Митюха-учитель - Дмитриева Валентина Иововна (читать книги регистрация txt) 📗
Митрий отошел от книжного магазина и с нахмуренным лицом пошел дальше. Он уже не испытывал того радостного подъема духа, какой чувствовал давеча утром при входе в город; на душе у него становилось все темнее и жутче. Словно темный лес раздвигался перед ним... и никогда он не чувствовал так сильно свое собственное невежество, ничтожество, нищету и оброшенность, как теперь, среди этих незнакомых, недеревенских людей, пышных домов и магазинов, всего этого чуждого и непонятного для него строя жизни... Огромная розовая афиша, приклеенная на стене, обратила его внимание. Он остановился и стал читать. Афиша гласила, что сегодня в летнем городском театре будет дана «Гроза» Островского. «Грозу» Митрий читал еще при покойном Петре Иваныче, и хотя Катерину он тогда хорошенько не понял и даже недоволен был ею за то, что она обманула своего добродушного, забитого мужа, но зловещие фигуры Кабанихи и сумасшедшей барыни очень ему запомнились. «Эх, вот посмотреть бы!» — подумал он и стал читать, сколько стоят места в театре. Но места, так же как и книжки, выставленные в магазине, были дорогие... три рубля, полтора... самые дешевые стоили 25 к. А у Митрия в кармане было всего 18 копеек. «Нет, Ми-тюха, видно, и театр тоже не для тебя!» — подумал Митрий и побрел вперед.
Между тем становилось все жарче и жарче. Тротуары, мостовые, каменные дома накалились, и от них несло теплом, точно от натопленной печи. У Митрия от усталости, волнения и жажды пересохло во рту. Митрию хотелось присесть где-нибудь, отдохнуть, напиться. В это время он поравнялся с Петровским садиком, и зеленая прохлада среди раскаленного камня потянула его. «Зайти бы... а ну как вдруг в шею накладут?» — подумал он, остановившись у входа. Но, видя, что из садика и в садик входят и выходят, он решился и сам зайти. На дорожках, в тени подстриженных акаций и сиреней, было прохладнее, чем на улице; на площадке, у памятника Петра Великого стояли скамеечки, и у Митюхи отлегло от сердца, когда он увидел, что на одной из скамеек сидят два мужика. Он пошел прямо к ним и присел рядом.
— Жарко! — вслух сказал он, вытирая потное лицо рукавом.
Мужики молча на него поглядели. Они имели озабоченный и пришибленный вид; видимо, им было не до разговоров. Но Митрий был рад, что увидел «своих», и чувствовал себя в их присутствии уже не таким заброшенным и одиноким. Ему хотелось говорить, хотелось поделиться впечатлениями.
— Ну город, — продолжал он. — Шел, шел, ажно взопрел. А напиться негде.
— Тут бассейн недалече, — сказал один мужик.— Ты издалече?
Митрий назвал село и уезд.
— А, — равнодушно протянул мужик. — А мы вот с товарищем из Землянскова пришли. Думали, работишку какую ни на есть подыскать, да нетути. Третий день ходим. Обещался тут один купец на мельницу взять, мешки таскать, да обманул. А тут вот до чего подперло, — жрать нечего! Все, что было, проели.
— Ишь ты! — сочувственно вымолвил Митрий. — А дома, знать, тоже плохо?
— Да уж чего там дома! Там не у чего и работать, — одни бабы управятся. Хотели на линию идти, да упоздали, а теперича, вишь, кто и пошел, так назад идут, — нечего делать. Народу набилось видимо-невидимо, цены посбивали, страсть. Ты не слыхал, говорят, на Задонское шоссе наймают камень бить?
— Нет, не слыхал. Я только впервой здесь.
— Тоже насчет работишки, должно?
— Нет... я так... — замялся Митрий.
Мужики посмотрели на него подозрительно и даже немножко отодвинулись. Митрий это заметил, и ему стало немножко обидно. Наступило неловкое молчание, потом мужики стали между собою совещаться, куда им толкнуться еще и как бы разузнать насчет Задонского шоссе. Митрий отошел к памятнику. Вот он, Петр Великий-то! Ишь, бравый какой... Молодец был, сам работал, не гнушался, плотничал, корабли строил. Осмотрев памятник, Митрий вернулся на лавочку. Мужики еще сидели, и на их сумрачных лицах читались забота, голод и печаль.
— Ловко сделано! — сказал Митрий, обращаясь к мужикам. — Чисто живой!
