Десница великого мастера - Гамсахурдиа Константин Семенович (первая книга .TXT) 📗
Звиад почтительно поклонился.
Она сухо ответила на его приветствие и принужденно улыбнулась ему. Видно было, что путешествие по Абхазии утомило царицу, а может быть, неприятные новости, которые ждали дома, взволновали ее. Белила, густо покрывавшие ее, лицо, не могли скрыть тоненьких, как следы птичьих лапок, морщин около больших печальных глаз…
Шурша платьем, она прошла из царской палаты в спальные покои.
По тому, как она прикрыла за собой дверь, Звиад понял, что между супругами произошла крупная ссора. Несколько успокоившийся Георгий долго молчал, упершись взором в ту нишу, где меж двумя подсвечниками висело серебряное распятие…
Вдруг он обернулся к спасалару и сказал ему:
— Я тебе говорю, Звиад: хотя вокруг меня постоянно толпятся советники, при решении важнейших дел я в конце концов остаюсь одиноким. Они много болтают на совете старейшин, а наедине со мной хранят молчание.
Лишь покойный мой вазир Варзабакур молчал на совете, а наедине говорил мне всю правду.
Я присмотрелся: за последнее время и ты, Звиад, стараешься молчать…
Спасалар, как окаменелый, сидел на позолоченном кресле и слушал Георгия, понурив голову. Но когда Георгий замолк, спасалар пристально посмотрел царю в глаза и сказал:
— Ты правильно подметил, государь, что мне легче меч достать из ножен, чем говорить, тем более давать советы… В самом деле, слово порой тяжелее, я бы сказал-сильнее меча…
У меня столько дел, мне редко удается читать книги, но я всегда знал, что книги-самые бесстрашные и мудрые наши советники. И вот не так давно в одной старой книге я прочел следующее: «Тот советник, который сперва предугадывает то, что царю приятно будет слышать, и лишь дотом преподносит ему свои советы, опаснее лютого врага, ибо льстец, считающий свою болтовню исполнением своего долга перед престолом, может натворить больше бед, чем тот, кто хранит молчание».
Я не знаю, что советуют твои вазиры, когда они наедине с тобой, но на совете старейшин они большей частью говорят то, что тебе приятно.
Один Монах тайком сообщил мне слова этого вельзевула Фарсмана. Никогда, сказал он, не следует говорить правду ни царю, ни ребенку, ибо они тешатся тогда, когда лесть и ложь щекочут их самолюбие.
А Соломон Мудрый нас учил: «Всякое намерение царя превращается в твердое намерение только после совещания с приближенными».
Спрашивать у кого-либо совет-значит доверять ему. Мне кажется, я собственной кровью заслужил такое доверие, государь,-свыше десяти ран я получил в разных боях. Не так ли?
Царь поднял голову и сказал:
— Так, Звиад.
— Если это так, разреши мне, государь, посоветовать тебе то, что будет тебе не так уж приятно.
Царь удивленно посмотрел на спасалара. Он никогда не видел Звиада таким красноречивым. Улыбнувшись ему, Георгий сказал:
— Ну, говори всю правду, Звиад!
Звиад слегка почесал себе подбородок, кашлянул и
продолжал:
— Я не раз собирался доложить тебе свое мнение насчет Византии, государь, но ты так резко говоришь о кесаре Василии, что у меня не хватало духа. Кроме того, я свято верю в то, что говорил мне покойный отец: ни царю, ни вельможе — никому ничего не советуй, пока тебя не спросят…
Ты лучше нас ведаешь, государь, что на протяжении многих веков у Грузии были два единоверных соседа — Армения и Византия. Мы сообща с ними дрались против хозар и сарацин, против персов и прочих наших врагов. Не так ли? Согласись, что давнишних друзей от себя оттолкнуть так же легко, как приобрести новых врагов. Не так ли?
Георгий кивнул головой.
— Известно, ничто так не сближает людей, как земля и кровь, — продолжал Звиад. — Еще одна вещь связывает нас тесными узами — это вера.
Сказав это, Звиад бросил взор на распятие и добавил:
— Если бы не союз с единоверными, нас давно бы утопили во всепоглощающем море окаянного ислама, не так ли?
