История одной судьбы - Овалов Лев Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗

— Садитесь, товарищ Гончарова, — пригласил Поспелов.

Он был строг, важен, официален, от давешней нерешительности не осталось следа.

— Вы что ж это самоуправничаете, товарищ Гончарова?

— Я не самоуправничаю, Василий Кузьмич.

— Ключи забрали… — Он не знал, что еще сказать. — Вот правление обсудило вопрос. Решили поддержать. Сдать дополнительно…

Он не сказал, что сдать и сколько, все-таки ему тоже было не по себе.

— Товарищи, это же невозможно, — сказала Анна. — Вы сами понимаете.

— Мы не можем подвести район, — сказал Поспелов.

— Можем, — сказала Анна. — Это неправильная постановка вопроса. Надо хоть немного, да заглянуть вперед. Мы разоружаем себя…

— А мы и боремся за разоружение, — пошутил Кучеров.

— Не за такое, когда обстоятельства могут подмять нас, — быстро возразила Анна. — Товарищи, ведь я тоже была на войне. Я видела, что значит остаться без оружия…

— Ну, это неподходящее сравнение, — заметил Донцов. — Наоборот, мы, так сказать, подкрепим атаку…

— Или поможем прикрыть плохую работу.

— Вы это в районе скажите.

— И скажу.

— Короче, короче, — сказал Поспелов. — Райком предлагает сдать еще четыреста центнеров. Весной районные организации все равно будут обращаться в область за семенным материалом, нам возместят в первую очередь…

— Товарищи, мы же разденем колхоз! — опять вступилась за семена Анна.

— Так как, товарищи, — оборвал ее Поспелов, — возражениев нет?

— Нет, есть! — сказала Анна. — Переносите вопрос на общее собрание.

— Да ты в уме, Анна Андреевна? — рассердился Поспелов. — На что еще общее собрание?

— И пусть из райкома приедут. Там мы откровенно поговорим…

Гончарова сбила настроение, люди колебались, во всяком случае, никто не хотел взять на себя ответственность за продажу семян.

— А ведь правда, — подлил масла в огонь Донцов. — Почему не поговорить с людьми?

— Ну, ладно, — сказал Поспелов. — Утро вечера мудренее. Позвоню утром в район, посоветуюсь.

XVIII

В окно неистово застучали — стекло задребезжало, вот-вот выскочит.

Алексей отдернул занавеску.

— Тебя, — позвал он жену.

Под окном стояла Аленка, младшая дочь Поспелова.

Анна распахнула окно.

— Что тебе, Аленушка?

— Папка наказал… Собираться… В район поедете. Заедет за вами…

Она выполнила поручение — и только пятки засверкали.

— Ну чего там? — недовольно спросил Алексей.

— В район с Василием Кузьмичом еду.

— Цапаешься ты все…

Должно быть, Алексей что-то слышал о вчерашней стычке. Он не любил спорить с женой — переспорить ее никогда не удавалось — и осуждал ее манеру «жить шумно», как он выражался. «Жила бы потише, — говорил он, — и почета больше, и здоровья».

Анна наскоро оделась, позавтракать не успела. Легковушка с Василием Кузьмичом подкатила к крыльцу, и водитель с ходу просигналил тревогу.

Василий Кузьмич очень гордился своей легковушкой, хотя только слава шла, что колхоз имеет легковую машину. На самом деле это был старый трофейный «виллис», еще в начале войны отбитый партизанами у немцев и каким-то случаем приблудившийся в Мазилове.

— Мы куда, Василий Кузьмич? — осведомилась Анна.

— В райком, — коротко ответил он и замолчал снова.

Они так и промолчали всю дорогу.

Анна еще ни разу не бывала в райкоме, и было чуточку обидно, что впервые попадает она туда как бы вроде подсудимой.

Поспелов остановился перед одной из дверей. «Приемная РК КПСС». Вошли. Диван, стулья. Две двери, направо и налево, обитые черным дерматином. Ковровая дорожка. За столом миловидная женщина с вопрошающими глазами.

Она укоризненно взглянула на Поспелова:

— Он вас с утра ждет…

— Спешили, Вера Михайловна!

— Пойду доложу.

«Первый секретарь Сурожского РК КПСС И.С.Тарабрин», — прочла Анна на двери.

Женщина вскоре вернулась.

— Проходите.

