Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Да, были.
Штайнер рассмеялся.
– Бункера, подземелья, цепи, кровь и слезы – «Царство призраков» внезапно стало современным, правда, маленькая Рут? – Он встал. – Выпьем по рюмке водки?
Он взял со стола бутылку.
– Может, и вам рюмку, Рут?
– Да, большую.
– А ты, Керн?
– Двойную.
– А вы прогрессируете, дети! – сказал Штайнер.
– Я пью только потому, что радуюсь жизни, – объяснил Керн.
– Налей и мне рюмку, – попросила Лила, входя в комнату и держа в руках противень, полный румяных пирогов.
Штайнер наполнил рюмки. Затем он поднял свою и усмехнулся.
– Да здравствует депрессия – оборотная сторона радости!
Лила поставила противень и достала фаянсовую миску с огурцами и тарелку с черным русским хлебом. Затем взяла рюмку и медленно выпила. Свет лампионов поблескивал в прозрачной жидкости, и казалось, что она пьет из розового алмаза.
– Ты мне дашь еще рюмку? – спросила она Штайнера.
– Сколько хочешь, меланхоличное дитя степей. А вы, Рут, будете еще?
– Да, я выпью.
– Налей и мне, – сказал Керн, – Мне прибавили жалованье.
Они выпили, а затем принялись за пироги с капустой и мясом. После еды Штайнер присел на кровати и закурил. Рут и Керн уселись на пол. Лила сновала туда-сюда, убирала со стола. На стенах вагона мелькала ее огромная тень.
– Спой что-нибудь, Лила, – сказал Штайнер.
Она кивнула и сняла со стены гитару. Она запела, и ее голос – хриплый, когда она говорила, – стал чистым и глубоким. Она сидела в полутьме. Ее лицо, обычно неподвижное, оживилось, а глаза загорелись диким, тоскливым блеском. Она пела русские песни и старые колыбельные песни цыган. Через некоторое время она замолчала и взглянула на Штайнера. Свет отражался в ее глазах.
– Спой еще, – попросил Штайнер.
Она кивнула и взяла на гитаре несколько аккордов. Затем начала напевать простые, незатейливые мелодии, из которых порой вылетали слова, словно птицы из темноты далеких степей; песни странствий и минутного отдыха в шатрах, – и всем показалось, что в беспокойном свете лампионов и вагон превратился в шатер, который они разбили на ночь, а завтра им предстоит двинуться дальше, дальше…
Рут сидела перед Керном, опираясь плечами о его колени. Она откинула голову назад, в его руки. И ее тепло вливалось в его кровь и делало его беспомощным. Его мучила неизвестность. Что-то неясное было скрыто и в нем, и вне его: в глубоком страстном голосе Лилы и в дыхании ночи, в спутанном беге его мыслей и в сверкающем потоке, который подхватил его и куда-то нес.
Керн и Рут вышли из вагона. На улице было тихо. Павильончики укрыли серым брезентом. Шум затих, и над суматохой и криками, над звуками выстрелов и пронзительными возгласами с аттракционов снова безмолвно встал лес и похоронил под собой незатейливое веселье балаганов.
– Ты уже хочешь идти домой? – спросил Керн.
– Не знаю. Нет, не хочу.
– Тогда давай побудем здесь еще. Пройдемся немного. Я бы хотел, чтобы завтрашний день никогда не наступил.
– Да. Вместе с новым днем всегда приходят страх и неуверенность. А здесь сейчас чудесно.
Они шли по темному перелеску. Кроны деревьев безмолвно висели над ними.
– Может быть, только мы сейчас и не спим…
– Кто знает… Полицейские всегда очень долго не спят.
– Здесь нет полицейских. Нет. Здесь – лес. И как хорошо гулять вот так… Даже шагов не слышно.
– Да, не слышно ничего…
– Нет, тебя я слышу. Но, может, это тоже я. Я больше не могу без тебя.
Они шли все дальше и дальше. Было так тихо, что казалось, будто сама тишина что-то шепчет, приостановив дыхание, и ждет чего-то чудовищно чужого…
– Дай мне руку, – сказал Керн. – Я Роюсь, что вдруг потеряю тебя.
Рут прижалась к нему. Он почувствовал ее волосы у своего лица.
– Рут, я знаю, что все это – лишь немного тепла в бесконечном бегстве и пустоте, но для нас это – больше, важнее…
Она кивнула. Некоторое время они стояли неподвижно.
