Тереза Ракен - Золя Эмиль (читать книги полностью .txt) 📗
XIX
Тем временем подспудная работа, которой были заняты Тереза и Лоран, стала давать плоды. Тереза притворялась, будто она в страшном отчаянии, в безысходной тоске, и г-жа Ракен в конце концов забеспокоилась. Старая торговка спросила, что именно так ее угнетает. Тут молодая женщина с неподражаемым искусством разыграла роль безутешной вдовы; она туманно заговорила о своей тоске, удрученности, о нервном расстройстве. На более подробные расспросы тетки она отвечала, что вполне здорова и сама не понимает, отчего ей так тяжело; она плачет, сама не зная почему. И тут следовали нескончаемые вздохи, молчание и безнадежные, скорбные улыбки, говорившие о бездонном горе и душевной пустоте. Видя, что молодая женщина все больше уходит в себя, медленно гибнет от какого-то скрытого недуга, г-жа Ракен не на шутку встревожилась; на всем свете у нее только и оставалась Тереза, она каждый вечер молила бога не отнимать у нее племянницу, которая должна закрыть ей глаза. В этой старческой любви сказывался и некоторый эгоизм. Она представляла себе, что может утратить Терезу и одиноко умереть в недрах сырой лавки, и эта мысль отнимала у нее последнее слабое утешение. Теперь она не спускала с племянницы глаз, она е ужасом наблюдала, как ее гложет печаль, она обдумывала, чем бы излечить молодую женщину от ее немого отчаяния.
В этих трудных обстоятельствах она решила посоветоваться со своим старым другом Мишо. В один из четвергов она попросила его задержаться и поделилась с ним своими опасениями.
— Я и сам уже давно замечаю, что Тереза не в духе, — ответил старик с грубоватой откровенностью, усвоенной им на службе, — и мне вполне понятно, почему она так пожелтела и стала такой раздражительной.
— Понятно? — удивилась торговка. — Так говорите же скорее! Может быть, нам удастся ее вылечить!
— Лечение немудреное, — продолжал Мишо, ухмыляясь. — Племянница скучает потому, что уже почти два года как проводит ночи одна. Ей нужен муж. По глазам видно.
Грубая откровенность бывшего комиссара нанесла г-же Ракен тяжелый удар. Она думала, что рана, кровоточащая в ее собственном сердце со дня страшного происшествия в Сент-Уене, так же свежа, так же мучительна и для молодой вдовы. Раз сын ее умер, у племянницы, думалось ей, уже никогда не будет мужа. И вдруг Мишо, хихикая, утверждает, что Тереза больна потому, что ей нужен муж.
— Выдайте ее поскорее замуж, если не хотите, чтобы она окончательно зачахла, — добавил он, уходя. — Вот вам мой совет, дорогая, и совет, поверьте, неплохой.
Госпоже Ракен трудно было свыкнуться с мыслью, что ее сын уже всеми забыт: старик Мишо даже не произнес имени Камилла; говоря о мнимой болезни Терезы, он стал шутить — вот и все. Несчастная мать поняла, что она одна хранит в глубине сердца живую память о своем дорогом сыне. Она плакала, ей казалось, что Камилл умер вторично. Наплакавшись, устав от сожалений, она невольно стала думать о том, что сказал ей Мишо; она постепенно свыклась с мыслью купить немного счастья ценою брака, который, по ее представлению, вторично убьет ее сына. Оставаясь наедине с угрюмой, подавленной Терезой, среди ледяной тишины лавочки, она чувствовала, как ее сердцем овладевает страх. Она не принадлежала к числу тех сухих, суровых натур, которые находят горькую усладу в том, что проводят дни в беспросветном отчаянии; ей присущи были мягкость, самоотверженность, нежные порывы, — словом, то была отзывчивая, приветливая толстуха, с деятельно-благожелательным характером. С тех пор как племянница почти перестала разговаривать и целыми днями сидела неподвижно, бледная и ослабевшая, жизнь стала для г-жи Ракен совсем невыносима, магазин казался ей теперь сырой могилой; ей хотелось бы, чтобы ее окружала теплая атмосфера любви, хотелось жизни, ласки, чего-то нежного и радостного, что помогло бы тихо дожидаться кончины. Эти неосознанные желания привели к тому, что она мысленно согласилась с планом снова выдать Терезу замуж; она даже немного забыла о сыне; в мертвом существовании, которое она вела, настало как бы пробуждение, возродилась ее воля, ум получил новую пищу. Она подыскивала для племянницы мужа, и это занимало все ее помыслы. Выбор мужа был делом нелегким, ибо несчастная старуха при этом заботилась о себе даже больше, чем о Терезе; она хотела так выдать ее замуж, чтобы и самой быть счастливой; она боялась, как бы новый супруг молодой женщины не омрачил последних дней ее старости. Мысль о том, что ей предстоит ввести какого-то постороннего человека в свой повседневный обиход, приводила ее в ужас; только эта боязнь и мешала ей откровенно заговорить с племянницей о браке.
