Черный бор: Повести, статьи - Валуев Пётр Александрович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Тетушка, я давно успела обдумать. Если бы я сказала хотя бы только одно слово в другом смысле, я сказала бы неправду.
— Но тогда что же будет? Еще раз тебе говорю, что далее дело не может идти, как шло до сих пор. Ты и меня, пожалуй, не очень крепко любишь. К чему же и со мной губить твою жизнь? Ведь я тебе не лишняя. А я без тебя могу обойтись.
— Вы до сих пор мне этого не высказывали, тетушка, — проговорила Вера дрожащим от волнения голосом. — Простите меня, если я была для вас бременем. Я в этом не виновна. Вам самим было угодно, чтобы после кончины папа́ я, по крайней мере в течение года, оставалась у вас в доме.
— Да, — сухо ответила Варвара Матвеевна, — я точно говорила о том, что ты целый год должна быть в трауре и ни о чем для перемены жизни помышлять не можешь. Но я не желаю тебя стеснять. Если нам расходиться, то мы можем и ранее разойтись.
— Если вам это угодно, тетушка, то прикажите. Я могу завтра попросить Карла Ивановича и Клотильду Петровну, чтобы они меня к себе приняли. Они примут.
Варвара Матвеевна сознательно вызывала этот ответ, и несмотря на то, его как будто не ожидала. Она пристально взглянула на Веру, потом сказала:
— К чему же завтра? Что за спех? Или ты торопишься меня оставить?
— Я о том не просила, тетушка, — тихо сказала Вера, — я только вам повинуюсь…
— Впрочем, как хочешь… — Варвара Матвеевна несколько призадумалась, потом прибавила: — Нужно только, чтобы ты выслушала Бориса Поликарповича и сама дала ему ответ, которого он ожидает.
— К чему это? Прошу вас, тетушка, избавьте меня от такого объяснения и дайте сами ответ. Что за польза ему от меня самой услышать отказ, в котором он мог быть заранее уверен? Вам это легче, а ему будет менее неприятным.
— Нет, иметь возможность с тобой объясниться и от тебя самой услышать ответ — одно; говорить со мной — совершенно другое. Надеюсь, что в этом, по крайней мере, ты изволишь меня послушаться. Кажется, я лишнего не требую.
Вера медлила ответом.
— Что же? — сердито повторила Варвара Матвеевна. — Неужели ты и в этом мне откажешь? Ты забываешь, что я сестра твоей матери.
— Извольте, тетушка, — сказала Вера сдержанным, но твердым голосом, — я сама дам ответ, если вам это угодно.
В эту минуту горничная Варвары Матвеевны доложила, что пришел Борис Поликарпович.
— Вот и он сам, — сказала Варвара Матвеевна, вставая. — Я вас оставлю одних, чтобы тебе не мешать.
— Для чего же вам уходить? — спросила Вера. — Я и при вас скажу одно и то же.
Глаголев вошел и молча раскланялся.
— Борис Поликарпович, — сказала г-жа Сухорукова, — вы сами объяснитесь с Верой. Она предупреждена. — С этими словами Варвара Матвеевна направилась к коридорной двери, остановилась в ней на одно мгновение, злобно взглянула на Веру и шепотом проговорила:
— Ты упряма. Так отделывайся же от него как знаешь.
Варвара Матвеевна вышла и затворила за собой дверь.
Вера заняла свое прежнее место у края дивана и указала Глаголеву кресло по другую сторону стоявшего перед диваном стола.
— Вера Алексеевна, — начал Глаголев, — позвольте надеяться, что я не услышу от вас того ответа, которого я так долго боялся и теперь страшусь. Вы знаете, как давно я вам всем сердцем предан и как давно вся цель моей жизни состоит в том, чтобы возбудить с вашей стороны то участие ко мне, которого я так искренне желаю. Вы не можете сомневаться в этом, хотя до сих пор вы мне платили холодностью, которая меня глубоко огорчала. Вы не можете запретить мне любить вас. Неужели эта любовь, и ее постоянство, и терпение, с которым я ожидал и только теперь наконец дождался этой решительной для меня минуты, хотя несколько вас не тронули? Ужели я вам не внушаю достаточно доверия, чтобы мне поручить вашу судьбу, и счастьем моей жизни сделать доброе дело, которое и вам не принесло бы несчастья? Ваша тетушка, которая так искренно вас любит, не говорила бы за меня, если бы она во мне сомневалась. Поверьте ей, верьте мне — не откажите в руке, которой я прошу у вас…
Глаголев произнес все это не запинаясь, как заученную речь, с подобающими интонационными оттенками, и не сводя глаз с Веры. При последних словах он встал и сделал движение как будто для того, чтобы подойти к Вере и дать ей возможность без метафоры протянуть ему испрошенную у нее руку. Но Вера знаком этой руки остановила его и дала понять, что просит его вновь занять прежнее место.
