Дело жизни - Биой Касарес Адольфо (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Нас осталось мало – мы и хозяева дома. Все безотчетно жались к камину. Из другого конца комнаты Милена подала голос:
– Согреетесь вы, как же, у погасшего камина!
Кристина отозвалась:
– Холодно.
– У вас не кровь, а вода в жилах, – вызывающе бросила Милена и села рядом со мной.
Но через несколько секунд встала, вышла, принесла дров и разожгла огонь в камине. Потом, посмотрев на Кристину, сказала:
– И правда, холодно.
Кристина сварила кофе. Первую чашку предложила Милене. Козел шепнул мне и Альберди:
– Вот будет номер, если теперь они помирятся! Вдруг окажется, что именно Эллер сеял здесь раздор?
– Может, они и помирятся, но это вовсе не означает, что Эллер сеял раздор, – возразил Альберди. – Это будет свидетельствовать лишь о том, что после смерти Эллера у Милены и остальных наконец-то открылись глаза.
В последующие дни неожиданная перемена в отношениях женщин, случившаяся сразу после смерти нашего друга, кажется, подтвердила мнение Альберди. Кривоногий Эспаррен сказал мне однажды:
– Ты обратил внимание? Бабы угомонились! Стоит Милене, которая Кристину на дух не переносила, или донье Виситасьон – настоящей ведьме – затеять свару, как вдруг с ними что-то происходит, они мягчают и даже становятся вполне разумными.
Так оно и было. Я не признался Кривоногому, что и со мной происходит нечто подобное. Бывало, глядя на Милену, я говорил себе: «Надо воспользоваться тем, что Эллер умер, тем, что она теперь свободна», и вдруг что-то заставляло меня устыдиться своих низких мыслей и воспылать к ней исключительно дружескими чувствами. Точнее всех выразился Длинный Эспаррен.
– Я заметил, – сказал он, – как только кому-нибудь в этом доме захочется назло всем сделать по-своему, как ему тут же вспоминается Эллер и дурные намерения вянут на корню. Верно?
К тому времени из Нью-Йорка вернулся Диего; он проработал там после того, как закончился срок выплаты стипендии, еще несколько лет. Милена, взглянув на него, сказала: «Похож…» – и тут же стала с ним воевать. Думаю, все мы искали в нем Эладио, жаждали обнаружить черты нашего покойного друга в манере поведения, образе мыслей, даже в движениях его брата. Но мы увидели всего лишь блестяще образованного молодого человека, не похожего на Эладио, хотя бы потому, что он был похож на всех и каждого. В этом со мной согласились и Козел, и Эспаррены, и даже Альберди. Сравнивая Диего и Эладио, я сделал одно любопытное наблюдение: у Диего всегда был умный вид. Если бы меня спросили, какой вид был у Эладио, я бы ответил, что бывало по-всякому; а взгляд Диего был отмечен живостью и сосредоточенностью всегда, кроме разве что тех моментов, когда он вдруг впадал в рассеянность. Но и ее никто не приписал бы недостатку ума.
Была уже середина ноября. Стояла несусветная жара, но я все-таки ухитрился простудиться на трибуне, где мы жарились на солнце, глядя футбольный матч. Через несколько дней, когда я пришел в себя, как раз наступило воскресенье, и я, хорошенько укутавшись, отправился на другой матч. Когда я вернулся домой, мой череп просто раскалывался, как будто в нем размешивали цемент. Я подхватил грипп, с горячкой и ознобом. Такие критические состояния я обычно переношу с хладнокровием, достойным восхищения; я решил плюнуть на весь свет и отлежаться до полного выздоровления. Сначала столь строгий режим был необходим, а потом мне просто понравилось валяться в постели. А что тут такого? Я всегда умел наслаждаться праздностью. Как-то я лежал, развалясь, словно паша, и слушая по радио футбол; вчерашние газеты были раскиданы на полу у кровати, а сегодняшние – на самой кровати, телефон – под рукой, на случай, если найду предлог позвонить Милене. И тут пришел гость: Диего.
Мне показалось, что он нервничает, и я спросил, что случилось.
– Ничего, – сказал он, а между тем его нервозность не проходила.
– Что-то все-таки случилось. Что бы ты ни говорил, а что-то случилось! – настаивал я.
Он помедлил немного, потом сказал:
– Я общался с Эладио.
Эти слова меня сильно раздосадовали.
– Не сходи с ума.
