Бродяги Севера (сборник) - Кервуд Джеймс Оливер (электронная книга txt) 📗
Насмешливая улыбка все еще дрожала у нее на губах, но вдруг выражение ее глаз сразу потеплело.
– Известно ли вам, – задала она ему вопрос, – что по нашим древним, священным северным законам вы принадлежите мне?
– Да, я слышал о таких законах, – ответил он. – Сто лет тому назад я действительно был бы вашим рабом. Если они действуют и поныне, то я от этого только счастлив.
– Теперь вы понимаете, в чем дело, Джимс? По всей вероятности, вам не пришлось бы существовать. Я полагаю, что вас все-таки повесили бы. И вот я спасла вашу жизнь. Поэтому ваша жизнь принадлежит теперь мне, и я настаиваю на действии такого закона. Вы – моя собственность, и я могу делать с вами что хочу, пока не отправлю вас по реке на Север. И вы сегодня не убежите. Вам все равно придется ждать каравана Лазелля.
– Лазелля? Жана Лазелля?
– Да. Вы с ним знакомы? – спросила она. – Вот почему вы должны здесь ожидать. Мы уже отлично и заблаговременно устроили все. Когда будет проходить мимо нас на Север караван Лазелля, то вы отправитесь с ним. Об этом не узнает ни одна душа. Здесь вы будете находиться в полной безопасности. Никто не догадается, что вы живете в доме самого инспектора Кедсти.
– Но вы, Маретта?..
Он вдруг спохватился, вспомнив, что она запретила ему расспрашивать ее.
Маретта слегка пожала плечами и кивнула головой.
– Здесь довольно сносно, – сказала она. – Я здесь живу уже несколько недель, и со мною ничего не случилось. Я в полной безопасности. Инспектор Кедсти с той самой поры, как ваш краснолицый друг О’Коннор наткнулся на меня в тополиной аллее, не смеет показать сюда и носа. Он не осмеливается даже ступить и на лестницу. Это – демаркационная линия. Я вижу, что вы уже удивлены. Вы уже задаете себе массу вопросов. Ну что ж, в добрый час, месье Джимс! А я…
Что-то жалостное прозвучало вдруг в ее голосе, и она повалилась в громадное кресло с высокой спинкой, которое так любил Кедсти. У нее был усталый вид, и Кенту казалось, что она вот-вот заплачет. Ее пальцы нервно теребили кружево, свешивавшееся с рукава, и больше чем когда-нибудь он убедился в том, как она была беспомощна и слаба и как в то же время была храбра и непобедима. В ней что-то кипело подобно огню. Вспышки этой силы в ней угасали, как если бы в ней погас и сам огонь; но когда она подняла голову и посмотрела на него снизу из своего громадного кресла, то в ее тоскливом, чисто детском взгляде он снова увидел этот огонь. И снова она перестала быть женщиной. В ее широко открытых, удивительно синих глазах снова засветилась душа ребенка. Два раза и раньше он видел это чудо, и оно захватило его и теперь, как в первый раз, когда она стояла перед ним в лазарете у Кардигана, прижавшись спиной к двери. Но как она изменилась тогда, так изменилась и теперь, не моментально, а постепенно, и вновь между ними встала непреодолимая пропасть. Беспокойство еще жило в ней; и все-таки она была от него так же далека, как солнце.
– Я хотела бы ответить на все ваши вопросы, – начала она низким, усталым голосом. – Мне хотелось бы, чтобы вы знали все, потому что я… я полагаюсь на вашу порядочность, Джимс. Но я не могу… Это невозможно… Это выше моих сил. И если бы я сделала это… – Она безнадежно махнула рукой. – Если бы я рассказала вам все, я тотчас же разонравилась бы вам. А мне хотелось бы, чтобы я вам нравилась, хотя бы до тех пор, пока вы не уедете отсюда с караваном Лазелля.
– Ну а если я действительно туда отправлюсь, – задал он ей вопрос, – то найду ли эту вашу Долину Молчаливых Призраков? Примет ли она меня к себе на всю мою жизнь?
И он с радостью увидел, как весело вдруг засветились ее глаза. Она даже и не пыталась скрывать своего удовольствия. Ей понравилось его решение. Это подтвердили выражение ее глаз и улыбка.
