О водоплавающих - О'Брайен Флэнн (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Отлично сказано, сэр, — одобрил Шанахэн.
— Но преступите пределы дозволенного, продолжает Разум, и я умываю руки. Гашу свет и запираю ставни. Короче, прикрываю лавочку. Я вернусь только тогда, когда мне предложат нечто, что я готов буду принять. Вы следите за моей мыслью?
— Вернется, непременно вернется. Повеселимся вдоволь, он и вернется.
— Но душа, эго, animus, — продолжал Орлик, — это нечто совсем иное, чем тело. Душевные терзания похожи на лабиринт. Если мы сравним тело с настоящим временем изъявительного наклонения, то у души, помимо этого, есть память, то есть прошлое, есть настоящее и будущее. Я приберег для мистера Треллиса изысканнейшие душевные терзания. Я уязвлю его плюскуамперфектом.
— Плюс... квам... префект, — несколько неуверенно повторил Шанахэн, — это, конечно, прекрасно. Кто ж с этим спорит? Разве что уж совсем невежда. Но, знаете, эта ваша задумка витает, так сказать, в заоблачных высях, парит, так сказать, в облаках. По вам-то это, может, и хорошо, но всем остальным без лестницы не обойтись. Верно, мистер Ферриски?
— Лестница этак футов на сорок, — ответил Ферриски.
— Итак, подведем вкратце кое-какие итоги, — Ламонт простер руку и обратился к Орлику тихим, проникновенным голосом:— Простенькая, но со вкусом история, вот что нам нужно, сэр, — сказал он. — Именно такая пригодится, когда дело дойдет до дела, вы меня понимаете? Простенько, но со вкусом, и побольше бритв, понимаете? Полоснуть бритвой по поджилкам, вот это будет самое то!
Облокотившись на стол, Орлик обхватил правой рукой подбородок.
Истолкование вышеупомянутого жеста. Признак крайней озабоченности и глубокого раздумья.
— Допускаю, — произнес он наконец, — допускаю, что в том, что вы говорите, есть своя доля истины. Порою...
— Совершенно верно, — мгновенно подхватил Шанахэн, не давая Орлику договорить и продолжая развивать собственную мысль, — совершенно верно, вы не должны забывать о человеке с улицы, о простом прохожем. Допустим, я пойму вас, и мистер Ламонт поймет вас, и мистер Ферриски тоже, но как же быть с простым прохожим? Клянусь, вам придется двигаться очень медленно, если вы хотите, чтобы он уследил за вами. Для него и улитка-то слишком быстро ползает, ему и за улиткой-то не угнаться.
Орлик отвел руку и провел ладонью по лбу.
— Разумеется, я могу начать все сначала, — сказал он, голос его звучал несколько устало, — но тогда придется пожертвовать очень неплохими кусками.
— Ну конечно, вы можете начать все сначала, — сказал Шанахэн, — и ничего страшного. Я-то побольше вас на свете прожил и знаю, что говорю: ничего нет стыдного, если человек вдруг допускает фальстарт. Попробуем еще разок. А, ребята?
— Попробуем, — согласился Ферриски.
— Ну хорошо, уговорили, — сказал Орлик.
Утро вторника, пришедшее со стороны Дандрама и Фостер-авеню, было солоноватым и свежим после своего долгого путешествия над морями и океанами, золотистый солнечный проливень в неурочный час пробудил пчел, которые, жужжа, отправились по своим каждодневным делам. Маленькие комнатные мушки устроили в амбразурах окон блистательное цирковое представление, бесстрашно взлетая на невидимых трапециях в косых лучах солнца, как в огнях рампы.
Дермот Треллис лежал в своей кровати на грани сна и яви, и глаза его загадочно мерцали. Руки безвольно покоились вдоль тела, а ноги, словно лишенные суставов, тяжело раскинутые, были вытянуты и упирались в изножье кровати. Диафрагма, с ритмичностью метронома сокращавшаяся в такт его дыханию, мерно приподнимала ворох стеганых одеял. Иными словами, он пребывал в умиротворенном состоянии.
