Болото - Быков Василь Владимирович (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
Но собачка недолго полаяла и смолкла, а недалеко впереди короткая эта улица, похоже, кончалась. Лишь по одну ее сторону виднелись две хаты, напротив, за изгородью, стеной высилась рожь. В предпоследнем дворе, однако, кто-то возился – над тыном то и дело мелькала женская голова в белом платке, там же ощущалось присутствие и еще кого-то. Подойдя ближе, командир понял, что крестьяне складывали сено. Посередине двора стояла полная сена повозка, и баба вместе с сивобородым дедком переносили сено за угол. Увидев незнакомцев, дед опустил вилы и снял с потной головы черный картуз.
– Здравствуйте вам, – сдержанно приветствовал он прохожих. Гусаков удивился: что это значит, за кого он их принимает? За партизан или, возможно, за полицаев? Но тоже кивнул в ответ – на всякий случай. Костя, казалось, без особенного внимания прошел мимо и лишь потом оглянулся. Наверно, парень также тревожился и был рад, что все обошлось. Эта его успокоенность, граничащая с беспечностью, в общем не очень понравилась командиру. Пока, однако, приходилось мириться с этим, как и со многим другим, с чем он неожиданно для себя столкнулся. Его обостренная командирская воля входила в противоречие с коварными обстоятельствами, и это вынуждало его почти страдать.
Выйдя с деревенской улицы, они очутились в холмистом, сплошь засеянном колосовыми поле. Как и возле предыдущей деревни, поле было разделено на нивы-полоски с узкими, едва заметными между них межами. Рослая густая рожь ритмично переливалась под слабым дуновением ветра. В другое время можно бы залюбоваться этой полевой идиллией, но не теперь. Прибавив шагу, командир догнал парня и пошел с ним рядом.
– А что это – снова полосы? Или немцы землю отдали?
– Не, не отдали, – улыбнулся парень. – Сами побрали.
– Опять единоличниками стали?
– Ну.
«Это плохо, – подумал командир. – Заимев землю, вряд ли они пойдут в лес помогать партизанам – будут ковыряться в поле. Вон какая рожь выросла! Но как же тогда с организацией всенародной партизанской борьбы против оккупантов?» – озабоченно думал Гусаков. Будучи пограничником, он помнил довоенные годы в Беларуси и знал, как неохотно при сплошной коллективизации расставались крестьяне с клочками своей малоурожайной земли, сколько было пролито слез. Наконец загнали-таки их в колхозы, и теперь – все насмарку. Как бы не пришлось загонять снова. Ушлые, однако, эти оккупанты, знают, как удержать мужика от войны.
Недалеко впереди темнел новый лес, и Гусаков приспешил шаг. Все-таки в поле он не ощущал безопасности, мало ли что... Тем более если в деревне их видели и опознали. Хотя ни погонов, ни звездочек на них не было, а партизаны и полицаи, как он помнил из инструкции, одевались кто во что. «Тем не менее береженого и Бог бережет», – подумал командир и усмехнулся. Конечно, он был большевик и, как следовало из того, – безбожник, но уже знал, что если припечет, то вспомнишь не только о Боге. Хотя именно о Боге и не стоило ему вспоминать. Перед Богом капитан Гусаков был грешен еще с довоенных времен, когда они, пограничники, помогали укреплять советскую власть в местечке, где располагалась их погранкомендатура.
Местечко это представляло собой богом забытое поселение при озере – несколько мощенных булыжником улиц, облепленных еврейскими халупами, три или четыре заготовительные сельповские лавки, кузница и два дома побольше – школа да погранкомендатура, где второй год служил Гусаков. Граница пролегала сразу за местечком в лесу, для ее охраны была построена новая погранзастава на один погранвзвод. Самым заметным сооружением в местечке была древняя церковь, купола которой виднелись издалека – едва ли не со всей округи. Может, даже и с той стороны границы, что являлось недопустимым хотя бы из соображений государственной безопасности. Церковь, конечно, в свое время закрыли, попа арестовали – это было просто, за одну летнюю ночь. С церковными же куполами получилось сложнее – как было их разорить? Это дело поручили лейтенанту Гусакову с десятком его пограничников.