– Я рада, Джимс, что вы наконец приняли такое решение, – ответила она. – И думаю, что в свое время вы найдете эту долину, потому что…
Ее упорный взгляд заставил его почувствовать себя более безнадежно, чем если бы он был ее рабом. Точно она забыла, что и он тоже живой человек с чувствами, волей и характером, и старалась заглянуть ему в самое сердце, чтобы увидеть то, что было в нем еще до разговора с нею.
А затем, все еще теребя кружево пальцами, она продолжала:
– Вы ее найдете, это вполне возможно, потому что вы не такой человек, чтобы скоро сдаться. А хотите знать, почему я пришла к вам, когда вы лежали у доктора Кардигана? Прежде всего я сгорала от любопытства. Как и почему именно я заинтересовалась судьбой того человека, которого вы освободили, – это вас не касается. Я также не могу сообщить вам, по какой именно причине я появилась в этих местах. Не скажу ни слова и о Кедсти. Возможно, что в свое время вы все это узнаете. Но тогда уже я нравиться вам больше не буду. Целых четыре года я влачила одинокую жизнь. Это было ужасно. Еще немного – и я бы умерла. А затем случилось то, что привело меня сюда. Можете вы догадаться, где все это происходило?
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, – ответил он.
– В Монреале, в этом городе, который многим так нравится…
– Вы там учились?
– Да. В институте Villа-Маriа. Я попала туда поздно, когда мне было уже шестнадцать лет. Там ко мне относились хорошо. Пожалуй, даже любили меня. Но каждый вечер я твердила только одну молитву, я молилась только об одном. Ведь вы знаете, что представляют для нас, северян, наши три реки: Атабаска – это наша бабушка. Невольничья – наша мать, Макензи – ее дочь. И над всеми ими царит наша богиня Ниска в образе Серой Гусыни. Я молилась только о том, как бы поскорее вернуться к ним обратно. В Монреале всегда так шумно, всюду народ, тысячи и десятки тысяч людей, их так много, что я сразу же почувствовала себя в полном одиночестве, заболела душой и собиралась обратно. Потому что во мне, Джимс, течет кровь Серой Гусыни. Я люблю леса. Богиня Ниска ведь не живет в Монреале. Там не восходит ее солнце. Там нет такой луны, как у нас. Тамошние ветры не умеют напевать наших историй. Даже воздух совсем другой. Люди смотрят на вас как-то иначе. Там, за тремя реками, я всегда любила людей. В Монреале же я научилась их ненавидеть. А потом все это случилось, и я принуждена была приехать сюда. Пришлось увидеться с вами, потому что…
Она хрустнула пальцами.
– Потому что, – продолжала она, – после этих четырех ужасных лет вы были первым человеком, который вел громадную, красивую, самоотверженную игру до конца. Не спрашивайте, как я это узнала. Не допытывайтесь у меня ни о чем. Мне стало известно, что вы не умрете, что вы останетесь в живых. Мне об этом сказал Кедсти. И когда я разговаривала тогда с вами, то мне было уже известно, что вы затеяли громадную игру, и я решила вам помочь. Все это я говорю вам для того, чтобы вы убедились, что я верю вам, и, конечно, вы не должны разочаровывать меня в этом моем доверии. Вы не должны требовать от меня, чтобы я раскрыла перед вами все мои карты. Вам все еще необходимо продолжать свою игру. Я веду свою, а вы продолжайте свою. А чтобы сыграть ее до конца, вы должны уехать отсюда с караваном Лазелля и оставить меня с Кедсти одну. Вы должны забыть обо всем, что здесь произошло. Вам придется оставаться равнодушным и ко всему тому, что может еще произойти впереди. Все равно вы не сможете мне помочь. Вы только причините мне страдание. И если когда-нибудь со временем вам удастся найти Долину Молчаливых Призраков, то, разумеется…
От нетерпеливого ожидания его сердце забилось, точно молот.
– Вы найдете меня там! – закончила она таким упавшим голосом, что он был похож скорее на шепот.
Она устремила взгляд куда-то далеко, но не в его направлении. Затем улыбнулась, и тоже не ему, а чему-то другому и как-то полубезнадежно.
– Мне будет жаль, если вы не проберетесь туда, – сказала она и посмотрела на него глазами, похожими на голубые цветки. – Вы знаете, что за Форт-Симпсоном, если пройти между двух Наганни в западном направлении, будет Великая Серная страна?
– Да. Это там, где погибли Кильбан со своей партией? Индейцы называют ее Проклятой страной. Вы имеете в виду ее?