– Людвиг, – сказала Рут, – временами мне никуда больше не хочется. Хочется просто лечь и погаснуть.
– Ты устала?
– Нет, не устала. Не устала. Я бы могла все время идти так. Это очень легко. Нигде ни на что не натыкаешься.
Поднялся ветер, зашумела листва. Керн почувствовал на своей руке каплю. Вторая упала на лицо. Он взглянул на небо.
– Начинается дождь, Рут, – сказал он.
– Да.
Капли падали все чаще.
– Возьми мою куртку, – сказал Керн. – Я не простужусь, привык.
Он накинул на плечи Рут свою куртку. Она почувствовала тепло, которое еще осталось в куртке, и ее охватило необычное чувство безопасности.
Ветер стих. Минуту казалось, что лес затаил дыхание, потом в темноте вспыхнула бесшумная белая молния, сразу же за ней грянул гром, и хлынуло так, будто молния разорвала все небо.
– Бежим, быстро! – крикнул Керн.
Они побежали к карусели, парусиновые стены которой неясно вырисовывались во тьме, словно безмолвный разбойничий стан. Керн приподнял парусину, они проползли внутрь и встали на ноги, тяжело дыша; теперь они были защищены, карусель под парусиной была похожа на огромный барабан, по которому бил дождь.
Керн взял Рут за руку и потянул за собой. Их глаза вскоре привыкли к темноте. Призраками вставали на дыбы лошади, олени окаменели в своем вечном беге, лебеди распростерли свои крылья, полные таинственности, неясно выделялись могучие, спокойные спины слонов.
– Пошли! – Керн потянул Рут к гондоле.
Он собрал из вагончиков и колясок бархатные подушки и сложил их на дно гондолы. Затем сорвал со слона его расшитую золотом попону.
– Вот, теперь у тебя покрывало, как у принцессы.
Снаружи долгими раскатами гремел гром. Молнии озаряли теплую темноту матовой бледностью, и каждый раз при вспышке появлялись пестрые оленьи рога, сбруя на лошадях, очертания зверей, которые в мирном вечном параде маршировали друг за другом, будто видения заколдованного рая. Укрывая Рут попоной, Керн видел ее бледное лицо, темные глаза и почувствовал, как его руки коснулись ее груди, – чужой, незнакомой и вновь волнующей, как и в ту первую ночь в отеле «Бристоль», в Праге.
Гроза быстро приближалась. Гром заглушал шум дождя, бившего по туго натянутой парусине, вода стекала ручьями, земля дрожала под мощными ударами грома, и внезапно в затихающем молчании одного из самых сильных раскатов карусель качнулась и начала медленно вращаться. Медленно, медленнее, чем днем, неохотно, словно подчиняясь какой-то тайной силе; музыка тоже заиграла, но тоже медленнее, чем днем, а иногда почему-то затихала. Карусель сделала всего лишь полкруга, точно на секунду пробудившись ото сна, потом она вновь остановилась, музыка перестала играть, словно разбитая усталостью, и остался только шум дождя – самой старой колыбельной песни в мире.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Площадь перед университетом лежала в лучах чистого полуденного солнца. Воздух был голубым и прозрачным, а над крышами кружилась стая беспокойных ласточек, Керн стоял на краю площади и ждал Рут. Из больших дверей вышли первые студенты и начали спускаться по лестнице. Керн повернул голову, стараясь найти среди них коричневый берет. Рут обычно выходила одной из первых. Но сейчас ее не было видно. Поток студентов из дверей внезапно прекратился. Даже некоторые из тех, кто уже вышел на улицу, повернули обратно. По-видимому, что-то случилось.
Внезапно, словно вытолкнутый взрывной волной, из дверей вылетел спутанный клубок студентов. Драка. Керн услышал теперь и возгласы: «Гони жидов! Бейте отродье Моисея в их кривые рожи! Гоните их в Палестину!»
Керн быстро перешел площадь и остановился у правого крыла здания. Ему нельзя ввязываться в драку; в то же время он хотел быть по возможности ближе, чтобы в случае необходимости прийти-на помощь Рут.
Десятка три студентов евреев пыталось вырваться на свободу. Плотно прижавшись друг к другу, они спускались вниз по лестнице. Их окружила группа, человек в сто, которая со всех сторон наносила им удары.
