Новеллы - Старцев Абель Исаакович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

— Тогда ты должна сначала выяснить, какой тебе положено быть, прежде чем ты сможешь сказать с уверенностью — хорошая ты или плохая.

— Это правда, — сказала чернокожая девушка, — но я знаю, что должна быть хорошей, даже если быть хорошей — плохо.

— В том, что ты говоришь, нет смысла, — сказал юноша.

— В твоем разумении — нет, а в божьем — есть, — сказала она, — а мне важно обрести его разумение; если я обрету его, так и бога найти смогу.

— Откуда тебе знать, что ты найдешь? — сказал он. — Мой тебе совет: пока можешь, исполняй честно любую работу, чтобы достойно и с пользой провести дни, оставшиеся тебе до неотвратимого конца, когда не понадобятся уже ни советы, ни работа, когда не останется ни забот, ни познания, ни даже бытия.

— Останется будущее, — сказала чернокожая девушка, — и я хочу знать, каким будет это будущее.

— А разве ты знаешь прошлое? — спросил юноша. — Если даже прошлое, которое ужо минуло, покрыто для нас мраком неизвестности, то как же ты надеешься познать грядущее, которое еще не наступило?

— И все же оно наступит, и кое-что о нем я уже знаю, раз могу сказать тебе, что солнце будет вставать каждый день, — сказала чернокожая девушка.

— И это тоже суета, — возразил юный мудрец. — Солнце горит и когда-нибудь неминуемо выжжет самое себя.

— Жизнь — то же пламя, которое непременно догорает, но загорается вновь каждый раз, когда рождается ребенок. Жизнь прекраснее смерти, и надежда лучше отчаяния. Я согласна выполнять лишь такую работу, которая принесет людям добро; а чтобы быть уверенной, что не ошибусь, я должна познать прошлое и будущее, я должна познать бога.

— То есть, ты должна сама быть богом, — сказал он, глядя на нее в упор.

— Да, отчасти, — сказала чернокожая девушка. — Спасибо тебе! А ведь мудрость-то за нами, за молодыми; от тебя я узнала, что познать бога — значит быть богом. Ты укрепил мой дух. Пока я не ушла, скажи мне — кто ты?

— Я Когелет, известный больше как Екклесиаст, или проповедник, [47] — ответил он. — Бог да пребудет с тобой, если ты найдешь его. Он не со мной. Изучай греческий — это язык мудрых. Прощай!

Он дружески помахал ей рукой и отправился своей дорогой. Чернокожая девушка пошла в другую сторону, размышляя еще более напряженно, но после встречи с юным проповедником мысли ее совсем перепутались и в конце концов она уснула, продолжая упорно шагать во сне, пока не почуяла запах льва. Тут же проснувшись, она увидела, что на тропинке, загораживая ей дорогу, действительно сидит лев, нежась на солнце, как кошка у очага. Это был лев из породы безгривых, которых называют так потому, что их роскошные гривы всегда в порядке и ничуть не похожи на взъерошенную швабру.

— Ах ты господи, Киса! — сказала она и мимоходом ласково потрепала его по загривку, отчего руке ее стало тепло и мягко, будто она сунула ее в нагретый солнцем мох.

Царь зверей любезно осклабился и проводил ее глазами, словно был не прочь прогуляться с ней, но девушка решительно-лрошла мимо; вспомнив, что по лесу бродит немало зверей, далеко не столь дружелюбных и куда более сильных, она пошла медленнее и с оглядкой, и вскоре повстречала темнокожего человека с вьющимися черными волосами и носом, которого хватило бы на семерых. На нем не было ничего, кроме пары сандалий. Лицо его было изборождено морщинами, но эти морщины говорили о доброте и сострадании, хотя ноздри носа, который на семерых рос, были крупные и резко очерченные, а вздернутые уголки рта свидетельствовали о решительности. Она услышала его прежде, чем увидела, потому что он громко издавал какие-то странные рычащие звуки и, по всей видимости, переживал большое горе. Завидев ее, он перестал рычать и постарался принять обыденный и беспечный вид.

— Послушай, баас, — сказала чернокожая девушка, — ты и есть, что ли, тот пророк, который разгуливает голый, воет, как шакал, и плачет, как страус?