Припомним, наконец, покойного царя Давида Куро-палата, первого собирателя исконных грузинских земель, он во главе своих войск не раз помогал кесарю, как в борьбе против Варды Склира, так и в походах против сарацин. В этих битвах многие тысячи грузин омыли своей кровью земли Сирии и Месопотамии.
Недаром и отец твой, покойный царь Баграт, был союзником византийцев и не раз получал помощь от греков, не так ли?
Звиад на минуту умолк, ему показалось, что Георгий хочет что-то возразить, но, видя, что царь продолжает молчать, сказал:
— Наконец, мы должны помнить не только прошлое, но и о будущем следует нам помышлять. Армения пала в неравной борьбе с нашими общими врагами. Ну, а кто еще, кто нам поможет завтра и послезавтра в предстоя щих битвах с неверными, если не Византия? На севере — молодая христианская Русь. Но кто поможет нам на юге?
Что же касается кесаря Василия, я бы так сказал: корабли приходят и уходят, порой нечаянно гибнут, но море, как бы оно ни бушевало, всегда остается на своем месте, не так ли, государь?
Если кесаря сравним мы с кораблем, то море — это народ. В морях много всякой всячины, и гнилье попадает в их волны, но недра морские таят неисчерпаемые богатства, которые я и не собираюсь здесь перечислять.
Я часто слышу, как ты высмеиваешь католикоса Мелхиседека и наших прожорливых епископов за подобострастное отношение ко всему византийскому, и смеюсь вместе с тобой, государь. И я не одобряю их низкопоклонство. Но кажется мне, что следовало бы уважать, и не только уважать, но и перенимать все то, что есть хорошего у армян и греков. Плохого же нам не стоит у них занимать, ибо плохого и у нас самих немало найдется, — не так ли, государь?
Когда Звиад умолк, он заметил, как засверкали у Георгия глаза и губы зашевелились. Теперь спасалар был окончательно убежден, что Георгий будет ему возра-жать, но вдруг распахнулась дверь, вошла царица Мариам, молча взяла из ниши зажженную свечу и направилась в свою опочивальню; на этот раз она не захлопнула за собой дверь.
Георгий кинул взгляд на приоткрытую дверь, встал, прошелся по зале, закрыл дверь, сел на свое место и стал смотреть на распятие, перед которым горела единственная свеча.
Звиад поднялся, низко поклонился царю и собрался уходить.
— Спокойной ночи, — невнятно пробормотал царь. Но не успел Звиад дойти до дверей, как царь Георгий
поднял голову и позвал его обратно:
— Тебе говорю, Звиад, вернись и побудь со мной.
В глубоком забытьи сидел Георгий. Рядом с ним дымился наргиле. Звиад долго стоял перед царем, но тот словно забыл о его присутствии.
Спасалар тихо кашлянул, чтобы напомнить о себе ушедшему в свои мысли Георгию. Царь поднял голову.
— Не желаешь ли опиума? — спросил он Звиада.
— Благодарю, государь, не надо.
Царь указал глазами на кресло и еще некоторое время молчал. Затем он посмотрел в упор на спасалара.
— Тебе говорю, Звиад: если Мелхиседек спросит тебя о Шорене, что ты ответишь ему?
Звиад смутился.
— Только то, что повелит мне мой государь. Георгий поник головой и повторил:
— Только то, что повелит тебе царь?… Гм…
— Почему изволишь так говорить, царь царей? — Нет, ничего, просто так сказал…
Немного помолчав, он продолжал:
— Царица поссорилась со мной — видно, мой духовник насплетничал… Мариам, наверное, сообщила обо всем католикосу. Если католикос потребует изгнания Шорены, захочет, чтобы ее выслали в Абхазию, постригли в Бедийский монастырь, не давай на это согласия ни в каком случае. Но если…
Он. снова помолчал, а затем продолжал;
— Но если католикос заупрямится, скажи ему от моего имени, что Шорену мы выдаем замуж за Гиршела, владетеля Квелисцихе, племянника моей матери… Постарайся не доводить до этого, но, если не будет другого выхода, скажи так. Скажи, что Гурандухт прислала уже приданое, а царь дал согласие. Выдаем-де замуж за Гиршела, владетеля Квелисцихе. Скажи так, а там посмотрим, что будет…
Снова почтительно поклонился Звиад и вышел. Царь вновь потянул опиум из наргиле и пустил клубы дыма.
