Весна - Лутс Оскар (книга жизни .TXT) 📗
– Смерть придет, так помрешь, от чего бы там ни было, а только от того, что водку бросишь, наверняка не умрешь, – сказал хозяин.
– Бросишь пить, Либле? спросила хозяйка. Как видно, ее обрадовало уже одно то, что Либле заговорил об этом. Она с минуту задумчиво смотрела на Либле, и в глазах ее можно было прочесть: вот было бы разумно, если бы ты бросил пить.
– Да нет, пусть пока все так и остается, сейчас я еще ничего не скажу, а потом видно будет, – уклончиво ответил Либле. Он не любил много о себе говорить и никогда не давал никаких обещаний.
Во всяком случае, такие речи от него сегодня слышали впервые. Он yе принадлежал к числу тех пьяниц, которые после каждой выпивки троклинают водку на чем свет стоит, а потом при первой же возможности опять напиваются. Когда окружающие принимались его журить, Либле обычно отвечал:
– Пью, конечно, пью; на свои собственные деньги пью. До самой смерти пить буду.
Арно появился из другой комнаты, взглянул на Либле и спросил:
– Либле, ты умеешь играть на скрипке?
– На скрипке? Чуть-чуть умею. А что?
– У меня есть скрипка.
– Ну-у?
– Да, учитель подарил.
Арно принес из горницы скрипку и осторожно положил ее на стол перед Либле. Все, кроме бабушки, столпились вокруг.
– Ну разве я не говорил! – воскликнул Либле. – Мари, пошли ты свою хворь ко всем чертям, идем танцевать. Ну, давай танцевать!
Он потащил Мари плясать, и ей бы, наверное, пришлось несладко, но тут во дворе залаяли собаки, послышались шаги и шум в передней. Дверь распахнулась, и в комнату вошли гости с хутора Рая, а вместе с ними толстощекий румяный мальчуган. Это был Тыниссон.
Радостная дрожь пробежала по телу Арно. Мгновенно забылись все горести, и у мальчика появилось такое чувство, словно их никогда и не бывало, словно с осени до самого рождества все было одним сплошным веселым праздником…
Так и все мы оглядываемся иногда на пережитые горести, и какое-то одно счастливое мгновение может вдруг заставит нас забыть все, что было в прошлом печального…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Вскоре после рождества, холодным январским днем, в школе появились два новых ученика. Они, видимо, были из одной деревни, так как привезли их вместе и, как потом выяснилось, у них был на двоих только один шкафчик для книг и прочих вещей; обычно же у каждого ученика был свой отдельный шкаф. Новички подъехали к школе в то время, когда здесь шел третий урок, и им пришлось подождать в передней, пока начнется перемена и они смогут внести свои вещи. Запорошенные снегом спины приезжих и их раскрасневшиеся от мороза лица свидетельствовали о том, что приехали они издалека. Сначала все трое стояли молча. Мальчики притопывали носами, чтобы согреться, а их возница, горбоносый старик с реденькой бородкой и глубоко запавшими глазами, курил трубку. Потом один из мальчиков, тот, что был повыше, светловолосый и голубоглазый, сказал:
– Интересно, какой у них сейчас урок. – Он, улыбаясь, вопросительно взглянул на товарища. – Должно быть, второй или третий, во всяком случае не первый. Узнать бы, который час.
– У них урок русского языка, – ответил другой, низенький и тщедушный мальчонка с острым личиком и черными глазами. Разговаривая, он как-то странно морщил нос, как будто ему что-то не нравилось.
– Откуда ты знаешь? – спросил голубоглазый.
– Так слышно же, – буркнул в ответ тщедушный мальчонка, снова сморщил нос и, резко повернувшись спиной к собеседнику, пошел к дверям.
– Можно бы сейчас снять с дровней кровати и шкаф, – сказал он, потом меньше с ними возни будет. – Пойдем, отец, снимем.
С этими словами он шагнул к саням и стал развязывать веревки.
На нем был поношенный серый тулупчик, узкий в плечах и слишком широкий у колен, делавший его фигуру похожей на кисточку, большие женские резиновые сапоги и такие огромные варежки, что в один палец легко умещалась вся его рука. Не трудно было догадаться, что одежда на нем с чужого плеча. Сразу видно было, что это сын бедных родителей.