— Да, я этим немного балуюсь, — извиняющимся тоном ответил он. — Меня зовут Михей — Михей Морасфитин. [48] Чем я могу быть тебе полезен?

— Я ищу бога, — ответила она.

— Ну и что же — нашла ты его? — спросил Михей.

— Я нашла старика, который пожелал, чтобы я жарила для него всякую живность, потому что ему нравится запах жареного, и чтобы я принесла на его алтарь своих детей.

Услышав это, Михей испустил столь горестный рык, что царь зверей поспешил укрыться в лесной чаще и лишь выглядывал оттуда, яростно махая хвостом.

— Он самозванец — наимерзейший самозванец! — зарычал Михей. — Подумать только — предстать пред лицом всевышнего с обгорелыми годовалыми тельцами? Да неужели ему можно угодить тысячами баранов и потоками елея?! Разве возьмет он первенца твоего — плод чрева твоего за грехи души твоей? О человек, сказано тебе, что есть добро и чего требует от тебя господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудро ходить перед богом твоим.

— Это уже третий бог, — сказала она, — и он мне нравится гораздо больше того, который требовал от меня жертвоприношений, или того, который хотел во что бы то ни стало затеять со мной спор, ради удовольствия поиздеваться над моим неумением спорить и невежеством. Но вершить справедливость и милосердие — это еще далеко не все для того, кто не знатный господин и не судья. И что проку ходить смиренно, если не анаешь, куда идешь?

— Иди смиренно, и господь укажет тебе путь, — сказал пророк. — Какая разница, куда он ведет тебя?

— Он дал мне глаза, чтобы я сама выбирала путь, — сказала чернокожая девушка. — И он дал мне разум и позволил пользоваться им. Как же я могу теперь требовать от него, чтобы он смотрел и думал за меня?

В ответ Михей только зарычал, да так страшно, что царь зверей подскочил как ужаленный и пробежал без оглядки никак не меньше двух миль. Бросилась бежать — только в обратную сторону — и чернокожая девушка. Но она пробежала всего лишь милю.

— И чего это я побежала? — спросила она себя, остановившись. — Я же вовсе не боюсь этого милого, крикливого старикана.

— Твои страхи и надежды всего лишь плод твоего воображения, — услышала она произнесенные совсем рядом слова; сказаны они были пожилым, очень близоруким человеком в очках, сидевшим на сучковатом, искривленном бревне. — Побежала ты потому, что сработал условный рефлекс. Ничего тут нет удивительного: живя среди львов, ты с детства привыкла ассоциировать рык со смертельной опасностью. И, конечно, бросилась удирать, когда этот суеверный старый болван зарычал на тебя. Это поразительное открытие стоило мне двадцати пяти лет напряженнейших исследований, в течение которых я занимался тем, что вырезал мозги у собак и проделывал дырки у них в щеках, чтобы иметь возможность наблюдать, как их слюна стекает не с языка, а выделяется через эти дырки. Весь ученый мир лежит у моих ног, восхищенный этим великим открытием, объятый благодарностью за то, что я сумел пролить свет на важнейшие проблемы поведения человека.

— Спросил бы лучше меня, — сказала чернокожая девушка. — Я бы тебе ответила за двадцать пять секунд, и несчастных собак не пришлось бы мучить.

— Ты до того невежественна и самонадеянна, что просто сил нет, — сказал близорукий старик. — Конечно, сам факт этот был известен любому ребенку, но он никогда раньше не был проверен научно, лабораторным путем, а потому с научпой точки зрения известен не был. Ко мне он попал в виде неквалифицированного предположения, я же создал из него научную истину. Позволь поинтересоваться — ты когда-нибудь ставила опыты?

— Не раз, — ответила чернокожая девушка, — и сейчас поставлю еще один. Ты знаешь, на чем сидишь?

— Я сижу на бревне, почерневшем от времени и покрытом шершавой корой, весьма неудобной для сидения, — сказал старик.

— Ошибаешься, — сказала чернокожая девушка. — Ты сидишь на спящем крокодиле.

С воплем, которому мог бы позавидовать сам Михей, очкастый вскочил, кинулся сломя голову к соседнему дереву и вскарабкался на него с проворством, для такого пожилого господина почти сверхъестественным.