Пока Тереза с неподражаемым лицемерием, выработанным с детства, разыгрывала комедию отчаяния и тоски, Лоран взял на себя роль человека отзывчивого и предупредительного. Он оказывал обеим женщинам бесчисленные услуги, особенно г-же Ракен, которую он окружил самой нежной заботливостью. Мало-помалу он стал в их доме совершенно необходим; только он и вносил в это мрачное логово чуточку жизнерадостности. Если вечером его не оказывалось в лавке, старой торговке чего-то недоставало, ей бывало не по себе, она страшилась остаться наедине с удрученной Терезой. Впрочем, Лоран отсутствовал только изредка и лишь для того, чтобы укрепить свое положение; он приходил ежедневно сразу же после службы и сидел в магазине до его закрытия. Он исполнял всевозможные поручения, подавал г-же Ракен, которая передвигалась с трудом, различные нужные ей вещи. Потом он усаживался, что-нибудь рассказывал. Он выработал какой-то актерский — ласковый и вкрадчивый — голос, которым чаровал слух и сердце простодушной старухи. Особенно беспокоился он о здоровье Терезы, заботился как друг, как отзывчивый человек, который не может равнодушно видеть страданий своих ближних. Несколько раз он беседовал с г-жой Ракен с глазу на глаз; он приводил ее в ужас, притворяясь, будто чрезвычайно напуган болезненными изменениями, которые, по его словам, ясно обозначаются на лице молодой женщины.
— Скоро мы лишимся ее, — шептал он, и в голосе его слышались слезы. — Нельзя дальше скрывать от себя, что она тяжело больна. Ах, наше скромное счастье, наши милые, безмятежные вечера!
Госпожа Ракен слушала его с неизъяснимой тревогой. Дерзость Лорана доходила до того, что он даже упоминал о Камилле.
— Сами понимаете, — говорил он торговке, — смерть моего несчастного друга была для нее жестоким ударом. Она чахнет уже два года, с того самого рокового дня, когда утратила Камилла. Ничто уже не утешит ее, ничто не исцелит. Нам остается только примириться с этим.
Эти бессовестные выдумки доводили старуху до слез. Воспоминание о сыне расстраивало, ослепляло ее. Стоило лишь упомянуть Камилла, как она начинала рыдать, теряла самообладание; она готова была расцеловать всякого, кто произносит имя ее несчастного сына. Лоран давно заметил, какой растерянной и чувствительной становится старуха при одном упоминании о сыне. Он мог когда ему вздумается довести ее до слез, мог взволновать ее настолько, что она уже переставала разбираться в окружающем, и он злоупотреблял своей властью, стремясь поддерживать в ней это безвольное, болезненное состояние, чтобы легче было подчинять ее себе. Каждый вечер, преодолевая внутренний трепет, он заводил разговор о редкостных качествах, о добром сердце, о выдающемся уме Камилла; он расхваливал свою жертву с полнейшим бесстыдством. Иной раз, встретившись со странно-пристальным взглядом Терезы, он содрогался, он сам начинал верить всем похвалам, которые расточал по адресу утопленника; тогда он сразу умолкал, внезапно охваченный звериной ревностью: у него возникало опасение — не любила ли вдова того, кого он утопил, того, кого он теперь расхваливает с настойчивостью одержимого? В продолжение всего разговора г-жа Ракен заливалась слезами и ничего не видела вокруг себя. Рыдая, она думала о том, какое у Лорана любящее, благородное сердце; только он и вспоминает своего друга, один только он еще говорит о нем дрожащим, взволнованным голосом. Она утирала слезы и обращала на молодого человека взгляд, полный бесконечной нежности; она любила его как родного сына.
