Черный бор: Повести, статьи - Валуев Пётр Александрович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Доктора всегда и все запрещают. Это ради самих себя, из осторожности. Случись беда — они скажут, что домашние недоглядели и больного помимо их уходили.
— Печорин двадцать лет знает Алексея Петровича. Он его натуру знает. Алексей Петрович и в здоровом состоянии легко тревожится, и всякое беспокойство на него сильно действует.
Лицо протоиерея еще более нахмурилось. Он замолчал и, уставив на Варвару Матвеевну свои мутно-серые, с низко спущенными веками полузакрытые глаза, продолжал постукивать ложечкой о чайный стакан.
Варвару Матвеевну окончательно смутили молчание и неподвижный взгляд отца Поликарпа.
— Что же делать? — почти жалобно спросила она. — Батюшка Поликарп Борисович, наставьте, ради Бога.
— Коли ничего, то и ничего, — сказал отец Поликарп. — Пусть умирает так. Пусть попечителем вашей племянницы будет немец, лютеранин и аптекарь. Пусть выйдет она, с его помощью, из-под вашей опеки и власти. Пусть и выходит замуж, после того, за какого-нибудь немца и аптекаря. Моему сыну нетрудно будет найти себе другую невесту.
— Помилуйте, Поликарп Борисович, — сказала Варвара Матвеевна, — этого не будет, этого быть не может!
— Как не может? И почему — не может? — продолжал отец Поликарп. — На свое, что ли, влияние вы рассчитываете, Варвара Матвеевна? Вам не справиться ни с Крафтом, ни с его женой, ни с вашей племянницей. Они ее закабалили своими книгами и своей нежностью. Увидите, что будет, когда бедный ее отец ляжет в могилу.
— Бог милостив — он не ляжет в могилу…
— А я вам предсказываю, что ляжет. Эти болезни не спускают человеку в его летах. Я намедни видел, как ваш Печорин покачивал головой.
— Но в теперешнем положении Алексей Петрович во всяком случае не в состоянии что-либо сделать или переменить. Он и слаб, и раздражителен. Я раз попыталась с ним заговорить об этом предмете, и сама испугалась тому, что с ним тогда произошло.
— Вы заговорили о Крафте?
— Да.
— И упомянули о Буревиче?
— Конечно, упомянула. Я притом напомнила, какой он хороший, и влиятельный, и в делах опытный и знающий человек; но Алексей Петрович и слышать не хотел. Он сказал, что у Веры никаких трудных дел и не будет и что для нее никто не может заменить теплого сердца Клотильды Петровны, которая была другом ее матери, и добрых чувств самого Крафта. Потом, когда я стала несколько упорно защищать мое мнение, он заплакал, и с ним сделался как будто истерический припадок.
— Давно ли это было? — спросил отец Поликарп.
— Недели с две с лишком. Это было до возобновления горячки.
— Но теперь он несколько поправился?
— Да, теперь ему лучше.
Отец Поликарп снова замолчал. Он опустил в стакан свою ложечку и принялся расправлять бороду правой рукой вместо левой. Потом вдруг сказал:
— Варвара Матвеевна, я сам поговорю с Алексеем Петровичем. Подите спросите, могу ли я войти к нему?
— Как? Вы? — спросила Варвара Матвеевна, выпрямившись в своих креслах. — Да он не может принять вас. Он в постели; он слаб; я сама только на минуту вхожу к нему раз или два в день. Доктор запретил принимать чужих…
— Священник нигде не чужой, — сказал протяжно отец Поликарп. — Он не должен быть чужим. Доктор, верно, не упомянул о священнике и не запретил впускать священника. Спросите.
— Поликарп Борисович, право, нельзя тотчас, нельзя сегодня. Дайте его подготовить, предупредить…
— Будет хуже, Варвара Матвеевна, — сказал протоиерей, вставая. — Два волнения вместо одного, и притом вредное ожидание до второго. Я знаю, что делаю и почему делаю. Спросите.
Варвара Матвеевна также встала и, сделав шаг по направлению к двери, остановилась и еще раз сказала:
— Дайте хотя несколько подготовить, батюшка Поликарп Борисович. Я скажу, что вы были, осведомлялись, принимаете в нем живое участие, и прочее в этом роде. А завтра, если вы пожалуете, я и попрошу, чтобы он вас принял.
— Завтра… завтра я не могу быть. Впрочем, я вижу, что лучше махнуть рукой, да и только. Мне незачем вас упрашивать… Если вы не решаетесь, то и не решайтесь. Прощайте. Пусть вместо меня пожалует Крафт. Вы его впустите — или он и без спроса войдет?
Отец Поликарп в свою очередь сделал шаг по направлению к двери.
