Альрауне. История одного живого существа - Эверс Ганс Гейнц (книги полностью .txt) 📗
– Но – ваше сиятельство! – тайный советник ухмыльнулся и слегка погладил ее по руке. – Передо мною вам, во всяком случае, стесняться нечего.
Она рассмеялась: «Конечно, конечно, нет. Ну, так вот – дайте мне, пожалуйста, кусочек лимона, мерси, положите прямо в чашку – ну, так вот, он сказал – нет, я не могу повторить…»
– Ваше сиятельство! – тоном легкого упрека заметил профессор.
– Тогда закройте глаза.
Тайный советник подумал: «Старая обезьяна!» Но все же закрыл глаза. «Ну?» – спросил он.
Она все еще жеманилась: «Я – я скажу по-французски».
– Ну – хоть по-французски! – воскликнул он с нетерпением.
Она сложила губы, нагнулась к нему и шепнула что-то на ухо.
Профессор откинулся немного назад, крепкие духи княгини были ему неприятны: «Так вот, значит, что он сказал!»
– Да, – и произнес это так, точно хотел сказать, что ему все безразлично. Мне в нем это понравилось.
– Еще бы, – согласился тайный советник. – Жаль только, что он не сказал этого – по-французски. Ну, а другое слово?
– Ах, оно было уж неинтересно. – Княгиня пила чай и ела кекс. – Второе слово испортило хорошее впечатление, которое он на меня произвел. Подумайте только, ваше превосходительство: когда палач взял его, он начал вдруг кричать, плакать, как ребенок.
– Ах, – воскликнул профессор. – Еще чашечку чаю, ваше сиятельство? Что же он закричал?
– Сначала он сопротивлялся молча, но изо всех сил, хотя руки были у него связаны за спиною. Помощники палача кинулись на него, а сам палач во фраке и белых перчатках стоял спокойно и только смотрел. Мне понравилось, как преступник стряхнул с себя троих молодцов, – они опять бросились на него, но он не давался. О, как это взволновало меня, ваше превосходительство!
– Могу себе представить, ваше сиятельство, – заметил он.
– А потом один из помощников палача подставил ему ногу и быстро поднял сзади за связанные руки. Он упал. И, наверное, понял, что сопротивление не приведет ни к чему, что его песенка спета. Быть может – он был пьян – а потом вдруг протрезвился. Да – и вдруг закричал… Тайный советник улыбнулся: «Что же он закричал? Не закрыть ли мне снова глаза?»
– Нет, вы можете спокойно открыть их. Он стал сразу каким-то робким, жалким, беспомощным и закричал: «Мама – мама – мама». Много раз. Наконец они поставили его на колени и впихнули голову в круглое отверстие доски.
– Так, значит, до последней минуты он звал свою мать? – переспросил тайный советник.
– Нет, – ответила она, – не до последней. Когда доска обхватила шею и голова показалась с другой стороны, он сразу вдруг замолчал, в нем что-то, наверное, произошло.
Профессор стал слушать со вниманием: «Вы хорошо видели его лицо, ваше сиятельство?»
Княгиня ответила: «Видела я превосходно, но что было с ним – я не знаю. Да ведь это продолжалось всего одно мгновение: палач посмотрел вокруг, все ли в порядке, а рука уже искала кнопку, чтобы опустить нож. Я увидела глаза убийцы, они были широко раскрыты в какой-то безумной страсти, увидела широко раскрытый рот и жадные, искаженные черты лица…»
Она замолчала. «Это все?» – спросил профессор.
– Да, потом нож упал, и голова скатилась в мешок, который держал тут же помощник. Дайте мне еще мармеладу. Раздался стук в дверь; вошел доктор Петерсен. В руках у него была длинная пробирка, тщательно закрытая и закутанная ватой.
– С добрым утром, ваше превосходительство! – сказал он. – С добрым утром, ваше сиятельство, вот-здесь все.
Княгиня вскочила с места: «Дайте мне посмотреть…»
Но тайный советник удержал ее: «Подождите, ваше сиятельство, вы еще успеете увидеть. Если ничего не имеете против, то мы немедленно приступим к работе. – Он обратился к ассистенту: – Я не знаю, нужно ли это, но на всякий случай позаботьтесь…» Его голос понизился, и он шепнул что-то на ухо доктору.
Тот кивнул: «Хорошо, ваше превосходительство, я сейчас же распоряжусь».
Они прошли по коридору и остановились в конце его перед №17.
– Она здесь, – сказал тайный советник и осторожно открыл дверь.
