Голландский воздухоплаватель - По Эдгар Аллан (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Что ж чрезвычайного в этом расстоянии? На земле путешествуем мы теперь по 60-ти миль в час, а со временем, может быть, достигнут и большей скорости. Но и с 60-ю милями в час нужен только 161 день, чтоб достигнуть до луны. А я имел причины думать, что мой полет будет гораздо быстрее 60-ти миль в час.
Второй пункт затруднений гораздо важнее. Мы знаем по барометру, что, возвышаясь от земли, мы в 1000 футах находимся только на высоте 1/30 части нашей атмосферы, окружающей земной шар. В 10 600 Футов мы уж на высоте 1/3 атмосферы, а в 18 000, то есть на высоте равной горе Котопакси, достигаем уж до половины ее.
Исчислено также, что на высоте 1/100 земного диаметра, то есть около 80 миль, воздух так редок, что животная жизнь не может там существовать, и что там никакие аппараты не могут уж открыть существования воздуха. Но все эти исчисления сделаны на земле и по механическим законам, царствующим на поверхности ее. Если говорят, что на некотором расстоянии от земли животная жизнь невозможна, то судят по аналогии законов, видимых на самой поверхности планеты. Но верны ли эти исчисления там, где законы давления и условия жизни вовсе другие? Гг. Ге-Люссак и Био поднимались на высоту 25 000 футов. Это еще очень-мало в сравнении с 80-ю милями нашей атмосферы. Мои суждения и предположения совершенно были не согласны с общепринятыми.
Если аэростат достигнет какой-нибудь данной высоты, то количество воздуха, пройденного им во весь период восхождения, беспрестанно уменьшается. Ясно, следственно, что, продолжая подниматься на какую угодно высоту, никогда нельзя достигнуть до таких пределов, где бы не было атмосферического воздуха. Он должен существовать, хотя и в весьма разреженном виде.
Есть и другие доказательства существования этого воздуха в высших небесных пространствах. Если сравнить периоды возвращения кометы Энке с ее перигелием, оказывается, что орбита ее всякий раз уменьшается, то есть большая ось эллипсиса ее делается короче. Это сокращение медленно, но правильно; оно происходит оттого, что комета встречает в поступательном движении сопротивления от окружающего ее повсюду эфира. Этот эфир, замедляя движение кометы, ослабляет ее центробежную силу и увеличивает центростремительную, то есть сила притяжения солнца более и более действует на комету, которая, при всяком обращении, сближается с солнцем.
Явление, известное под именем зодиакального света, тоже заслуживает особенного внимания в этом отношении. Между тропиками свет этот так ясно заметен, что его нельзя смешать ни с каким другим. Он косвенно поднимается над горизонтом по направлению солнечного экватора. Этот свет должен, по мнению моему, происходить от разреженной атмосферы, простирающейся от солнца за орбиту Венеры, и, вероятно, гораздо дальше. Нет никакой причины думать, чтоб упругий воздух существовал только по пути кометы Энке, или поблизости солнца; напротив, он должен быть разлит по всему пространству нашей солнечной системы, а в сгущенном виде окружать планеты с их спутниками, сообразно с свойством каждого небесного тела.
Я рассудил поэтому, что если во время своего путешествия найду везде воздух, хотя и редкий, но все того же самого свойства, как на земле, то легко могу, посредством остроумного аппарата Гримма, сгущать этот воздух в количестве достаточном для дыхания. Этим отвращал я главное затруднение путешествия на луну. Оставался вопрос о скорости полета и, следственно, о продолжительности путешествия.
Известно, что аэростаты поднимаются от земли сперва довольно медленно. А как сила, поднимающая их, состоит единственно в относительной легкости газа, наполняющего шар, сравнительно с окружающею его атмосферою, то с первого взгляда и непонятно: почему аэростаты, достигая слоя редкого воздуха, начинают подниматься скорее. По всем законам физики, должны были происходить совершенно противоположные явления, даже по причине потери газа, улетающего сквозь худо лакированную ткань. Но дело в том, что, по мере того, как расширяется и разрежается атмосферический воздух, то же самое делается и с газом в шаре, увеличивающимся в своем объеме и силе. А как газ, мною приготовленный всегда должен быть легче, нежели всякий воздух из кислорода и азота, то я и был уверен, что „ни в каком месте моего восхождения я не достигну такой точки, чтоб вес моего шара и содержащегося в нем газа равнялся весу вытесненного им воздуха“. Только это одно и могло бы остановить мое путешествие. Но, предположив даже, что я достигну до такой точки, у меня было на 300 фунтов балласта, который я мог выбросить. А как сила притяжения земли должна беспрестанно уменьшаться пропорционально квадратам расстояний, то я и должен был наконец достигнуть до точки, где притяжение земли заменится уж притяжением луны.