— Борис Поликарпович, — сказала она, — благодарю вас за ваше предложение и за добрые, мною ничем не заслуженные чувства ко мне. Но я не доказала бы вам моей благодарности, если бы дала неискренний ответ. Я не имею к вам тех чувств, которые необходимы для принятия вашего предложения. Не сетуйте на меня, но другого ответа я дать не могу.
— Вера Алексеевна, — сказал Глаголев, — позвольте думать, что это не последнее слово ваше. Быть может, я слишком рано просил его. Печаль о кончине Алексея Петровича еще так сильна в вашем сердце, что вы под ее влиянием не думаете о себе, не смотрите вперед и забываете, что ваша жизнь заслуживает быть наполненной еще чем-нибудь, кроме печали. Я буду ждать; но оставьте, по крайней мере, надежду. Более я теперь не стану просить.
— Я обманула бы вас, Борис Поликарпович, — отвечала Вера. — Память и печаль об отце во мне не изгладятся; но не переменятся и мои отношения к вам. Я вам признательна, я вам благодарна; но более этой благодарности ни теперь изъявить, ни впредь обещать не могу.
Лицо Глаголева изменилось, и пришло выражение с трудом сдержанной досады.
— Вижу, — сказал он, стараясь усмехнуться, — что вы ко всему равнодушны благодаря удобствам и радостям жизни при вашей тетушке. Она, действительно, так вас любит и о вас так заботится. Ей было бы так тяжело с вами разлучиться. Она так нежно печется о вас и так старательно ограждает вас от всяких огорчений. Вам так тепло под ее крылом и так тихо и мирно живется в ее доме…
— К чему эти нападки на тетушку? — спросила Вера, вставая. — Вы, кажется, не можете жаловаться на то, чтобы она к вам, по крайней мере, относилась недружелюбно.
Глаголев также встал.
— Не обо мне одном дело, Вера Алексеевна, — сказал он глухим голосом, — и не о той старой ханже из породы змей, которую будто бы милосердное Провидение пожаловало вам в тетки. Неужели вы думаете, что я ее не знаю, и меня считаете жалким глупцом, который без расчета, даром, без сознания и без цели снискал и терпел ее милости? Я для вас это делал. О вас самих идет теперь между нами речь. Ваша жизнь несносна при ней. Я вам предлагаю другую, привольную, свободную, быть может, счастливую жизнь. Мне открываются виды на блестящую служебную будущность. Недостаток средств и другие обстоятельства меня до сих пор здесь задерживали. Согласитесь соединить наши судьбы, и мы переедем в Петербург. Меня зовут туда. Там шире поприще, и меня не будут стеснять связи батюшки. Здесь мне на каждом шагу напоминают, что я сын священника. Это меня тормозит, мне мешает, меня ставит в невыгодное служебное и общественное положение. И вам будет лучше. Если вы меня не полюбите, я, конечно, не буду требовать от вас любви против воли. Вы будете совершенно свободны; но вы избавитесь от кабалы при вашей тетке и от ее молебнов, обеден, всенощных и вечерен…
Между тем Вера заметила, что замок у двери в коридор тихо пошевельнулся; дверь несколько отворилась; сквозь узкий просвет мелькнуло лицо Параши.
— Я не ищу освобождения от церковных служб, Борис Поликарпович, — сказала Вера. — Я охотно бываю в церкви. Если мне становится иногда и тяжело в жизни, я знаю, что моя судьба в Божиих руках и что мои молитвы могут быть Богом услышаны…
— И вы также мне хотите напомнить, что я сын священника, — с сердцем перебил Глаголев. — Напрасный труд. Со мною этот язык непригоден. Разве вы думаете, что я считаю себя призванным твердить в жизни то, что мой отец говорит с амфона? Недаром он сам постарался, чтобы я получил другое, чем он, образование. Недаром на меня пролился свет науки, а при этом свете изменяется взгляд на мир, на то, что́ он нам может дать, и на то, что мы вправе от него желать и требовать. Долго ждать счастья в другой жизни, когда оно достижимо в нынешней. Если оно не дается само собою, его следует взять, а если нельзя взять уменьем — то силой.