Милый друг - де Мопассан Ги (лучшие книги .txt) 📗

– Здравствуй. Как поживаешь?

Он даже не обернулся.

– Ты что, успел оглохнуть с четверга?

Он ничего ей не ответил, – своим презрительным видом он ясно давал понять, что считает ниже своего достоинства вступать с этой тварью в какие бы то ни было разговоры.

Рашель злобно захохотала.

– Да ты еще и онемел вдобавок? – не унималась она. – Уж не эта ли дамочка откусила тебе язык?

Он сделал нетерпеливый жест.

– Как вы смеете со мной заговаривать? – в бешенстве крикнул он. – Уходите, не то я велю задержать вас.

– А, ты вот как! – сверкнув глазами и задыхаясь от ярости, заорала она. – Ах, подлец! Спишь со мной – так изволь по крайней мере кланяться. Что ты нынче с другой – значит, можно и не узнавать меня? Кивни ты мне только, когда я проходила мимо, и я оставила бы тебя в покое. Но ты вздумал задирать нос! Нет, шалишь! Я тебе удружу! Ах, вот как! Ты даже не поздоровался со мной при встрече…

Она вопила бы еще долго, но г-жа де Марель, отворив дверь ложи, пустилась бежать, расталкивая толпу, и заметалась в поисках выхода.

Дюруа бросился за ней вдогонку.

Тогда Рашель, видя, что они спасаются бегством, торжествующе крикнула:

– Держите ее! Держите! Она украла у меня любовника!

В публике послышался смех. Двое мужчин, потехи ради, схватили беглянку за плечи, тащили ее куда-то, пытались поцеловать. Но Дюруа догнал ее, вырвал у них из рук и вывел на улицу.

Она вскочила в пустой экипаж, стоявший у подъезда. Он прыгнул вслед за ней и на вопрос извозчика: «Куда ехать, господин?» – ответил: «Куда хотите».

Карета медленно сдвинулась с места, подскакивая на камнях мостовой. Клотильда закрыла лицо руками, – с ней случилось что-то вроде нервного припадка: ей не хватало воздуха, и она задыхалась. Дюруа не знал, что делать, что говорить. Наконец, услыхав, что она плачет, забормотал:

– Послушай, Кло, моя маленькая Кло, позволь мне объяснить тебе! Я не виноват… Я встречался с этой женщиной очень давно… когда я только что…

Клотильда резким движением отняла от лица руки; злоба, дикая злоба влюбленной и обманутой женщины, охватила ее, и, вновь обретя дар речи, она заговорила быстро, отрывисто, с трудом переводя дыхание:

– Ах, негодяй… негодяй… Какая низость!.. Могла ли я думать… Какой позор!.. Боже, какой позор!..

Гнев ее рос по мере того, как прояснялось сознание, по мере того, как все новые и новые поводы для упреков приходили ей в голову.

– Ты платил ей моими деньгами, да? И я давала ему денег… для этой девки… Ах, негодяй!..

В течение нескольких секунд она как будто искала более сильного выражения, искала и не могла найти, и внезапно, с таким видом, точно собиралась плюнуть, бросила ему в лицо:

– Ах, свинья, свинья, свинья!.. Ты платил ей моими деньгами… Свинья, свинья!.. – Не находя другого слова, она все повторяла: – Свинья, свинья… – Вдруг она высунулась в оконце, схватила кучера за рукав, крикнула: – Стойте!

Отворила дверцу и выскочила на улицу.

Жорж хотел бежать за ней.

– Я тебе запрещаю вылезать из экипажа! – крикнула она так громко, что вокруг нее сейчас же собралась толпа.

И Дюруа из боязни скандала застыл на месте.

Она вынула из кармана кошелек, отсчитала при свете фонаря два с половиной франка и, вручив их кучеру, прерывающимся от волнения голосом сказала:

– Вот… получите… Я плачу… И отвезите мне этого прохвоста на улицу Бурсо, в Батиньоль.

В толпе загоготали.

– Браво, малютка! – сказал какой-то господин.

А уличный мальчишка, вскочив на подножку и просунув голову в открытую дверцу кареты, пронзительно крикнул:

– Счастливый путь, Биби! [50]

И карета тронулась под громовой хохот зевак.

VI

Наутро Жорж Дюруа проснулся не в духе.