Еще одно затруднение останавливало меня. Замечено было при всех воздушных путешествиях, что, по мере возвышения шара, человек чувствует, кроме затруднения в процессе дыхания, всеобщий упадок сил, ежеминутно усиливающийся. Можно было опасаться, что, упорствуя переносить это ослабление, я мог умереть, не принеся никакой пользы науке. Но, после долговременного размышления, я убедился, что опасения мои неосновательны. Расстройство организма происходит от прогрессивного уменьшения давления на наше тело воздушного столба, к которому мы привыкли на земле. Это уменьшение давления расширяет наши верхние кровяные сосуды, но в самом организме незаметно никаких изменений, как при затруднении в дыхательном процессе, которое происходит оттого, что состав воздуха химически недостаточен для нормального возобновления крови на поверхности лёгких. А как посредством аппарата Гримма мог я составлять себе воздух для дыхания, то и уверен был, что расстройство, происходящее от уменьшения давления воздушного столба, совершенно-временное и само собою прекратится. Притом же я надеялся на силы молодости и крепкой организации.
Изложив все эти суждения, буду теперь продолжать описывать свое путешествие.
Я сказал уж, что достиг до высоты трех миль и трех четвертей. Бросив из лодочки горсть пуха, я увидел, что поднимаюсь вверх довольно быстро и что, следственно, ненужно выбрасывать балласта. Я еще не чувствовал никакого болезненного припадка и дышал совершенно свободно.
Я взял с собою кошку и двух голубей. И те были очень спокойны. Седьмого двадцать минут барометр показывал высоту в 26 400 футов, или около пяти миль. Горизонт казался необозримым. Впрочем, математическое исчисление могло показать пространство земли, которую я мог видеть. Выпуклая поверхность сферического сегмента содержится к поверхности всей сферы, как синус-версус сегмента к диаметру шара. А как теперь синус-версус, то есть толстота сегмента подо мною равнялась почти высоте, то и видимое мною пространство представляло пропорцию пяти миль к 8000, то есть это была 1/1000 часть земного шара.
Море казалось сверху гладко, как стекло, хотя в телескоп я и видел, что оно сильно волновалось. Я начинал чувствовать головную боль и в особенности около ушей; но дышал все еще свободно. Кошка и голуби были тоже совершенно здоровы.
Три четверти седьмого шар вошел в большое и густое облако, которого туман совершенно промочил меня. Эта встреча была совершенно неожиданна: я никак не полагал, чтоб облака могли держаться на такой высоте. Я выбросил десять фунтов балласта, чтоб поскорее выбраться из этой сырости; и, действительно, заметил, что гораздо скорее начал подниматься.
Не прошло и нескольких секунд, как я вышел из облака, вдруг сильная молния осветила его с одного края до другого. Волосы стали у меня дыбом от страха. Если б я пробыл еще одно мгновение в облаке, и шар мой, и я были бы истреблены. Вот случаи, которых аэронавты должны более всего остерегаться и которых нельзя предупредить. Впрочем, с этой минуты мне уж нечего было бояться молний: я был выше всех облаков.
В семь часов барометр показывал девять с половиною миль высоты. Дыхание мое становилось ежеминутно труднее. В голове чувствовал я сильную боль, из ушей потекла кровь. Коснувшись рукою до глаз, я почувствовал, что они сильно выдались вперед: я обратил взгляды на окружающие меня предметы в лодочке и заметил, что зрение мое представляет их в совершенно других формах. Растерявшись от страха, выбросил я из лодки еще пятнадцать фунтов балласта и еще быстрее полетел вверх.