– Ну иди же, – почти сердито крикнул он, видя, что отец замешкался.
Они сняли с дровней кровати, шкаф и котомки с провизией, а голубоглазый мальчуган ограничился тем, что осторожно взял под мышку какой-то завернутый в материю предмет и стал смотреть, как его спутники продолжают возиться у саней.
Урок кончился, и ребята с шумом и гамом высыпали во двор. Увидев приезжих, они столпились вокруг, вопросительно поглядывая то на мальчиков, то на возницу.
– В школу приехали? – спросил кое-кто из ребят, и несколько человек сразу вызвались внести в дом кровати и шкаф.
– В спальне, правда, тесновато, но две кровати, может, у окна и уместятся, – осипшим голосом пояснил один из мальчиков и закашлялся так, что у него слезы на глазах выступили.
– Издалека будете? – спросил другой и, узнав, что новички приехали из Тыукре, сказал, что у него там есть родственники.
И эту минуту к приезжим подошел и Тоотс, почему-то задержавшийся в классной дольше, чем обычно. Взглядом знатока оценил он их пожитки, осведомился, имеется ли ключ от шкафа, предложил новичкам купить у него ручку для пера и конек и пообещал, если сделка состоится, уступить им место в спальной рядом с его койкой. Одна только вещь не давала Тоотсу покоя – узелок, который с такой нежностью держал под мышкой голубоглазый мальчик. В узелке, наверное, скрывалось нечто необычное – иначе почему почему бы мальчуган так бережно с ним обращался. Тоотс даже потрогал этот таинственный предмет рукой. В узелке что-то странно забренчало, и теперь Тоотс прямо сгорал от любопытства.
– Что там такое? – спросил он, от нетерпения засовывая палец в рот. Он не мог дождаться, когда же этот, видимо, довольно медлительный и неразговорчивый мальчуган заговорит.
– Каннель, [5] – добродушно улыбаясь, ответил приезжий и еще глубже засунул узелок под мышку. – А ты умеешь играть?
– Конечно, умею, отчего же не уметь, – отозвался Тоотс, широко расставив ноги. – Я на таком инструменте немало игрывал, у меня их было сразу целых три штуки, но мальчишка из Палу так пристал, что я ему их продал. Да мне сейчас каннель и не нужен, я собираюсь себе граммофон купить.
И, становясь с новичком совсем на дружескую ногу, он добавил:
– Пойдем в комнату. Как тебя зовут?
– Яан Имелик, – ответил тот.
– Какая странная фамилия! [6]
– Такая она и есть, – ответил Имелик и в сопровождении Тоотса, улыбаясь, вошел в дом, как будто кровати, шкаф и мешки – все это его не касалось. Его, по-видимому, интересовал только каннель, он продолжал его держать в руках даже тогда, когда старик и ребята, кряхтя и пыхтя, втащили в комнату его кровать и тюфяк. Никто еще даже не знал, как будут размещены их вещи, но едва внесли через порог и поставили на пол кровать Имелика, как он и Тоотс мгновенно уселись на нее и стали разворачивать каннель.
– Ого, так это же прямо замечательная штука! – с восхищением воскликнул Тоотс, увидев инструмент. – Ну-ка, сыграй!
Яан Имелик был, как видно, паренек сговорчивый —он несколько раз провел рукой по струнам, прислушался, настроен ли каннель, и заиграл. Постепенно вокруг них собрались почти все ребята, только несколько человек помогали второму новичку и вознице освобождать место для кроватей. Тоотс прямо сиял от удовольствия, как будто и его заслуга была в том, что Имелик так хорошо играет на каннеле. На лице Тоотса можно было ясно прочесть: «Вот мы какие!» И все время, пока черноглазый мальчуган, морщась, устанавливал на место вторую кровать и шкаф, по комнате плыли тихие, нежные звуки каннеля. Арно и Тыниссон стояли за спиной у ребят и молча слушали музыку.
5
Каннель – эстонский народный инструмент, схожий с гуслями.
6
Имелик (эст.) – удивительный, странный.