Грубиянские годы: биография. Том I - Поль Жан (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Вальт удивлялся каждому человеку в будничной одежде, поскольку сам в середине недели прибыл сюда, облачившись в воскресенье – то бишь в сюртук из китайки; все большие дома он мысленно наполнял нарядными гостями и весьма галантными кавалерами и дамами, которые с любовью обихаживают этих гостей; чтобы увидеть такое, он задирал голову и смотрел на каждый балкон и эркер. Его светлые глаза следили за каждым проезжающим мимо лакированным экипажем, за каждой красной шалью, за каждым цирюльником, который работал даже в будний день, делая кого-то пригодным для праздничного стола, – и даже за головкой кочанного салата, которую чьи-то руки мыли в фонтанчике уже теперь, до полудня, тогда как в Эльтерляйне этим занимаются только вечером в воскресенье.
Наконец он случайно наткнулся на покрытые лаком двери с желто-золотой вывеской «Бакалея Петера Нойпетера и Ко» и вошел в лавку. Оказавшись внутри сводчатого помещения, он сперва подождал, пока проворные продавцы в фартуках обслужат всех покупателей. Наконец, когда принцип старшинства был соблюден и пришел-таки его черед, паренек-продавец любезно спросил Вальта, что ему угодно. «Ничего, – ответил тот с максимальной кротостью, на какую был способен его голос. – Мне здесь предоставили для проживания chambre garnie, и я хотел бы лично засвидетельствовать господину придворному торговому агенту свое почтение». – Ему указали на стеклянную дверь хозяйского кабинета. Нойпетер – в шлафроке, на который пошло больше шелка, чем на воскресный наряд супруги шультгейса, – сперва закончил письмо, написанием коего был в тот момент занят, а уж потом обратил к квартиранту свое яблочно-красное, яблочно-круглое лицо.
Нотариус, вероятно, думал, что исходящий от него конский запах и стек в его руке произведут благоприятное впечатление, помогут разглядеть в нем рыцарственного всадника; но на придворного торгового агента – который неделю за неделей поставлял продукты самым выдающимся государственным деятелям и год за годом оставался их ревностным почитателем – шокирующий вид верхового нотариуса впечатления не произвел.
Он коротко и властно крикнул одному из пажей-лавочников, чтобы тот проводил молодого господина. Паж в свою очередь, добравшись до второго этажа, вызвал картинно-красивую, но очень печальную девицу и распорядился, чтобы она отвела господина со стеком на пятый этаж. Широкие ступени блестели, перила представляли собой чугунные цветочные гирлянды, всё было ярко освещено, дверные замки и рейки сверкали позолотой, у порогов лежали длинные пестрые коврики. По пути Вальт попытался порадовать и вознаградить молчаливую девицу, деликатно выразив желание узнать ее имя. Флора – пусть именно таким будет имя, под которым эта неприветливая красавица останется в памяти потомков.
Chambre garnie была наконец отворена. – Правда, она бы подошла не для каждого, а если и для каждого, то разве что в качестве chambre ardente: господа, которым доводилось ночевать в «Красном доме» во Франкфурте или в парижском Пале-Эгалите, могли бы привести много чистосердечных доводов против этого длинного свинарника для людей, заполненного сверхдревней мебелью, которую собрали со всего роскошного дома и спрятали здесь. Однако полиметрический поэт, переживающий божественный месяц юности, этот вечно восторженный человек, который всегда, как знаток жестких картонов Рафаэля, рассматривает жесткую жизнь только в (поэтическом) зеркале и тем смягчает ее – который, попав в любую рыбачью хижину, собачью будку или подобное убогое жилище, первым делом распахивает окно и кричит: «Ну разве не роскошь этот вид из окна?» – который повсюду, будь то в Эскориале, построенном по образцу жаровни, в городе-веере Карлсруэ, в городе-арфе Мейнингене или в домике какого-нибудь морского моллюска, построенном в виде дудки, находит положительную сторону и извлекает из жаровни тепло, из веера прохладу, из арфы мелодичные звуки, из морской дудки их же… (я имею в виду вообще человека, подобного нашему нотариусу, который с головой, полной надежд относительно разнообразной и благоприятной для пчел флоры своего будущего, залетает в такой вот пчелиный улей и немедленно начинает планировать, сколько меда он принесет туда, собрав его с тысячи цветов), – такой человек не должен нас удивлять, если, едва попав в комнату, сразу подойдет к выходящему на запад окну, распахнет его и восхищенно крикнет стоящей рядом Флоре: «Какой божественный вид! Там внизу парк – и кусочек рыночной площади – а подальше две церковные башни – и еще дальше горы. Поистине это очень красиво!» Ведь Вальт хотел подарить этой девушке хоть немного радости – намекнув на радость, которую испытывал сам.