Он не спеша оделся, сел у окна и погрузился в раздумье. Он чувствовал себя совершенно разбитым, точно накануне на него сыпался град палочных ударов.

Наконец безденежье подхлестнуло его, и он отправился к Форестье.

Его друг сидел у себя в кабинете и грел ноги у камина.

– Что это тебя подняло ни свет ни заря?

– Важное дело. Долг чести.

– Карточный?

– Карточный, – после некоторого колебания подтвердил Дюруа.

– Большой?

– Пятьсот франков!

Он должен был только двести восемьдесят.

– Кому ты задолжал? – недоверчиво глядя на него, спросил Форестье.

Дюруа не сразу нашелся что ответить.

– Господину… господину… господину де Карлевиль.

– А-а! Где же он живет?

– На улице… на улице…

Форестье расхохотался:

– На улице Ищи-Свищи, так, что ли? Знаю я этого господина. Вот что, милый мой: так и быть, двадцать франков я еще могу тебе ссудить, но больше не проси.

Дюруа взял у него золотой.

Затем он обошел всех своих знакомых, и к пяти часам у него набралось восемьдесят франков.

Ему не хватало двухсот, но он решил на этом остановиться и, пряча собранные деньги, пробормотал: «Плевать, стану я себе портить кровь из-за какой-то дряни! Когда будут деньги – отдам».

Он взял себя в руки: целых две недели отказывал себе во всем и вел правильный и добродетельный образ жизни. А затем его вновь охватила жажда любви. Ему казалось, что он уже несколько лет не обнимал женщины, и как матрос теряет голову, завидев землю, так трепетал он при виде каждой юбки.

И вот однажды вечером, в надежде встретить Рашель, он снова отправился в Фоли-Бержер. Она проводила в этом заведении все свое время, и он заметил ее сразу, как только вошел.

С улыбкой двинулся он к ней и протянул руку. Она оглядела его с головы до ног.

– Что вам угодно?

Он попытался засмеяться.

– Ну-ну, не валяй дурака.

Она повернулась к нему спиной.

– Я с альфонсами не знаюсь.

Она постаралась нанести ему самое тяжкое оскорбление, и он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Из Фоли-Бержер он вышел один.

В редакции ему отравлял существование больной, изнуренный, вечно кашлявший Форестье: он словно нарочно изобретал для него самые неприятные поручения. Как-то, в минуту сильного раздражения, после долгого приступа удушья, не получив от Дюруа нужных сведений, он даже буркнул:

– Черт возьми, ты еще глупее, чем я думал.

Дюруа чуть было не дал ему по физиономии, но сдержался и, уходя, пробормотал:

– Погоди, я тебе отплачу.

Внезапно у него мелькнула мысль.

– Я наставлю тебе рога, дружище, – прибавил он.

И, потирая руки от удовольствия, удалился.

Он решил как можно скорее приступить к осуществлению своего проекта. На другой же день он отправился на разведку к г-же Форестье.

Она лежала с книгой на диване.

При его появлении она не встала, а лишь повернула голову и протянула ему руку.

– Здравствуйте, Милый друг, – сказала она.

У него было такое чувство, точно ему дали пощечину.

– Почему вы меня так называете?

– На прошлой неделе я видела госпожу де Марель, и она мне сообщила, как вас там прозвали, – улыбаясь, ответила она.

Любезный тон г-жи Форестье успокоил его. Да и чего ему было бояться?

– Ее вы балуете! – продолжала она. – А ко мне являетесь раз в год по обещанию или вроде того?

Он сел и с особым любопытством, любопытством коллекционера, принялся рассматривать ее. Очаровательная блондинка с волосами нежного и теплого цвета, она была точно создана для ласк. «Она безусловно лучше той», – подумал Дюруа. Он не сомневался в успехе; казалось, стоит только дотронуться, – и она сама, как созревший плод, упадет в руки.

– Я не приходил к вам потому, что так лучше, – решительно проговорил он.

Она не поняла его.

– Как? Почему?

– Почему? Вы не догадываетесь?

– Нет, даю слово.

– Потому что я влюблен в вас… о, немножко, совсем немножко… я не хотел бы влюбиться в вас по-настоящему.

Она, видимо, не была ни поражена, ни оскорблена, ни польщена. По-прежнему улыбаясь своей бесстрастной улыбкой, она спокойно ответила: