Тереза Ракен - Золя Эмиль (читать книги полностью .txt) 📗
Потом он убедился, что кровать стоит неподвижно. Приступ ужаса миновал. Лоран сел на постели, зажег свечу, обозвал себя дураком. Чтобы успокоиться, он опорожнил целый стакан воды.
— Напрасно я пил в погребке… — размышлял он. — Просто не понимаю, что со мною творится. Какая глупость! Завтра в конторе я буду совсем разбитый. Как только я лег, надо было сейчас же заснуть, а не раздумывать о разных разностях. От этого и бессонница… Надо уснуть.
Немного придя в себя и твердо решив больше ни о чем не думать и не пугаться, он снова погасил свечу и зарылся головой в подушку. От усталости нервы его понемногу успокаивались.
Но он не заснул, как обычно, тяжелым, сокрушающим сном; он медленно погружался в какую-то смутную дрему. Он как бы забылся, как бы отдался во власть какого-то сладостного, упоительного отупения. Сквозь забытье он ощущал свое тело; плоть его отмерла, но сознание бодрствовало. Он разогнал все обступавшие его мысли, он запретил себе думать. Но едва только он задремал, едва только силы покинули его и воля ослабела, как мысли стали одна за другой потихоньку подкрадываться и снова овладевать его изнемогающим существом. Он вновь отдался мечтам. Он мысленно опять прошел расстояние, отделяющее его от Терезы: он спустился вниз, бегом миновал подвал и оказался на улице; он опять прошел по всем тем улицам, по которым уже проходил раньше, когда они представлялись ему в мечтах; он вошел в пассаж Пон-Неф, поднялся по лесенке и тихонько постучался в дверь. Но вместо Терезы, вместо молодой женщины в нижней юбке, с обнаженной грудью, дверь ему отпер Камилл, — Камилл такой, каким он видел его в морге, страшно обезображенный, зеленоватый. Труп с мерзким смешком протягивал к нему руки, а между белыми полосками зубов виднелся черный кончик языка.
Лоран вскрикнул и проснулся. Он обливался ледяным потом. Он натянул одеяло на глаза, возмущался самим собою, бранил себя. Потом решил, что непременно надо уснуть.
Он опять заснул, заснул постепенно, как и в первый раз; он впал в то же оцепенение, но как только воля его снова растворилась в какой-то дреме — он опять отправился в путь, пошел туда, куда влекла его навязчивая мысль; он побежал, чтобы повидаться с Терезой, и дверь ему снова отворил утопленник.
Несчастный в ужасе подскочил и сел на постели. Он отдал бы все на свете, чтобы избавиться от этого страшного кошмара. Ему хотелось бы заснуть мертвым сном, который вытеснил бы все мысли. Пока он не спал, у него доставало силы отогнать от себя призрак жертвы; но едва он терял власть над своим сознанием, как оно вело его к сладострастию и тем самым к ужасу.
Он опять попробовал уснуть. Теперь это превратилось в чередование сладостного забытья и внезапных жутких пробуждений. С каким-то неистовым упрямством он каждый раз снова отправлялся к Терезе и каждый раз наталкивался на труп Камилла. Больше десяти раз шел он все по тем же улицам, мимо тех же домов, отправлялся с жаром в крови, переживал те же чувства, совершал со скрупулезной точностью те же действия и более десяти раз наталкивался на утопленника, который раскрывал перед ним объятия, в то время, как сам он уже протягивал руки, готовясь обнять, прижать к себе любовницу. Но эта повторяющаяся зловещая развязка, от которой он каждый раз просыпался, задыхаясь от ужаса, не унимала его желаний; стоило ему задремать, и тотчас же вожделение забывало об отвратительном трупе, который его поджидал, и вновь гнало его к теплому, гибкому телу женщины. Целый час прошел в этой смене кошмаров, в этом тяжком забытьи, которое беспрестанно прерывалось и вновь возобновлялось, и при каждом резком пробуждении ужас становился все острее.
Последнее пробуждение сопровождалось такой сильной, такой мучительной встряской, что несчастный решил встать и прекратить эту борьбу. Занимался день; унылый серый свет просачивался через слуховое окно, обрамлявшее квадрат белесого, пепельного неба.
Лоран медленно, с каким-то глухим раздражением, оделся. Он был в отчаянии, что не мог уснуть, в отчаянии, что поддался страху, который теперь казался ему ребячеством. Надевая брюки, он потягивался, потирал себе ноги, водил рукой по лицу, помятому и осунувшемуся от бессонной ночи. И он твердил:
— Не следовало думать обо всем этом; тогда я уснул бы и теперь чувствовал бы себя спокойным и свежим. Ах, если бы Тереза вчера согласилась! Если бы Тереза спала со мной…
Мысль, что Тереза избавила бы его от страха, немного успокоила его. В глубине души он боялся, как бы следующие ночи не были похожи на минувшую.
Он умылся холодной водой, причесался. Этот несложный туалет освежил его и рассеял последние страхи. Теперь он рассуждал здраво и только чувствовал во всем теле крайнее изнеможение.
— А ведь я не трус, — урезонивал он себя, одеваясь, — и на Камилла мне наплевать… Какой вздор думать, что бедный малый может забраться ко мне под кровать. Теперь, чего доброго, мне это начнет мерещиться каждую ночь… Решительно, надо поскорее жениться. Когда я буду лежать в объятиях Терезы, Камилл выйдет у меня из головы. Она станет целовать меня в шею, и я уже не буду чувствовать мучительного жжения, как прежде… Взглянем-ка на шрам.
Он подошел к зеркалу, вытянул шею и посмотрел. Рубец был бледно-розовый. Лоран различил следы от зубов своей жертвы; это взволновало его, кровь бросилась ему в голову, и тут он заметил странное явление.
От прилившей крови шрам вдруг покраснел, стал четким и кровавым, сразу выделился на белой жирной шее багровой полоской. И в то же время Лоран почувствовал в шее острые покалывания, словно кто-то вонзал в нее иголки. Он поспешил поднять воротничок.
— Пустяки! Тереза все это вылечит… — решил он. — Достаточно нескольких поцелуев… Дурак я, что думаю об этом!
Он надел шляпу и спустился вниз. Ему необходим был воздух, движение. Проходя мимо подвала, он улыбнулся. И все же попробовал — крепко ли сидит крючок, которым запирается дверь. Потом он не спеша направился по пустынным тротуарам, вдыхая свежий утренний воздух. Было часов пять.
День прошел ужасно. В конторе Лорану пришлось преодолевать удручающую сонливость, которая напала на него после полудня. Тяжелая от боли голова помимо его воли склонялась: он резко поднимал ее, как только раздавались шаги кого-нибудь из начальства. Эта борьба, эти встряски порождали нестерпимую тревогу и окончательно измучили его.
Вечером, невзирая на усталость, он решил проведать Терезу. Он застал ее взволнованной, удрученной, усталой, как и он сам.
— Наша бедная Тереза плохо спала ночью, — сказала г-жа Ракен, когда он сел. — Говорит, что ее измучили кошмары, страшная бессонница… Я слышала, как она несколько раз вскрикивала. Она встала совсем больная.
Пока тетя говорила, Тереза пристально всматривалась в любовника. Каждый из них, по-видимому, догадался о страхах другого, ибо по лицам их пробежала одна и та же судорога. Они просидели вместе до десяти часов, болтая о пустяках, отлично понимая друг друга и заклиная взглядом не откладывать дня, когда они получат возможность объединиться против утопленника.