— Погодите, батюшка, Поликарп Борисович, — сказала умоляющим голосом растерявшаяся Варвара Матвеевна. — Дайте, ради Бога, с духом собраться, сообразить… Нечего делать. Я пойду спрошу, попытаюсь…
— Скажите ему, что молитвы и благословения церкви врачуют не менее, чем лекарства земных врачей, и что я, как служитель алтаря, желаю его видеть; но, конечно, его не утомлю. Несколько минут — и я с ним прощусь, но благословение ему оставлю; он человек набожный — это на него подействует.
Варвара Матвеевна вышла. Оставшись один, отец Поликарп стал медленно ходить по комнате.
— Борис! — проговорил он вполголоса. Ради тебя все это. Ради тебя кривлю душой. Бог простит. Он же вложил мне в сердце ту любовь к тебе, перед которой молчат другие чувства.
Прошло несколько минут. Варвара Матвеевна не возвращалась. Отец Поликарп начал беспокойно оглядываться на дверь. Наконец в ней показалась Варвара Матвеевна.
— Пожалуйте, Поликарп Борисович, — сказала она. — Он вас благодарит и просит, но только не в силах выдержать продолжительного разговора.
— Будьте спокойны, — сказал отец Поликарп. — Я долго не останусь.
Когда отец Поликарп и Варвара Матвеевна вошли в комнату больного, Вера стояла у изголовья постели и, наклонившись к отцу, вслушивалась в то, что он, по-видимому, торопливо ей говорил. Алексей Петрович сделал усилие, чтобы приподняться; Вера поддержала его, но усилие оказалось напрасным — он снова опустил голову на подушку и только протянул руку под благословение священника.
— Да благословит вас Господь, — сказал отец Поликарп, творя над рукою, по обычаю, крестное знамение. Потом он благословил подошедшую к нему Веру и, садясь у постели, продолжал пониженным голосом:
— Благодарю вас, Алексей Петрович, за то, что вы от моего благословения не уклонились. Как вам сегодня?
— Я очень слаб, батюшка, — отвечал Алексей Петрович, — очень слаб; впрочем, кажется, получше.
Отец Поликарп оглянулся на Варвару Матвеевну. Она что-то сказала на ухо Вере, и обе вышли в соседнюю комнату. Варвара Матвеевна затворила дверь, удостоверяя Веру, что отец Поликарп долго у больного не останется.
Но Варвара Матвеевна ошиблась, стараясь этим успокоить Веру. Минуты текли одна за другой. Отец Поликарп не выходил. По временам явственно слышался его возвышающийся голос, и редкие промежутки в звуках этого голоса свидетельствовали о том, что преимущественно отец Поликарп, а не Алексей Петрович продолжал разговор. Вера тревожно прислушивалась, подходила к двери, отходила от нее, возвращалась к ней и с возраставшим беспокойством смотрела на Варвару Матвеевну. Наконец, она решительно сказала.
— Тетушка, я войду. Папа просил меня о том, на случай, если бы Поликарп Борисович у него долго оставался.
— Погоди еще немного, — сказала Варвара Матвеевна, взяв Веру за руку. — Он сейчас выйдет. Я слышала, что он уже встал.
Действительно, послышались шаги. Дверь отворилась, и отец Поликарп вышел. Его брови были сдвинуты, на лице — краска. Он не взглянул на Веру, но знаком головы дал понять Варваре Матвеевне, что он желает, чтобы она за ним следовала, и прошел далее. Вера бросилась в комнату отца.
— Он меня замучил, — сказал Алексей Петрович дочери, когда она подошла к нему и, заботливо всматриваясь в его утомленное лицо, поцеловала его руку. — Дай мне отдохнуть глядя на тебя. Посиди у меня…
Вера села у постели. Учащенное дыхание больного постепенно стало тише и ровнее. Лицо прояснилось.
— Теперь мне хорошо, — сказал Алексей Петрович. — Ничто не болит, ничто не тревожит.
Он улыбнулся, и лицо бедной Веры в свою очередь посветлело.
— Что за надобность была ему так долго со мною беседовать? — продолжал Алексей Петрович, говоря с перерывами, то как будто призадумываясь над тем, что он сообщил дочери, то как будто переводя дух и отдыхая от усилия, с которым он изъяснялся… — Если дело было в благословении, то благословить было недолго… И почему он так не жалует Крафта? Должно быть, Варвара Матвеевна наговорила… Вообрази себе, что он принялся толковать о моем завещании и меня убеждать, что не следовало назначать тебе попечителем Карла Ивановича. Вместо его он предлагал Буревича. И человек хороший, говорил он, и член палаты. Для тебя это будто бы выгодно было… Положим, что Буревич человек недурной; но он совершенно чужой тебе, а Карл Иванович и Клотильда Петровна ближе и лучше иных родных… Варвара Матвеевна уже приставала ко мне с этим… Она и его, пожалуй, подбила… И как упорно он настаивал. Словно мне завтра умирать приходится и потому нужно поторопиться… И что за чепуху он городит на Крафта! И вера непригодна, и происхождение не русское, и то неладно, и другое. Наконец, я из себя вышел…