Комната была вся белая и сияла от яркого солнца. Девушка крепко спала на постели. Светлый луч сквозь решетку окна дрожал на полу, вползал по золотой лестнице, крался по белью, ласкал нежно ее щеки и зажигал ярким пламенем красные волосы. Губы были полураскрыты и шевелились – казалось, будто она тихо шепчет слова любви.
«Ей что-то снится, – заметил тайный советник, – наверное, князь!» Он положил свою большую холодную руку ей на плечо и встряхнул: «Проснитесь, Альма!» Она испуганно задрожала, приподнялась немного.
– Что? В чем дело? – пробормотала она в полусне. Потом узнала профессора и откинулась на подушку. – Оставьте меня!
– Бросьте, Альма, не делайте глупостей, – сказал тайный советник. – Все готово. Будьте же благоразумны и не мешайте нам.
Быстрым движением он сорвал с нее одеяло и бросил на пол. Глаза княгини широко раскрылись. «Очень хороша! – сказала она. – Девушка прекрасно сложена».
Но Альма спустила сорочку и закрылась, насколько могла, подушкой. «Прочь! прочь! – закричала она. – Не хочу».
Тайный советник кивнул ассистенту: «Давайте! Поторопитесь, нам нельзя терять времени». Доктор Петерсен быстро вышел из комнаты.
Княгиня села на постель и начала уговаривать девушку: «Малютка моя, не глупите, ведь вам совсем не будет больно». Она начала ласкать ее и своими толстыми пальцами, унизанными кольцами, стала гладить. Альма оттолкнула ее: «Что вам нужно? Уйдите, уйдите, я не хочу».
Но княгиня не отводила: «Я желаю тебе только добра, я подарю тебе кольцо и новое платье…»
– Не хочу я кольца, – закричала Альма, – не нужно мне платья. Пустите меня, оставьте меня в покое!
Тайный советник спокойно, с улыбкой открыл пробирку;
«Вас скоро оставят в покое и скоро отпустят. Пока вы должны исполнить взятое на себя обязательство. Вот и доктор. – Он обернулся к ассистенту, который вошел с хлороформом: – Давайте скорее!» Проститутка посмотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами. «Нет! – закричала она, – нет, нет». Она сделала движение, чтобы выскочить из постели и толкнула ассистента, который попытался ее удержать, толкнула обеими руками в грудь так, что он зашатался и едва не упал. Но княгиня бросилась на девушку и повалила ее огромным весом своего тела на постель. Обвила ее руками, впилась пальцами в тело и схватила зубами длинные красные волосы. Альма продолжала кричать, била ногами, но не могла подняться под этой невероятной тяжестью. Она почувствовала, как врач опустил ей на лицо маску и услышала, как он тихо считает: «Раз – два – три…» Она неистово закричала: «Нет, нет, не хочу! Не хочу! Ах – ах – я задыхаюсь…»
Крик ее замер и сменился жалким, еле слышным рыданием. «Мама – мама – мама…»
Две недели спустя проститутка Альма Рауне была арестована и посажена в тюрьму. Арест последовал на основании донесения его превосходительства действительного тайного советника тен-Бринкена, по подозрению в краже со взломом.
В первые дни профессор несколько раз осведомлялся у своего ассистента о той или другой вещи, которые у него пропадали. Пропало старинное кольцо с печатью – он снял его, когда мыл руки, и оставил на умывальнике; пропал и маленький кошелек, который, как он перкрасно помнит, оставался у него в палате. Он попросил доктора Петерсена последить за прислугой. В один прекрасный день из запертого ящика письменного стола ассистента исчезли золотые часы. Ящик был взломан. Но тщательный обыск клиники, произведенный тотчас же по просьбе самих же служащих, дал отрицательный результат.
– Это, наверное, кто-нибудь из пациенток, – заметил тайный советник и распорядился произвести обыск в палатах.
Но и тот не дал никаких результатов.
– Вы обыскали все палаты? – спросил Петерсена патрон.
– Все, ваше превосходительство! – ответил ассистент. – Кроме комнаты Альмы.
– Почему же вы там не посмотрели? – спросил опять профессор.
– Но, ваше превосходительство! – возразил доктор Петерсен. – Этого совершенно не может быть. Ее охраняют день и ночь. Она ни разу не выходила из палаты, и, кроме того, с тех пор как она знает, что наш опыт удался, она совершенно обезумела. Она кричит и вопит целыми днями, сводит нас всех с ума, – она думает только о том, как бы ей выйти отсюда и как бы устроить, чтобы разрушить наш план; кстати сказать, ваше превосходительство, я считаю абсолютно невозможным удержать ее здесь все время.