Тут он сбросил желтый сюртучок и закатал рукава рубахи, желая (в качестве собственного квартирмейстера) привести всё в порядок: чтобы, когда вернется сюда после утомительной встречи с членами городского совета, он сразу почувствовал себя дома и не имел бы других забот, кроме как продолжать витать в облаках, а также работать над новыми длинностишиями и продолжением тайно обговоренного двойного романа. Те отбросы времени, то бишь осадочные отложения переменчивой моды, которые по распоряжению Нойпетера издавна сносились, как в чулан, в эту комнату, Вальт принял за добрый знак, посредством коего хозяин дома дает постояльцу понять, что проявляет особую заботу о нем. Вальт с радостью вынес половину гарнитура из двенадцати зеленых кресел (с коровьим волосом под тканевой обивкой) – из-за многочисленных сидений даже встать было негде, – вынес их в спальню, где уже находились клеенчатый зонт с лакированной ручкой и каминный экран с изображенным на нем женским силуэтом. Из комода – представлявшего собой настоящий маленький дом внутри большого дома – нотариус вытягивал обеими руками один этаж за другим, чтобы потом разместить на этих этажах собственное имущество, которое вскоре должны были доставить в город. Цинковый чайный столик годился для питья как холодных, так и горячих напитков, поскольку охлаждал и те, и другие. Вальт поражался изобилию, в коем отныне будет плавать. Ведь в комнате обнаружились еще и кушетка-рекамье (он вообще не знал, что это такое) – и книжный шкаф со стеклянными дверцами (точнее, с рамками и замками, назначение которых осталось для него непонятным, поскольку стекла отсутствовали; но он все равно разместил на верхних полках книги, а на нижних нотариальные пособия) – и выкрашенный синей краской стол с выдвижным ящиком, на столешницу которого были наклеены вырезанные из журналов пестрые картинки с изображением охоты, цветов и тому подобного и за которым он мог бы сочинять стихи, если бы не предпочел делать это за рабочим столиком с кривыми ножками и инкрустацией из лакированной жести, – и, наконец, так называемый камердинер, или сервант, который нотариус решил использовать в качестве секретера и развернул лицом к письменному столу, чтобы положить на его стеклянные полки бумагу, тонкое перо, предназначенное для поэзии, и более грубое – для юридических работ. Таковы были, как я думаю, важнейшие принадлежности его комнаты; но имелись там и всякие пустяки, наподобие пустых фанерных ящиков, пульта для шитья, черного базальтового бюста Калигулы, который из-за отбитого куска груди не мог больше стоять, настенного шкафчика и т. д., – мне не хочется всё это подробно перечислять.
После того как Вальт еще раз с удовольствием осмотрел свою дарохранительницу и установленный в ней порядок, а потом высунулся из окна и увидел белые галечные дорожки внизу, а также темные купы деревьев, он отправился в путь, к месту встречи с отцом, и, спускаясь по лестнице, порадовался тому, что его скромное гнездышко помещается в таком богатом доме. Внимание нотариуса привлек лежащий на одной из ступенек голубой конверт, адресованный супруге Нойпетера. Конверт благоухал, как целый сад, и на исходившем от него облачке ароматов Вальт сразу поплыл в очаровательнейшие рабочие кабинеты прекраснейших королев, и герцогинь, и ландграфинь; но он все же счел своим долгом заглянуть по пути в сводчатое помещение лавки и честно отдать конверт одному из служащих со словами: вот, дескать, кое-что для мадам… Что вызвало, едва он покинул лавку, нескончаемый хохот всего пажеского корпуса продавцов.