Его дом, стоявший на берегу Большого канала, представлял собой роскошное, похожее на дворец здание с семнадцатью окнами по переднему фасаду и по меньшей мере вдвое большим их числом по заднему. Его давним обыкновением было никогда не покидать дома и даже не открывать дверь, чтобы выйти или впустить внутрь немного свежего воздуха и света. Ставни на окне его спальни всегда были закрыты в дневное время, и проницательный глаз мог бы подметить, что даже тогда, когда на улице ярко светило солнце, в спальне горел газовый рожок. Мало кто видел его в лицо, а поскольку у стариков память слабая, то они тоже вряд ли могли бы сказать, как он выглядел, когда им в последний раз пришлось лицезреть его. Он никогда не открывал дверей на стук нищих и уличных музыкантов, сам же, случалось, покрикивал на людей, проходивших под его окном. Всем было прекрасно известно, что он замешан не в одном мошенничестве, и лишь самые простодушные дивились тому, что он так не выносит солнечного света.
Он попирал законы Божий, и вот каков краткий перечень злодеяний, совершенных им в те дни, когда он еще имел обыкновение выходить из дому:
Он совращал школьниц с пути истинного, рассказывая им грязные истории и шепча на ухо кощунственные стихи.
Чистота святости была ему ненавистна.
— Не слишком ли длинный получается списочек, сэр? — спросил Ферриски.
— Можете не сомневаться, — ответил Орлик. — Я еще только приступил.
— А как насчет Каталога?
— Что ж, Каталог — это весьма остроумно, — поспешил согласиться Ламонт. — Перекрестные ссылки, двойная бухгалтерия, короче, тут тебе и дебет, и кредит — все разом. Каково ваше мнение, мистер Орлик? Что скажете?
— Каталог его грехов? Вы это имели в виду? — спросил Орлик.
— Так вы поняли? — озабоченно переспросил Ферриски.
— С вашего позволения, полагаю, что понял. ПЬЯНСТВО — подвержен на все сто. ЦЕЛОМУДРИЕ — явно недоставало. Я правильно уловил вашу мысль, мистер Ферриски?
— Прекрасно звучит, джентльмены, — сказал Ламонт, — просто прекрасно, по моему скромному разумению. Сегодня публика ищет в книжках всяких пикантных штучек. Вы не обращали внимания?
— О, мы еще такого насочиняем, только держись!
— Посмотрим, — сказал Орлик.
Он попирал законы Божий, и вот каков краткий перечень злодеяний, совершенных им в те дни, когда он еще имел обыкновение выходить из дому на свет Божий:
АНТРАКС (язва моровая): не обращал никакого внимания на правила перемещения зараженных животных.
МАЛЬЧИКИ: подозрительные шушуканья с уличными огольцами.
НЕЧИСТОПЛОТНОСТЬ: отличался духовной, умственной и физической и бахвалился ею на все лады.
РАЗГОВОРЫ: непристойные беседы по телефону с безызвестными сотрудницами Почтово-телеграфного управления.
ЭКЛЕКТИЧНОСТЬ: практиковал в своих любовных интрижках.
— Завершение этого перечня в подобающем алфавитном порядке, — заметил Орлик, — потребует взвешенного подхода и дополнительных изысканий. Мы проделаем эту работу позже. Сейчас не место (да и не время) смаковать все пороки, скопившиеся в этой смрадной клоаке.
— О, вы, я вижу, мудрый человек, мистер Орлик, — сказал Шанахэн, — и я, затаив дыхание, жду, как вы расшифруете букву «х». Лихо у вас получается.
— «3» это зло, как ни крути, — сказал Ферриски.
— Он совершенно прав, — заметил Ламонт. — Неужели вы не видите, что ему не терпится перейти к делу? А, мистер Орлик? Не пора ли?
— Вот именно, — поддержал его Шанахэн. — Прошу тишины!
В один прекрасный день этот человек, случайно выглянув в окно, увидал в своем саду святого, обходящего вокруг залитых солнцем стен недавно выстроенной церкви в сопровождении лучших представителей священства и псаломщиков, которые на ходу вели ученые беседы, звонили в звонкие железные колокольчики и декламировали изысканные латинские стихи. Открывшаяся картина привела его в ярость. Издав громогласный вопль, он одним махом очутился в саду, дабы привести в исполнение задуманное. Говоря вкратце, в то утро в саду свершилось святотатство. Крепко схватив святого за исхудалую руку, Треллис повлек его за собой и со всего размаху ударил головой о каменную стену. Затем злодей выхватил у священника требник — тот самый, которым некогда пользовался еще святой Кевин, — и в исступлении порвал его на мелкие клочки; однако мало показалось ему этого, и он совершил еще один грех, размозжив булыжником голову молодому священнику — псаломщику, если уж быть точным.