Чтобы разрушить купола, сначала следовало выдрать из них огромные железные кресты, которые только с земли выглядели легкими, почти ажурными в высоте. Добирались до них целый день – так было высоко и опасно. Самый отважный из команды красноармеец Семенов, обвязавшись веревкой, полез со звонницы на крышу и там провалился в проржавевшую дыру, поранил ногу. Других смелых не нашлось, пришлось Гусакову на купол самому лезть. Прежде он и не догадывался, какое это противное чувство – страх высоты и как он натерпится его, пока доберется до ржавого креста. Но заставил себя добраться. Прежде всего потому, что видел в том свой долг молодого безбожника-большевика, неделю назад принятого кандидатом в партию. Опять же с земли, с площади и дворов, даже детвора из школы наблюдали за его антирелигиозным подвигом, и там, чувствовал он, были не только доброжелатели. Наверно, соблазнительно для некоторых увидеть, как он сорвется. Но не сорвался, морским узлом завязал толстый канат за основание креста и спустился на землю. Тянули крест сообща – группа пограничников как основная сила, им помогали местечковые комсомольцы, партийцы, а также некоторые крестьяне-бедняки из окрестных деревень. За тот подвиг на церковном куполе Гусаков получил свою первую награду – знак отличника РККА, которым гордился до начала войны. Возможно, с помощью награды и пошел на повышение, получил новое звание. Но это несколько после.
Пыльная полевая дорожка, повиляв среди ржаных нив, спустилась в лощину с овражком, где они перешли неглубокий, почти пересохший ручей и опять взобрались на пригорок. Солнце уже поднялось высоко и немилосердно палило в безоблачном небе, горели их натруженные плечи под отяжелевшими, словно камнями нагруженными вещмешками. Все вспотели, устали, но Гусаков не сбавлял темпа ходьбы, то и дело пристально оглядывая местность. На самом пригорке он вдруг громко выругался: в километре впереди раскинулась новая деревня. Судя по всему, была она не малая – сады, огороды, уличные посадки растянулись до соседнего леса. Нет, в такую деревню идти было невозможно, о чем он и предупредил парня. Костя в ответ промолчал, лишь озабоченно осмотрелся – ячменные нивы, картофлянище, овражек с ольшаником – и картофельным обмежком повернул в сторону, в обход деревни. Поблизости людей не было, но далее, возле деревенской околицы, по невидимой отсюда дороге появились две порожние повозки, – быстро катили куда-то в сторону поля, наверно, за сеном. Вскоре, однако, они скрылись в лощине, и командир облегченно вздохнул.
Изнывая от жары, они добрели до леса, который оказался мелким ольшаником, и сзади недовольно заговорил Тумаш:
– Может, остановиться, перекусить? А то сил уже нет...
«А если, действительно, тут и остановиться, – подумал Гусаков, – перекусить из скудного, на двое суток пайка, который получили в Москве?..» Правда, сам он не ощущал голода, только хотелось пить. Но где напьешься? Не из ручьев же пить грязную воду, еще подцепишь какую холеру... Но прежде надо было взглянуть на карту. Тем более что невдалеке деревня, название которой, наверное, знает Костя.
Немного отойдя от опушки, они остановились на неширокой, усыпанной смолянками поляне, сбросили вещевые мешки. Тумаш сразу упал там, где стоял. Костя скромно присел на траве.
– Это какая деревня? – спросил у него командир.
– Староселье это.
– Так сколько до Боговизны?
Все насторожились в ожидании ответа. Костя, немного подумав, усомнился:
– Кто его знает. Может, километров десять. Кабы по дороге, я бы сказал правильно. А так...
– По дороге – исключается, – объяснил Гусаков и снова вперил глаза в карту. Староселья там не было, значит, до их урочища еще придется потопать.
Тумаш тем временем развязал свой вещмешок, вынул пару сухарей. Поймав на себе взгляд парня, один сухарь протянул Косте.
– Угощайся. Гостинцем из Москвы, – сказал он и тут же умолк под осуждающим взглядом командира.
– Не слишком афишируй свои гостинцы. Понял?