– Я и не схожу с ума.
– Вправду?
– Я правду говорю. Эладио появляется.
– Призрак? – спросил я. – Улица 11 Сентября состязается с Кастильо-де-лос-Леонес!
– Не знаю, что там произошло в Кастильо-де-лос-Леонес, – заявил Диего, – но клянусь, что на улице 11 Сентября появляется Эладио.
– Мм-да… – проворчал я и отвел взгляд.
– Клянусь! – повторил Диего.
– Ты его видел? – спросил я.
– Нет, не видел, но он со мной разговаривает.
– Ну, просто Жанна Д'Арк! – отвернувшись, пробормотал я.
– Милена задевает меня каким-нибудь оскорбительным словцом, я уже собираюсь сцепиться с ней, а… а Эладио меня отговаривает.
Я призадумался; я почувствовал, что его слова – чистая правда.
– Милена знает?
– Нет. И ты ничего не говори, пожалуйста. Эладио просил не говорить.
– Что еще тебе говорил Эладио?
– Что хочет объяснить мне нечто очень важное. Но, ты понимаешь, я боюсь, я выбегаю на улицу, чтобы он оставил меня в покое, или иду к кому-нибудь из друзей.
– Откровенно говоря, я бы на твоем месте так не пугался. Ты читал Эдгара По?
На его лице появилось замешательство. Он, в сущности, был еще мальчик, честный мальчик. Я продолжал:
– Понятно. Прочти «Самую красивую в мире сказку».
Он оскорбленно ответил:
– Я не читаю сказочек. Представь себе, у меня есть дела и поважнее, не такие нелепые!
– Не нахожу ничего нелепого в сказках. По крайней мере, развлечение!
– Понимаю, – и его взгляд действительно засветился пониманием, – ты хочешь сказать, что надо ИМЕТЬ КАКОЕ-НИБУДЬ ХОББИ?
– Ну, а почему бы и нет? – сказал я, чтобы ему не противоречить.
– Согласен. Но у меня уже есть хобби. Фотография. Обещай, что придешь взглянуть на аппарат, который я привез из Штатов. Это нечто потрясающее! Я, конечно, не выдающийся фотограф, но и не из худших. Кроме того, мне нравится фотографировать, а ведь это самое главное, верно? Когда на меня находит и я отключаюсь, за мной такое водится, не думай, что это я впадаю в идиотизм, – это я прикидываю: при таком освещении нужна такая-то выдержка и такая-то диафрагма. Я никому не рассказывал, но, чтобы набить руку, я испортил кучу пленки, снимая без разбора все, что на глаза попадется.
Если бы не Эспаррены и Альберди, которые пришли как нельзя кстати, Диего развивал бы эту тему до бесконечности.
Я ни слова не сказал ребятам о том, что мне сообщил Диего. Может, я и не сразу обо всем догадался, но, во всяком случае, задумался. Бессонными ночами я размышлял о том, что мне предоставилась возможность проверить, существует ли загробная жизнь. Я рассуждал: «Теперь уж я не испугаюсь, как тогда, на сборище спиритов; в конце концов, это призрак моего друга! Не собираюсь я пугаться Эллера. Я его недавно видел. Странно было бы как раз, если бы он больше никогда не появился, а не наоборот!» Я так расхрабрился, что и недели не прошло, как я явился на улицу 11 Сентября. Мы с Миленой выпили чаю в саду. Как вы понимаете, никакие явления никаких мертвецов нас не занимали. Никогда еще я не пробовал такого чая и таких тостов с малиновым желе! Никогда ни одна женщина мне так сильно не нравилась! Прощаясь, помнится, я обещал себе больше не медлить и жениться наконец на Милене. И тут, конечно, приспело время ехать в Некочеа, а не в моем характере позволять семье ездить без меня.
В Некочеа солнце и море быстро взяли меня в оборот: я имею в виду, что когда вы жаритесь по семь часов на пляже и четыре раза в день поглощаете пищу с прожорливостью кабана, то, вернувшись в полумрак гостиницы, вы хотите одного – спать; но человек привыкает ко всему, и когда закончился период акклиматизации, я вновь стал задумываться о появлениях Эладио, о важности скорейшего их подтверждения и так далее. Я не сократил каникулы, но отдыхалось мне как-то неспокойно.
В два часа дня, в Барранкасе, в первый же день моего возвращения в Буэнос-Айрес, я наткнулся на Диего. Он нес фибровый чемодан.