Тарабрин секретарствовал в Суроже четвертый год, район свыкся с ним, а он свыкся с районом. Анна с некоторым даже трепетом вошла в его кабинет — с людьми такого положения ей еще не приходилось общаться.

— Товарищ Гончарова? Здравствуйте. Познакомимся. Садитесь.

Тарабрин был прост, приветлив, доступен. Слова выговаривал негромко и четко. От него веяло спокойствием, военной аккуратностью.

— Здравствуйте, Василий Кузьмич, — поздоровался он и с Поспеловым. — Садитесь.

Первое впечатление от него было хорошим.

— Ну, что вы там? — снисходительно спросил он Анну. — Василий Кузьмич звонил мне. Рассказывайте.

Он сел поплотнее в кресло, давая понять, что не торопится и готов внимательно выслушать свою собеседницу.

Анна собралась с духом, ей не хотелось, чтобы Василий Кузьмич вмешивался в разговор.

— Мы продали, что нам полагалось. Выдали на трудодень. Не так уж много, но выдали, и засыпали семенной фонд. А теперь опять предлагают продавать. Но у нас, кроме семенного фонда, ничего нет. По-моему, это преступление, товарищ Тарабрин. Конечно, я понимаю, весной нам возместят, но зачем создавать в колхозе нервную обстановку? Для чего вытягивать за чужой счет отстающих? Не могут отдельные хозяйства тащить на своей шее весь район…

Тарабрин с любопытством разглядывал Анну. С ним редко разговаривали так прямодушно и бесхитростно. «Но и так по-детски», — подумал он и простил за это Анне ее упрямство. «Детское упрямство», — ответил он про себя, не высказывая, конечно, вслух этих мыслей.

— Вы правы, — мягко сказал Тарабрин. — И не правы… Может быть, правы с позиций колхоза. Были бы правы, если бы мы жили в обществе, где конкуренция и эгоизм определяют общественные отношения. Но мы живем при социализме, у нас иные критерии. Один за всех, и все за одного. Разве государство потерпит, чтобы пустовала земля, чтобы кто-то лишился результатов своего труда? У нас общность интересов. Разве возможно — за одну бригаду вы отчитаетесь, а за другую нет? Вы представляете колхоз в целом. И мы тоже не можем, так сказать, предстать перед областью в двух лицах. Не можем делить колхозы на чистых и нечистых. В свою очередь, область не может делить районы на плохие и хорошие. У области тоже одно лицо. Вы улавливаете связь? Колхоз — район — область… Так создается престиж государства! Сегодня ваш сосед выполнит план с вашей помощью, а завтра он поможет вам. В конце концов у нас общий закром. Государственный!

Анне нечего возразить, и все-таки она не согласна.

— Поняла? — вдруг спросил ее Василий Кузьмич и осуждающе добавил: — А она — общее собрание!

— А почему не объяснить это всем колхозникам? — возразила Анна. — Один общий государственный закром.

— Потому что далеко еще не все колхозники мыслят государственными категориями, — объяснил Тарабрин. — Слышали о демократическом централизме? Кое-что снизу, но не все снизу…

Анна не вполне уловила мысль Тарабрина. В свое время она сдавала в техникуме зачет по истории партии, но не считала себя хорошо подкованной в политике.

— Вы поняли меня? — пытливо спросил ее Тарабрин.

Анна чувствовала себя бесконечно слабой.

— Но я не могу…

— А вам и нечего мочь, — холодно произнес Тарабрин. — Сидите и молчите. Вообще, это дело не ваше, а правления и товарища Поспелова…

— Мы все-таки соберем собрание, — тихо сказала Анна. — Колхозники не пойдут против…

— Вы что — хотите скомпрометировать райком? — задал ей Тарабрин вопрос. — Не следует волновать людей.

— Следует, — сказала Анна.

— А вы, оказывается, любите дешевый авторитет, — сказал тогда Тарабрин. — Но мы вас не поддержим. Так вы легко можете очутиться вне партии.

Анна хотела что-то сказать, но Тарабрин перешел в ту неотразимую атаку, которая неизменно приносила успех во всех спорах.

Со сдержанной улыбкой он поглядел на Поспелова.

— Помнишь, Василий Кузьмич?

На этот раз Поспелов не ответил, хотя отлично помнил, сколько раз Тарабрин в тяжелые минуты угрожал ему потерею партбилета.