой богач.
Услыхав ответ богача, Мотька молча покинул его дом, но тут же вернулся с такими словами:
— Реб Шлойме! Без денег я уехать не могу. Напрасно я с вами прощался, и поэтому не будьте здоровы и не будьте счастливы.
Однажды после молитвы некий богач спросил Лейбеле Готсвиндера:
— Почему ты так быстро заканчиваешь молитву Шмойно-эсре? Это ведь безобразие. У меня, например, эта молитва длится почти двадцать минут, а у тебя, святотатца, не больше двух.
— Где мне с вами равняться, — скромно ответил Лейбеле, — у вас много и золота, и серебра, и всякого богатства. Пока вы просите Бога все это вам сохранить, пока вы ему перечисляете все свое добро, уходит много времени. А у меня — что у меня есть? Жена да коза. У меня на перечисление уходят считанные секунды, раз — и Шмойно-эсре уже кончилась.
Однажды в корчме собралась компания хасидов. Они ели, пили и веселились. Зашел Лейбеле Готсвиндер. Начали хасиды с ним шутить и его шуткам смеяться, но к столу не позвали.
Только когда закончилась трапеза, ему предложили объедки. Лейбеле, хоть и был голоден, гордо отказался.
— Лейбеле, — сказали ему, — в еде нельзя быть разборчивым!