— Денег много ухлопано, оттого и хорошо, — сказал первый мужик. — За деньги все можно сделать.
— Там, на базаре, еще есть, — проговорил второй, молчаливый мужик.
— А энтот кому?
— А кто-е-знат! Мы проходили мимо, видели, а кому — невдомек. Ну, пойдем, что ли! — обратился первый мужик к товарищу.
Они встали. Митрию вдруг стало жаль с ними расставаться; ему хотелось бы пойти с ними, но он видел, что они относятся к нему недоверчиво, и решил рассеять их подозрения.
— Вы куда теперича? — спросил он.
— Да на базар пойдем, — неохотно отвечал первый мужик, переглядываясь с товарищем. — Посмотрим, нет ли на постоялом земляков.
— Вот. что, братцы... — робко начал Митрий. — Вы уж того... я уж с вами пойду до базара-то... а то я чисто как в лесу, ей-богу... боязно одному. — И, видя, что мужики переминаются, он добавил с жаром: — Вы, может, думаете, что я худое что-нибудь... так вот-те Христос, ей-богу, нету ничего.
— Да нет, мы ничего... иди, что ж! — сказал первый мужик. — Оно, конечно, всякий народ бывает... вон вчерась на базаре тоже эдак молоденький паренек вертелся-вертелся да и выпер у барина часы из кармана. Уж его били, били!..
— Да чего там толковать-то! — вмешался вдруг молчаливый мужик, угрюмо усмехаясь. — У нас, брат, и взять-то нечего... чисто! Самим хоть впору воровать... Пойдем!
Они вышли из садика, и опять потянулись огромные здания, магазины, раскаленные тротуары. Сначала шли молча, но мало-помалу разговорились снова. Митрий начал рассказывать, как он давеча стоял около магазина, и что думал в это время, и как горько и обидно было ему сознавать, что все это не для них, мужиков, обреченных на одну черную работу, а для тех, которые живут в этих большущих домах. Мужики слушали его, по-видимому, равнодушно, изредка поддакивая; только раз молчаливый мужик одобрительно кивнул головой и сказал как будто про себя:
— Чего там!.. Верно паренек-то сказывает. Не для нас и есть! Тут вот брюхо от голоду подводит, а не то чтобы что... Э-эх!
В это время они проходили мимо булочной. Из отворенной двери несся теплый запах свежего хлеба; на окнах выставлены были белые калачи, бублики, сайки... Спутники Митрия как-то невольно замедлили шаги, и молчаливый мужик жалобно, совсем по-детски, прошептал: «Хлебца бы...»
Дмитрия осенило. Мужики были голодны; они только и думали об еде, а он-то им рассказывает о книжках, о памятниках!.. «Ах, дурак я, дурак!» — подумал Митрий и, краснея от волнения, обратился к товарищам:
— Вот что, братцы... купить бы нам, что ли, чего... закусить? А?
— Купить-то купить, да купила, брат, нету! — спокойно отвечал ему первый мужик. — Вот что, друг ты мой любезный!
— У меня есть... — сказал Митрий и торопливо стал выворачивать из кармана кисет, где у него вместе с махоркой лежали все его капиталы.
Вот три пятака да семишник... да копейка еще...
Пока Митрий высыпал деньги на ладонь вместе с табаком, пересчитывал их, молчаливый мужик жадно следил за ним загоревшимися глазами, а его спутник конфузливо отвернулся в сторону, точно дело совсем его не касалось, — только глаза его часто-часто моргали.
— Восемнадцать копеек! — сказал молчаливый мужик, когда Митрий кончил считать, и весело захохотал. — Да ты, паря, богач! Эдак, выходит, не ты нас ограбишь-то, а мы тебя!..
— Ну,.будя болтать-то зря! — с неудовольствием сказал его товарищ.
Они пошли к базару. Теперь молчаливый мужик оживился и без умолку разговаривал; напротив, спутник его замолчал и все вздыхал да сморкался. Вот и базар. Но давешнего оживления уже не было, мужики с овощами разъехались, покупатели разошлись, только у бассейна еще сидели торговки и торговцы с огурцами, таранью, яйцами, мужики поили лошадей и переругивались, сборщик на храм гнусавым голосом просил у прохожих на построение храма. Полупьяная торговка с подбитым глазом и зловещей наружностью хриплым голосом пела песню:
Я мать свою зарезал, жену свою убил,
Сестрицу родную я в море утопил!..
